– Понял, – лениво процедил Ефимов и неторопливо зашагал вслед за убежавшим посыльным. Всю дорогу он гадал, зачем мог понадобиться вездесущему подполковнику Михееву. Но так и не пришел к приемлемому решению. И действительно, зачем? Разноса он не ждал. Их пути пару раз пересекались в боевой обстановке, и замкомандира относился к Ефимову поистине с отеческой добротой и подлинным уважением. Тем более было непонятно, зачем он ему понадобился, да еще в такую рань…

– Товарищ подполковник, прапорщик…

Михеев нетерпеливо махнул рукой, прерывая браво рапортующего Ефимова.

– Колесная техника пойдет своим ходом, а мы – по железке. Берешь бээрэмку, к ней на прицеп – БТР. И поторопись, через полчаса выезд колонны. Вперед!

– Есть, – козырнул Ефимов и, развернувшись, двинулся в направлении машин своего батальона.

Через несколько часов техника добралась на станцию.

– Когда-нибудь на эшелон технику грузил? – спросил замкомандира полка спрыгнувшего с брони Ефимова.

– Нет, товарищ полковник. – Теоретически прапорщик знал, как это делается, и мог бы обойтись без подсказок, но врать не собирался.

– Короче, смотришь на броню, делаешь так, так… – Полковник показал руками, как следует командовать водителям въезжающей на платформу техники.

– Понял, – Ефимов встал перед развернувшейся бээрэмкой и, жестикулируя руками, начал пятиться по платформам железнодорожного эшелона.

Наконец погрузка была закончена, техника закреплена и состав тронулся.

В вагоне, предназначенном для бывших интернационалистов, царил холод. О пище не было и речи. Родина-мать в лице больших-больших командиров-начальников на радостях забыла о такой мелочи, как тепло и питание для личного состава.

К вечеру третьих суток эшелон прибыл к конечному пункту. Разгрузка прошла на удивление быстро. Проголодавшиеся воины торопились добраться на базу. К сожалению, у Ефимова появилось подозрение, что там их тоже не ждут.

Уже ночью колонна выбралась к душанбинским окраинам. Не раздумывая, подполковник решил двигаться через город, и, громыхающая траками, завывающая моторами «ниточка» рванула через центр города.

Только въехав на ее улицы, Ефимов окончательно осознал, что он дома: со всех сторон, из всех домов, на всех улицах радостно шумели приветствующие их люди. Они размахивали руками, бросали непонятно откуда взятые посреди февральской ночи цветы, просто приветливо улыбались. Ощущение дома, счастья, переполняли ликующую душу боевого прапора.

Они уже проехали большую часть города, когда крепкий глаз Ефимова выделил из толпы двух спешивших к дороге молодых таджиков. В руках они держали большой картонный ящик. Ехавший впереди БТР, несмотря на красноречивые жесты бегущих, не стал сбавлять скорости и гордо прокатил мимо.

– Стой, – скомандовал Ефимов, и водитель бээрэмки, привыкший выполнять его приказы, вдавил педаль тормоза. Тянувшаяся на тросу «семидесятка» едва не въехала в зад боевой машины, но вожделенный ящик уже приземлился на броню, и бээрэмка покатила дальше.

– Спасибо! – еще не зная за что, поблагодарил прапорщик и приветливо помахал рукой. А два радостно улыбающихся парня уже скрывались за поворотом дороги. В этот момент встречный ветерок принес запах съестного. Боясь спугнуть удачу, Ефимов осторожно приподнял один край коробки, и его ноздрей коснулся умопомрачительный запах жареной курятины. Он раскрыл коробку и не разочаровался – она была доверху набита вкуснятиной. Цыплята табака чередовались с пирожками, а пирожки с цыплятами…

– Вот тогда мы оторвались. – Ефимов улыбался своим воспоминаниям. – Я помню это так, как будто все было только вчера. Но дело не в еде, не в этих пирожках и курицах. Дело в другом. Прошло уже сколько лет, а я до сих чувствую радость и гордость, что наполняла меня в ту далекую февральскую ночь. В тот момент мы и те парни, да и, наверное, все жители Душанбе чувствовали себя единым народом! – Он с сожалением вздохнул, словно досадуя о невозможности что-либо вернуть, и продолжил: – А если говорить о еде, то в принципе человек может обходиться без пищи до двух месяцев. Но только при условии наличия воды. Так что не спешите есть собак и кошек, нужда заставит – съедите. Изучайте лучше флору и фауну районов предстоящего забазирования, способы бесшумной ловли птиц и животных.

