Гандикап Щипача
Руслан Лютенко

Джеймсу Герберту Бреннану

На рукоятке иглока нашли отпечатки пальцев Игоря. Кровь убитого была на его руках, когда полиция ворвалась в контору. Накануне между ним и Гариповым произошла ссора того рода, после которой дружба обычно прекращается, то есть наличествовал мотив. И всё-таки Игорь Щипач был на сто процентов уверен, что так быстро его взяли в оборот и вынесли вердикт из-за фамилии. Нужно было менять её, ещё когда он подался в адвокаты.

В зале суда стояла тишина. Она будто распространялась от коробки робота-рихтера и подавляла как присяжных, ютившихся по правую от него сторону, так и Щипача, впервые оказавшегося в роли подсудимого. И куда только делась его хвалёная раскованность, красноречие, знание буквы закона! Голова опустела, накатила слабость и растерянность. Адвокат Игоря смиренно склонил голову, ожидая вердикта, с которым безуспешно боролся на протяжении процесса. Чёртов дилетант!

– Игорь Борисович Щипач, – раздался отжатый от эмоций голос рихтера. Робот уже проанализировал все имеющиеся данные вкупе с мнением суда присяжных и сопоставил их с действующим законодательством. – За убийство первой степени суд приговаривает вас к казни через смертельную инъекцию. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Ваше последнее слово, Игорь Борисович.

На протяжении вердикта Щипач не отрываясь смотрел на верхние уровни улицы через большие арочные окна. Солнце било сквозь стёкла чистым светом, и лишь иногда тени воздушного транспорта проносились по залу суда, перекрывая золотистый поток. Я умру и больше никогда не выйду на улицу, с дрожью подумал Игорь. Голова по-прежнему оставалась пустой, лишь где-то на периферии крутилась мысль, не дававшая покоя ни на минуту. Отважится ли он?

– …

– Повторите, пожалуйста, – раздался голос рихтера через подушечки колонок.

– Я… я хочу прибегнуть к шестнадцатой поправке.

Со стороны присяжных раздалось удивлённое восклицание. От людей пополз шёпот, будто растворивший в себе удушающее облако молчания, распространяемое роботом-судьёй. Впрочем, рихтер быстро навёл тишину, стоило ему только заговорить.

– Поправка шестнадцатая: осуждённый на смертную казнь вправе бросить вызов шахматной программе СК. В случае победы осуждённого наказание заменяется на пожизненное заключение. Именно к этой поправке вы хотите прибегнуть, Игорь Борисович?

– Да, Ваша честь, – обычно Щипач испытывал внутреннее раздражение, когда приходилось обращаться к роботу подобным образом, но сейчас его отношение к немецкой железяке в корне поменялось. Рихтер будто стал настоящим человеком, в руках которого находилась жизнь Игоря.

Молчание судьи длилось несколько секунд: робот производил вычисления и анализировал прецеденты.

– Очень хорошо, – выдал он наконец стандартную фразу. – Суд считает требование осуждённого подлежащим удовлетворению. Согласно пункту третьему поправки шестнадцатой у осуждённого есть три дня на подготовку к партии и три тренировочных игры с шахматной программой СК. Также ему на это время предоставляется персональный тренер в случае, если осуждённый захочет повысить свой уровень владения игрой. Кроме того, согласно пункту пятому, партия будет транслироваться в прямом эфире по всем телеканалам страны.

Щипач тяжёлым взглядом упёрся в коробку рихтера. И почему у него такое чувство, будто робот насмехается над ним, а в его механическом голосе проскальзывают издевательские нотки? «Повысить уровень владения игрой»… наверняка рихтер уже знает, что Игорь в шахматах ни черта не смыслит, да и будь он хоть трижды этим… как его… гроссмюнстером, против Чесскиллера шансов у человека никаких. Поэтому и радуется жестянка, в этом Игорь был уверен на сто процентов.

Динамики на туловище судьи издали звук, имитирующий тройной стук молотком, трижды отдавшийся у Щипача в грудной клетке.

– Заседание окончено.

