Ефимов вопросительно вздернул подбородок.

– Красное здание, – небрежно отмахнулся майор. – Калинин, – Ефимов увидел, как во второй шеренге зашевелился вчерашний сержант, – остаешься в казарме руководить нарядом. Порядок на тебе. Понял?

– Так точно, – лениво отозвался сержант, всем своим видом стараясь показать собственную независимость.

– И не дай бог, если будет как вчера!

Ефимов не знал, что было вчера, но по едва заметной ухмылке Калинина понял, что угроз ротного он не слишком-то и боится.

Весь день прошел в бесконечных работах. Перерыв на обед принес мелкую неприятность: стоимость блюд в офицерской столовой оказалась неоправданно высокой. Мысленно прикинув размеры своего денежного довольствия и соответствие ему цен, Ефимов понял, что от обедов в столовой ему придется отказаться.

Сергей первый раз заступил ответственным…

Общебригадной вечерней поверки не было; подразделения строились в казармах, где «контролирующие распорядок дня» (как стыдливо-официально именовались «ответственные») проверяли наличие личного состава.

– Становись! Равняйсь! Смирно! Слушай список вечерней поверки! – Ефимов раскрыл книгу. Впрочем, даже не начав зачитывать список, он видел, что двоих нет. Калинин и утром стоявший рядом с ним высокий тощий субъект отсутствовали.

– Саликов.

– Я.

– Семенов.

– Я.

– Алексеев.

– Я.

– Копылов.

Тишина.

– Копылов? – несколько громче.

– Товарищ старший прапорщик, их ротный отпустил, – откликнулись с правого фланга роты.

– Куда и на сколько?

– До утра, – ответил все тот же голос, – он их всегда до утра отпускает.

– Понятно. Карацупа…

Все остальные оказались на месте. Ефимов мысленно матерился. Поступок ротного ему решительно не нравился. Сложно навести порядок, попустительствуя одним, даже если пытаешься держать в строгости других…

– Отбой! – скомандовал Ефимов и, уже не обращая внимания на потянувшихся к кроватям бойцов, сложил книгу и, повернувшись, направился к тумбочке дневального.

Взяв телефонную трубку, он нашел в списке внутренних телефонов первый КПП и набрал номер.

– Дежурный по первому КПП прапорщик Игнатов слушает, – донеслось до Сергея.

– Это старший прапорщик Ефимов беспокоит, пятая рота. Слушай, у меня просьба: появится мой сержант Калинин, звякни. Добро?

– Да он здесь, с какой-то девкой милуется, – хмыкнул Игнатов.

– Хорошо, понял. Спасибо. – Ефимов нажал на рычаг и положил трубку. – Дежурный, – окликнул он стоявшего у двери ефрейтора Панина, – дневального свободной смены ко мне.

– Курочкин, – рявкнул дежурный, и из дверей комнаты досуга вынырнула перепуганная рожа второго дневального. – К товарищу старшему прапорщику.

– Курочкин, – поманил того пальцем Ефимов, – беги на КПП, найдешь там Калинина, скажешь: через десять минут в казарме. Понял?

– Так точно, – ответил Курочкин и поспешил выполнять приказание.

Вскоре он вернулся, а Калинин не появился ни через десять, ни через пятнадцать минут.

– Курочкин, – уже почти привычно окликнул дневального Ефимов, – дуй снова на КПП. У Калинина пять минут, – Сергей еще рассчитывал уладить назревающий конфликт мирным путем.

– Есть, – козырнул Курочкин и поспешил вниз по лестнице.

Надежды Ефимова оказались тщетными. Он подождал семь минут и, медленно закипая, вышел из дверей на лестничную площадку. Можно было плюнуть и забыть, тем более что ротный дал добро на «до утра», но тогда это сочли бы проявлением слабости, и воинство пятой роты однозначно вышло бы из повиновения. Допускать подобное старший прапорщик не собирался.

«Нет, – сказал он себе, – я вас еще приведу к «нормальному бою». – И стал быстро спускаться вниз.