– Да мы изучали. – Кислицын палочкой закатил высыпавшийся из кострища и зашипевший на мокрой от стаявшего снега земле уголек.

Сергей хотел добавить что-то еще, но затем взглянул на часы и улыбнулся:

– Все, заканчиваем болтать. С этого момента отдыхающие отдыхают, охранение бдит. Костер жжем, но лясы не точим. Одним словом, война…

Первая группа появилась к пятнадцати часам. Когда ее заметили наблюдатели Ефимова, она как раз начала пересекать ручей. Шла неспешно, настороженно. Головной дозор – на удалении ста пятидесяти метров от ядра, мелькающего белыми маскхалатами на фоне темных стволов деревьев. Сергей мысленно прикинул расстояние: по всему получалось, что от головняка его отделяет не больше четырехсот метров. Открыть огонь можно, но его эффективность оказалась бы низкой. К тому же в задачу комендантского взвода это не входило, цель была скорее противоположной: скрывать свое присутствие. Пока он так размышлял, группа (а это, похоже, двигалась группа старшего лейтенанта Смирнова) благополучно перешла ручей и «параллельным курсом» протопала мимо.

– Чь, командир. – Из-за сучковатого бревна выглянуло сосредоточенно-серьезное лицо Кислицына.

– Что там? – Вопросительно вскинув подбородок, Ефимов поднялся и, осторожно ступая, направился в сторону сержанта.

– Прямо на нас. – Алексей вытянул руку. Палец руки, одетой в белую перчатку, ткнул в северо-западном направлении.

– Понял. Вижу. – Одного быстро брошенного взгляда прапорщику хватило, чтобы заметить среди деревьев бредущую в их направлении группу.

– Прямо на нас. – Кислицын потянулся к предохранителю.

– Разворачивай группу, – не дал ему завершить начатое Ефимов.

Сержант кивнул и, оттянувшись в глубь лагеря, подал сигнал к отражению атаки.

Через десяток секунд вся база пришла в движение. Сергей все ждал, что вот-вот их обнаружат: услышат, как перемещаются по позиции бойцы «противника», или заметят поднимающийся над взгорком дым, но головной дозор пока еще неизвестной группы как ни в чем не бывало продолжал свое движение вперед.

– Т-с-с-с, – приложив палец к губам, скомандовал прапорщик и тут же ткнул им в предохранитель. Старшие троек его поняли. Сергей ожидал услышать щелчки, но все было сделано тихо. Удовлетворенно кивнув, он оттянул предохранитель и плавно опустил его вниз.

Меж тем группа (как оказалось, старшего лейтенанта Остапенко) подходила все ближе. Ефимов все ждал, что их обнаружат, вот сейчас… вот… Но шедший во главе головного дозора рядовой Синцов лишь обвел взглядом нагромождение поваленных деревьев и, огибая их, повел группу дальше. Грохнувшая у него из-под ног спаренная очередь двух автоматов оказалась столь неожиданной, что Синцов буквально подлетел и, заваливаясь на спину, шлепнулся в снег. Со стороны могло показаться, будто в него и впрямь ударили и отшвырнули в сторону вылетевшие из стволов пули. Головняк был «уничтожен» в одно мгновение. Загрохотавший на левом фланге пулемет Никанорова не оставил никаких шансов ядру, жалкие потрепанные остатки группы попытались оказать вялое сопротивление, но были вынуждены (под давлением посредника) признать свое поражение.