В зал вошли два охранника, сопровождавшие Игоря до изолятора. Присяжные, шушукаясь, двинулись к боковой комнате, где их ждал накрытый стол. А вся страна уже знала, что впервые за семь лет кто-то рискнул сыграть с роботом в шахматы на свою жизнь.

* * *

По роду деятельности Игоря очень интересовали необычные законы и их история. Например, во Франции до сих пор не разрешается называть свинью именем Наполеон. В Техасе нельзя ходить с кусачками в кармане. В Тропее закон запрещает некрасивым женщинам появляться на пляже раздетыми. Шестнадцатая поправка – смертная казнь может быть отменена и заменена на пожизненное заключение, если осуждённый выиграет у программы ChessKiller в шахматы – была, наверно, самым необычным законом среди всех, особенно учитывая то, что законодательство страны, породившей её, не привыкло к шуткам в области уголовного права.

А история поправки была таковой.

В 2027 году – на заре роботизации – была разработана программа, поставившая крест на шахматах. Поэтому её так и назвали – ChessKiller. Щипач не вникал в техническую сторону проблемы, он понял только, что программа не работала по модному сейчас принципу нейросетей – в неё, сгенерированные на специальном алгоритме, просто были вбиты все ходы, которые только возможны в шахматах, и ход на каждую позицию, с наибольшей вероятностью ведущий к победе. Отныне человек не мог больше обыграть компьютер, и это, по сути, убило шахматы. Большие турниры прекратились, все гроссмейстеры ушли в шахматы Фишера и им подобные, а сама игра превратилась в забаву для пенсионеров и немногих оставшихся фанатов. Одним из которых оказался президент ***. Чтобы возродить интерес к любимой игре он и протолкнул шестнадцатую поправку, потратив на это столько усилий, что об этом можно было рассказать отдельную историю.

И интерес действительно вспыхнул. Чего уж там, новый закон произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Игорь, тогда ещё юнец, помнил тот бум вокруг шахмат. Почти каждый приговорённый к смертной казни спешил прибегнуть к заветной поправке, и каждый день визоры транслировали партию между заключённым и Чесскиллером. Один из знакомых Щипача, мотавший тогда срок на зоне, рассказывал, что на какое-то время шахматы в тюрьмах вытеснили даже карты. Игорь пытался представить камеру, внутри которой покрытые татуировками авторитеты «рубятся» в древнейшую игру, но безуспешно.

Закон допускал лишь одну партию в день, поэтому пришлось ввести особое правило: все, кто не успел сыграть с компьютером в течение трёх суток после обращения к поправке, подлежали казни в установленном предыдущим решением суда порядке. Это предотвращало возможность избежать лап закона путём простаивания в очереди годами. В те времена на игру попадал один человек из нескольких сотен. Но Игорь мог не волноваться из-за этого – сейчас он был единственным, кто захотел играть. Остальные уже на протяжении семи лет предпочитали старую добрую инъекцию. Их можно было понять.

Щипач помнил первую игру за жизнь. В тот день, наверно, опустели все улицы мира, а зрительский рейтинг «Шоу Робо-Опры» в забугорье упал до нуля. Против компьютера вышел Валерий Харченко («прецедент Харченко» впоследствии вошёл в юридические анналы) – человек, в пьяном угаре поджёгший дом, где находилась вся его семья. Он был высоким, жилистым и грозным на вид. Глаза убийцы внимательно изучали охрану, зрителей, шахматную доску и самого робота. Чесскиллер поставил Харченко мат на восемнадцатом ходу. Это заняло около шести минут, и Щипач до сих пор помнил, как довольное выражение всё это время сходило с лица преступника. У него не было абсолютно никаких шансов, его противником был не человек, на которого можно надавить, запугать. Робот не знает жалости и страха, он видит расклад и делает ход. Шестнадцатая поправка могла с тем же успехом в случае победы гарантировать осуждённому амнистию, мешок золота и пятьдесят гурий. Когда Харченко уводили, тот уже был сломан.