Калинин находился на крыльце контрольно-пропускного пункта. Вальяжно облокотившись на перила, он что-то заливал стоявшей рядом с ним размалеванной девахе. До открывшего дверь прапорщика донеслось хвастливое «…мастер спорта по самбо и рукопашному бою…», и он, не раздумывая, схватил сержанта за загривок и, рывком развернув к двери, втолкнул в помещение КПП. Девица что-то возмущенно завопила за его спиной, но Ефимов не обратил на нее ни малейшего внимания. Не выгляди она столь развязно, Сергей, может быть, еще подумал бы, как поделикатнее увести Калинина, чтобы не унижать ни своего, ни его достоинства, но перед этой шмыдрой заниматься психоанализом прапорщик не собирался.

– Вы чего это себе… – попробовал взъерепениться сержант, но Ефимов не дал ему ни малейшего шанса.

– Заткнись! – рявкнул он и, быстрым движением схватив «мастера» за шкирку, потащил его к выходу, ведущему в сторону казарм. Калинин попробовал дернуться, но прапорщик тряхнул его так, что у того отпало всякое желание к сопротивлению.

Оказавшись под темными сводами арки, делившей здание казарм на две равные части, Сергей развернул сержанта к себе лицом и зашипел, глядя ему прямо в глаза:

– Запомни, тварь, – он не собирался церемониться, – в следующий раз, когда ты не выполнишь моего приказа, я переломаю тебе ребра, и мне плевать, кому и как ты побежишь жаловаться. Понял, ты?

– Понял, товарищ старший прапорщик, понял. – Калинин выглядел напуганным.

– Я из-за тебя еще буду нервничать… Забить он на меня решил. Вот сволота! В казарму, бегом, живо! – Еще раз встряхнув сержанта, он выпустил его из рук, и тот, как-то странно кособочась, бросился бежать, выполняя приказание.

А Ефимов постоял еще минуту, успокаиваясь (злость все же выплеснулась наружу, едва не перейдя в неподконтрольную ярость) и неторопливо шагая, направился вслед за убежавшим сержантом.

«Нужно держать себя в руках, держать себя в руках», – твердил Сергей, поднимаясь по лестнице.

Когда он вошел в казарму пятой роты, все бойцы уже спали. Спал – или скорее притворялся спящим – и виновник его нервотрепки сержант Калинин. Копылова по-прежнему не было. Не появился он ни через час, ни через два. Впрочем, Ефимов и не ждал его раньше подъема. Удивительно, но тот заявился, когда стрелки часов подвинулись на половину четвертого. Нагло улыбаясь, Копылов с грохотом распахнул дверь и, словно не замечая стоявшего неподалеку прапорщика, потопал в направлении кроватей.

– Рядовой Копылов, ко мне! – приказал старший прапорщик, намереваясь всего лишь взглянуть поближе на ночного гуляку. Злиться на солдата было не за что, наказывать тем более. Ротный дал добро, а какой солдат откажется от халявной самоволочки?

– Ну, чего еще? – развязно отозвался Копылов, и Ефимов моментально оказался подле него, загородив дорогу. Он самовольщика несло перегаром.

– Ты пил? – Сергей почувствовал, как его снова наполняет злость.

– Всего-то полторашку пива. – Этот моральный урод то ли не понимал, то ли нарочито выставлялся напоказ. – А че, нельзя?

– Туалет твой. До подъема все блестит, – без обиняков приказал Ефимов, впрочем, не сильно рассчитывая, что это подвыпившее чудо сразу бросится выполнять его команду.

Секунду тот переваривал сказанное, затем попытался оттолкнуть прапорщика и пройти к вожделенной сейчас кровати.

– Стоять!

– Да по… – Копылов не договорил – разозленный Ефимов резко, не раздумывая, ударил его в грудь. Самовольщик осип и стал оседать на пол. Сергей занес для удара ногу, но сдержался: перед ним все же был его солдат, пусть даже такой никчемный и сволочной.

– Не надо, – прохрипел Копылов, видя чуть отведенный для удара ботинок. Трус все же засел в нем намертво.

– Дневальный – тряпку, дежурный – обеспечить фронт работ. Я проверю. Спать пойдешь, когда управишься. Подъем вместе со всеми.

Копылов покорно кивнул и, поднявшись, поковылял в сторону туалета.