Но теперь местоположение «банды» было раскрыто, и начался штурм. Именно штурм, налета уже не получалось. Следующей попытала счастье группа старшего лейтенанта Хромова, но тоже неудачно. Капитан Свиридов и лейтенант Простов попытались схитрить: пока Простов изображал подготовку к началу атаки, Свиридов ударил во фланг. Но и их попытка оказалась безрезультатной. Остальные группники тихо матерились в эфире, обдумывая меж собой планы захвата «вражеской базы».

– Кедр – Лесу, Кедр – Лесу, – вызывая командный пункт, настойчиво заработал в эфире радист группы лейтенанта Полесьева.

– Кедр на приеме. – Сергей, конечно, мог ошибиться, но он был уверен, что это голос самого комбата.

– Кедр, по координатам Х… Y… обнаружена база противника. – Сергей невольно взглянул на карту: вне сомнений, координаты были правильными. – Прошу артиллерийской поддержки.

На том конце связи повисло кратковременное молчание, затем в наушниках раздался усталый голос командира отряда:

– База уничтожена. – Услышав это, Сергей не слишком удивился. Когда Полесьев начал запрашивать центр, Ефимов уже понял, что тот собирается делать. А догадавшись, вынужденно признал, что укрыться ему и его подчиненным негде. Так что вполне спокойно воспринял свое поражение и слегка порадовался за командира 2-й группы: растет лейтенант, растет…

– Всем выдвигаться в район первого КПП. Как поняли? Прием. – Эту команду передавал уже дежурный радист.

Ефимов мысленно представил, как комбат, послушав радиста, передающего отданную команду, встал из-за стола и, неторопливо выйдя из помещения ЦБУ, направился к своему кабинету. Сергей и подполковник были одногодками, но в Трясунове уже ощущалась какая-то потаенная, глубинная усталость, заставляющая его чувствовать себя гораздо старше своего возраста. И на его лице почти постоянно читалась непонятная грусть. Возможно, это был весенний авитаминоз; а возможно, бремя ответственности за чужие судьбы и жизни почему-то именно в этот год стало для него непереносимым…

Учения закончились, и сразу же после них сержант Кислицын вернулся в разведгруппу – все-таки оставить родного брата в одиночестве он не смог.

Медкомиссия в госпитале больше всего напоминала Ефимову цирк с иллюзионистом, когда все понимают, что их дурят, но только хлопают в ладоши и улыбаются. Так и здесь. Врачи, проверяющие здоровье уезжающих в командировку, разве что не хватались за голову: по их меркам половину пришедших на медосмотр офицеров и прапорщиков не только отправлять в специальную командировку, но и отпускать из госпиталя без углубленного обследования было нельзя. И дело было не только в замполите капитане Бурмистрове, у которого вместо правой руки оказался хорошо изготовленный протез. Почти у каждого второго пришедшего на медосмотр находили какую-нибудь болячку. Конечно, больше всех отличился майор Пташек со своим подскочившим до ста восьмидесяти давлением. А дальше все шли ровно: старший лейтенант Водопьянов, кроме легкой хромоты, еще и недослышал на левое ухо, у лейтенанта Простова обнаружилось варикозное расширение вен, у Полесьева наблюдалась аритмия сердца, и так далее, далее, далее…

– Они же здесь все больные и израненные, – выйдя в коридор, в сердцах высказалась только что осмотревшая очередного пациента заведующая отделением.

– Спортсменов здоровых не бывает! – гордо ответствовал только что отказавшийся от госпитализации майор Пташек, в прошлом мастер спорта по боксу и КМС чуть ли не по пяти видам единоборств.

Врач вздохнула и, ничего не ответив, пошла дальше. А медкомиссия продолжала свою работу. Пожалуй, меньше всех волновался старший прапорщик Ефимов. Свои старые медицинские книжки он запрятал, а углубленное обследование здесь и сейчас, естественно, проводить никто не собирался. На вопрос «Здоров?» он уверенно отвечал, что да, и, получив заветную запись в медкнижку, шел дальше. Единственное, чего он слегка опасался, так это встречи с терапевтом, и потому, посоветовавшись с отрядным медиком, «залудил» парочку таблеток, понижающих кровяное давление. Впрочем, после озвучивания врачами диагноза майора Пташека вопрос о давлении Сергея отпал сам собой. Именно поэтому старший прапорщик был абсолютно уверен, что вердикт будет однозначен: «Годен».