За десять лет существования Чесскиллера никто не смог выиграть у программы, ни одному гроссмейстеру не удалось свести партию даже к ничьей. Что уж говорить о кучке зеков из низов – ведь именно там и происходило подавляющее количество преступлений. Соблазнительный поначалу шанс превратился в насмешку. Да, есть три лишних дня жизни, а потом ты станешь очередным глупцом, который проиграл машине на глазах миллиардов людей. А если при этом ещё не умеешь играть…

Но Игорь отличался от всех остальных тем, что действительно был невиновен. На нём идеальная машина правосудия середины двадцать первого века допустила ошибку. Однако Щипач верил в неё и готов был стать посмешищем для всего мира, лишь бы получить вожделенную отсрочку.

Эти три дня он намеревался использовать по полной.

* * *

Шахматного тренера, положенного ему по закону, ввели в камеру, когда Щипач усиленно изучал материалы своего дела. Объёмная голографическая модель – их визуализация – зависла перед его лицом, уходя зелёными лучами-лазерами в проекционную линзу на планшете.

– Опасная игрушка, как я слышал, – хмыкнул тренер, указав пальцем на призрачное изображение иглока, расположившееся в центре модели.

– Да, и друзьям на день рождения её лучше не дарить. Или, по крайней мере, не оставлять на ней своих отпечатков, – Щипач окинул шахматиста хмурым взглядом.

Тренером Игоря оказался дородный мужчина с седой шевелюрой, одетый в строгий костюм. Его гладко выбритое лицо выражало интеллектуальное превосходство и скуку – очередного зека надо научить шахматам! Слегка прищуренные глаза говорили о не так давно проведенной операции по коррекции зрения. В руках он держал шахматную доску.

– Ваша игрушка тоже ничего, – сказал Щипач. – Настоящее дерево?

– Да, – тренер позволил себе улыбнуться. – Раритет. Позвольте представиться – Алексей Леонидович Комов.

– Комов? Звучит знакомо…

– Я – чемпион мира по шахматам 2026 года. Последний чемпион.

Игорь с интересом уставился на собеседника.

– Вот как? – удивился он. – Да, припоминаю. Только вы не последний. Последний и действующий до сегодня чемпион разбил всех гроссмейстеров на Великом Вызове в 2028 году. Вы ведь к поединку с ним меня пришли готовить?

С Алексея Леонидовича вмиг слетело благодушие. Он нервно ущипнул лацкан своего представительного пиджака, чем обратил внимание на приколотый к нему значок, поблёскивающий золотом в свете энергосберегающей лампы. Белый ферзь, а под ним мелкая надпись. «По…

Тренер сделал шаг вперёд, Игорь поднял на него взгляд.

– Да. И я очень надеюсь, что вы проявите достаточное рвение, ведь от этого зависит ваша… ваша… Что смешного я говорю?

Шпилька Щипача, а теперь и его язвительная улыбка сбили тренера с толку. Он раскраснелся, пальцы отбивали мелкую дробь по древней шахматной доске.

– Алексей Леонидович, сколько раз вы выигрывали у Чесскиллера?

– Ни разу.

Игорь уважительно хмыкнул. Молодец мужик, не юлит. Не такого он ожидал от «ботана-шахматиста». И всё же Щипач был рад, что поставил его на место.

– Так чего вы – чемпион мира, гроссмейстер с многолетним опытом – ждёте от меня – обывателя, у которого в запасе лишь три дня? Как насчёт такого: я освобождаю вас от обременительной обязанности, а вы не мешаете мне изучать дело, потому что, уж извините, на него я возлагаю больше надежд.

– Что ж. Очень жаль.

Алексей Леонидович развернулся, но Щипач успел заметить выражение его глаз. Мол, сдыхай, я умываю руки.

А Игорь вернулся к материалам.

* * *

Утро выдалось тяжёлым.

Между ним и его семьёй была лишь мембрана толщиной в несколько молекул. Никакого видимого препятствия: протяни руку – разметаешь их, коснёшься щеки супруги, вытрешь слезинку. Вот только атомы мембраны копировали структуру алмаза, и проще было прошибить лбом бетонную стену. Игорь прижался к пустоте, будто так он был ближе к ним – жене и сыну.