Ефимов облегченно вздохнул: первый раунд он выиграл. Второй был потруднее: предстояло сделать из этих обмороков если не настоящих людей, то хотя бы нормальных, полноценных солдат…

Клонить в сон его начало уже под утро. Глаза слипались. С непривычки чувствовалась накопившаяся за ночь усталость; хотелось плюнуть на все, провести утренние мероприятия и отправиться до обеда отсыпаться, но Ефимову нужны были два выходных подряд. Он уже успел изрядно соскучиться по своим крошкам, по супруге, по отцу и матери. Собственно, скучать Сергей начал, едва выйдя за пределы своего села. Теперь же тоска становилась невыносимой, и, если бы не ежеминутная занятость, он непременно полез бы на стену…

Чтобы хоть как-то взбодриться, Ефимов, выгнав личный состав на зарядку, добросовестно пробежал вместе с ним три километра, и после того, как под руководством все того же Калинина отправил солдат на спортивный городок, пробежал еще два, выгоняя из себя и мучившую ночную сонливость, и накопившуюся за ночь нервозность.

Чуть позже, проведя утренний осмотр, строевой тренаж и сводив личный состав на завтрак, Сергей оставил солдат на плацу заниматься строевой подготовкой, а сам, войдя в здание казармы, поднялся на четвертый этаж и, войдя в канцелярию, стал дожидаться ротного.

Разговор вышел трудным. И не дело было бы учить прапорщику майора, если бы этому майору не было всего двадцать шесть лет… Ни опыта, ни навыков, обычная для чеченской войны история: в двадцать два – военный институт – лейтенант, в двадцать три – часть – старлей, в двадцать четыре – первая командировка в Чечню – капитан, в двадцать пять с хвостиком – вторая командировка, текучка кадров, должность командира роты – майор. Вот и вся история. Командировки, что они могут дать для обыденной службы? На войне психология солдата не та, да и служба тоже. Отпуска – по два-три месяца, время, как песок, летит. А опыт? Где взять опыт управления людьми в повседневной, мирной жизни? Трудным вышел разговор, не получился. Мальчишеское неприятие вкупе с майорскими амбициями. Вот они, скороспелые капитаны и майоры – дети войны, порождение ее… Нет, не советские монстры – капитаны-группники, майоры – командиры рот; и те и другие по десять, пятнадцать лет с личным составом. Времена меняются, меняется отношение, все ускоряется, только вот становится ли от этого лучше? Опыт работы с людьми не приходит сам по себе, но как доказать, как объяснить это человеку, не желающему слушать? Опыт или, точнее, его отсутствие… Вот оттуда и происходит разболтанность личного состава. И там, где ее можно было бы предотвратить простыми командирскими решениями, приходится применять иные методы. Солдат, перешагнувший порог неподчинения, увы, способен понять только грубую физическую силу…

Дни потекли за днями, хозработы отнимали большую часть времени, но, оставаясь ответственным, Сергей рассаживал личный состав в комнате досуга и подолгу беседовал. Спрашивал, рассказывал, объяснял. Потихоньку его стали слушать и понимать…

Формировать отряд начали еще в начале декабря. Ефимов ждал, что комбриг вызовет его к себе, но никакой команды от того не поступало…

– Сергей! – Из канцелярии выглянул хмурый Лаврентьев.

– Да, Лень? – Ефимов уже привык, что в роте командный состав называл друг друга по именам.

– Возьми троих и ступай к штабу. Найдешь полковника Поплавского… – Тут майор сообразил, что старший прапорщик пока его может и не знать, и потому пояснил: – Это заместитель командира части по боевой. Спросишь у посыльных. Впрочем, он должен тебя ждать. Такой плотный, коренастый.

– Понял, найду.

Ефимов кивнул и, повернувшись в сторону расположения, крикнул:

– Алексеев, Копылов, Караев, одежда номер пять. Две минуты на сборы.

В глубине расположения началось броуновское движение. Минут через пять рабочая команда из трех человек во главе со старшим прапорщиком отправилась на поиски полковника Поплавского.

Их ждали.

– О, – воскликнул стоявший у дверей штаба плотный, даже слегка полноватый полковник. – Вижу, вижу.

– Товарищ полковник, старший прапорщик… – начал было говорить Ефимов, но был остановлен нетерпеливым жестом заместителя комбрига.

– Алексей Сергеевич, – запросто поздоровался он и протянул руку.