– Раздевайтесь, – забрав у Ефимова медкнижку, привычно скомандовала сидевшая за столом женщина средних лет – врач-терапевт. Кроме нее, в комнате были еще две женщины: одна приблизительно тех же лет, что и сидевшая за столом, и тоже, судя по всему, врач, – и вторая, совсем молоденькая медсестричка. Сергей быстро расстегнул пуговицы, скинул хэбэшку, быстрым движением стянул через голову тельняшку и, держа одежду в руке, выпрямился.

– Ой, а это, наверное, бандитская пуля! – увидев на груди Ефимова небольшой шрам, попыталась пошутить медсестра, но осеклась под гневным взглядом стоявшей рядом с ней врачихи.

– Пуля, пуля, – спокойно согласился Сергей, и медсестра, виновато потупив глаза, отступила в сторону.

– На что жалуетесь? – спросила та, что сидела за столом.

– Здоров, – вместо ответа на вопрос сообщил он.

– Давление?

– Нормальное. – Ефимов почти не лгал, он не считал свое слегка повышенное давление чем-то уж слишком отличным от нормы.

– Мерить будем? – поинтересовалась пишущая у той, что стояла напротив прапорщика.

– Смысл? – Ответ вопросом на вопрос прозвучал как-то по-мужски, и, продолжая свою мысль, врач пояснила: – Что бы мы тут ни написали, они все равно поедут.

– Да, – покорно согласилась пишущая, выводя слово «здоров», – нехватка кадров… – Это прозвучало уж совсем горько, и, протянув медкнижку тут же запрятавшему ее в карман Сергею, она тяжело вздохнула.

Медкомиссия закончила свою работу; все прапорщики и офицеры, включая майора Пташека, были признаны годными к спецкомандировке.

Последние дни пребывания в пункте постоянной дислокации преподнесли Сергею очередной сюрприз.

– На должности командира комендантского взвода должен быть офицер, – за неделю до отъезда вызвав Ефимова к себе, пояснял подполковник Трясунов. – Могу предложить тебе только должность старшины роты связи.

– А у меня есть выбор? – понимая, что отступать некуда, Сергей все же позволил себе задать комбату вопрос.

Тот улыбнулся и молча развел руками. Ефимов не протестовал. В достаточной мере пообщавшись с уже ездившими в командировку офицерами, он понимал, что вырваться на боевое задание у старшины роты связи, где, кроме него, есть еще и командир роты, и командиры взводов, возможностей будет гораздо больше, чем у командира практически отдельного от всех других подразделений комендантского взвода.

– Я согласен!

Сергей даже не знал, радоваться ему или огорчаться. Во всяком случае, он мысленно, словно заклинание, повторял про себя одну и ту же фразу: «Мне бы только туда попасть, мне бы только туда попасть…»

– В таком случае, иди к капитану Воробьеву. Имущество принимать не надо, штатный старшина остается на месте, он за него и отчитается. Собственно, твоя работа начнется по приезде в отряд. А пока можешь обживаться в коллективе. – Короткая пауза, и: – Можешь идти.

– Есть. – Сергей коротко козырнул и вышел.

В среде разведчиков к ходившим в группе радистам относились с легким пренебрежением: «Мол, вы кто? Связюки!!! Вам во время боя только по канавам ныкаться и связь качать, а мы бой ведем, противника уничтожаем; значит, нам почет и слава, а уж вам что останется».

Так или примерно так рассуждала добрая половина спецназовцев. А то, что противник в первую очередь спешит уничтожить именно радистов, что тащат они зачастую столько же, сколько и пулеметчики, да и соображать должны не хуже группников, над этим как-то никто не задумывается.