– Сергей Михайлович, – автоматически представился Ефимов и крепко пожал протянутую руку.

– Раньше у нас в спецназе только по имени-отчеству, – с ностальгией заметил полковник и, оценивающе взглянув на Ефимова, уточнил: – Замкомгруппы?

– Так точно! – по-уставному ответил старший прапорщик.

– Это хорошо, это просто здорово, – неясно чему обрадовался замкомбрига и тут же пояснил: – Мне как раз нужен толковый начальник учебного корпуса.

От этих слов Ефимова мгновенно бросило в жар.

– Товарищ полковник…

– Алексей Сергеевич, – поправил его радостно потирающий руки зам.

– Товарищ полковник, я вообще-то в армию из-за Чечни вернулся. – В душе начала нарастать глухая обида.

– Да какая Чечня! – отмахнулся не желающий вникать в чужие проблемы Поплавский. – Чечня что? Ерунда. Вот тут послужи, в рутине повседневности. Изо дня в день.

– Товарищ полковник… – Ефимов еще пока не знал, что ему делать: просить или требовать. – У меня боевой опыт три года… Я только на войну… – Он хотел сказать, что если что, то и рапорт на стол, но промолчал.

– Ладно, пошли, – бросил полковник и, обернувшись к по-прежнему стоявшим чуть в стороне солдатам, махнул рукой: – Идите к первому учебному корпусу.

Затем, круто развернувшись, он широко зашагал в направлении автомобильного парка.

Ефимов, не зная, как ему поступить, двинулся следом. Начальник учебного корпуса! Чудовищно!!! Нет, не такую службу в спецназе видел для себя бывший командир боевого гранатометно-пулеметного взвода. Не такую…

– Трясунов! – Поплавский окликнул высокого, широкоплечего, слегка сутуловатого подполковника, толкущегося подле стоявшего с поднятым капотом «Урала». – Иди сюда! – Тот обернулся и сделал три шага в сторону полковника. – Это Сергей Михайлович, – представил замкомбриг Ефимова.

Подполковник кивнул, но «брататься» не спешил.

– Старший прапорщик Ефимов, – привычно представился Сергей.

– Так, Трясунов, – Поплавский с задумчивым видом посмотрел на горизонт. – Смотри, он пока поработает у меня. А ты запишешь его в штат отряда, понял?

Подполковник с видимой неохотой кивнул.

– Начнется боевое слаживание, – Поплавский повернулся к Ефимову, – я тебя отпущу…

Сергей с привычной недоверчивостью мысленно хмыкнул: должна же быть в этой бочке меда своя ложка дегтя? И она тут же вылезла.

– …Учебный корпус к Новому году введем в строй – и отпущу.

Старший прапорщик мысленно матюгнулся, но не подал виду.

– Спасибо, – вместо этого по-простому (а почему бы и нет, если по имени-отчеству?) поблагодарил он. И полковник ободряюще улыбнулся.

– Пошли, – совсем по-свойски скомандовал он, и они поспешили к ожидавшему их указаний личному составу.

С этого дня началась работа в учебном корпусе и, как говорится, не за страх, а за совесть. Под вечер Ефимов чувствовал себя вымотанным, выжатым, как лимон. Сил едва хватало, чтобы принять душ и завалиться спать, а кроме того, два дня в неделю ходил ответственным – бессонная ночь, бессонный день. Оставаясь в казарме на ночь, не забывал о работе с личным составом. По-прежнему беседовал, стараясь незаметно повлиять, направить. Постепенно солдаты роты привыкли к его спокойной, уверенной в себе рассудительности, подчеркнутой, слегка непривычной правильности. Настороженность, неприятие и даже враждебность постепенно стали перетекать в понимание и доверие. Все знали: если Ефимов сказал, что будет так, то, значит, оно так и будет, чего бы ему это ни стоило. В конце концов, если отбросить всяческую шелуху, то сформировавшееся мнение о нем состояло из трех слов: строг, но справедлив. Все это, вместе взятое, привело личный состав к какой-то по-детски трогательной вере в этого внезапно появившегося на их пути прапорщика… По-детски… А кто еще были они, эти девятнадцатилетние мальчишки, так и не сумевшие перешагнуть свой страх? Дети. А детей следовало учить и воспитывать, пусть даже им девятнадцать и они сами себя уже давно считают взрослыми.

Однажды в одной из бесед Ефимов как бы ненароком обронил такую фразу: «Смелый не тот, кто не боится, ведь на каждого смельчака всегда найдется свой страх, а тот, кто умеет преодолевать свои страхи». Сказано это было тихо, но его услышали…

Время шло. Наверное, только неимоверная усталость и суетная наполненность дней не позволяли Ефимову скатиться в пропасть бездонного отчаяния. Тоска по детям и любимой супруге была невыносимой. В пятницу он отпрашивался со службы и, чтобы успеть на последний автобус, бежал до автовокзала. Два часа пути до районного центра, потом еще три – пешком до родного села, и уже за полночь он оказывался в объятиях супруги. Дети обычно спали. Полюбовавшись на своих посапывающих крошек, Ефимов валился в кровать и засыпал мертвецким сном. Выходные уходили на то, чтобы разобраться с накопившимися за неделю мужицкими делами, а в три часа утра понедельника он отправлялся в обратную дорогу. Снова пешком до райцентра – и на первом рейсе автобуса он ехал в город, чтобы к половине восьмого утра успеть в подразделение. Во вторник Сергей обычно оставался ответственным, еще один день «ответствования» приходился с четверга на пятницу. В промежутке (раз в две недели) Ефимов заступал дежурным по КПП номер один. Иногда выходили подряд две-три бессонные ночи в неделю, но он терпел на пределе сил и нервов; да и какая усталость могла быть сильнее боли расставания с семьей?

Непонятно каким образом солдатская молва донесла до подразделения весть о том, что Ефимов собирается в Чечню, и это еще сильнее подняло его авторитет у личного состава.

Незаметно промелькнул месяц, к концу приближался следующий. Вокруг царило ощущение наступающего Нового года. Формирование отряда шло полным ходом, а про старшего прапорщика Ефимова словно забыли. Вовремя вспомнив девиз «Куй железо, пока горячо», Сергей отправился в подразделение подполковника Трясунова.

Ему повезло – с комбатом третьего батальона они столкнулись на лестнице.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – приложив руку к шапке, поприветствовал его Ефимов. Ломать язык «подполковником» желания у Сергея не было, а по опыту старой службы он знал, что подполковники на «полковника» обычно не обижаются.

– Здравствуй. – Трясунов с подозрением покосился на малознакомого прапора.

– Товарищ подполковник, я к вам с полковником Поплавским подходил…

В глазах комбата «три» промелькнуло узнавание.

– А, да, помню, – устало подтвердил он. – Только нет у меня должностей, нет.

– Товарищ полковник, а как же… – До Ефимова не сразу дошел смысл сказанного.

– У меня в отряде нет должностей замкомгрупп. – Теперь Трясунов выглядел еще более усталым.

– Но командир бригады мне твердо обещал… – начал было Ефимов, но подполковник, махнув рукой, перебил его:

– Ладно, пошли к комбригу. Скажет поставить на должность командира первого отделения – поставлю.

И он, развернувшись, стал быстро спускаться вниз по лестнице.

Полковника Шогинова они «отловили» выходящим из кабинета.

– Ефимов, как служба?

Сергей подивился тому, что комбриг помнит его фамилию.

– Нормально, товарищ полковник, только вот с Чечней, как и что, непонятно. – Ефимов пожал плечами.

– Поедешь в Чечню, какой вопрос? – Командир бригады широко улыбнулся.

– Я воевать собрался, а должностей замкомгрупп в…надцатом отряде нет.

– Ну да, – полковник Шогинов не переставал улыбаться, – сам понимаешь, не могу же я поставить прапорщика на должность сержанта.

– Да мне все равно, товарищ полковник, хоть рядового. – Ефимов не собирался сдаваться. – Я только из-за Чечни в армию и вернулся.

– Трясунов, – улыбка комбрига стала еще шире, хотя казалось, что шире некуда. – Найди ему должность… любую.

– Разве что во взвод матобеспечения?

– Товарищ полковник, я не для того… – запротестовал было Ефимов.

– Ладно, ладно, – нетерпеливо оборвал его командир бригады. – Трясунов, отпустишь его разок-другой на БЗ. Пусть походит, пока не надоест. – И усмехнулся: – Будь.