Да, так вот, интересно, что сделал бы Пингвиныч, если бы узнал про то, как его лучший спортсмен перед Играми пошел делать подпольную инсталляцию? Гонял бы по стадиону веником? Публично отрёкся? Застрелил из стартового пистолета? Вообще, простил бы, наверное. Тем более что раскрыть обман не смогут. Наш, земной допинг-контроль такие вещи не засекает, техника слабовата. А мартышки своей техникой делиться отказались. Боятся, черти, что мы разберёмся что к чему, да сами таких же приборчиков настроим, а кто тогда к ним полетит в клинику за бешеные деньги? Так что, если бы и разозлился Пингвиныч сначала, то сразу после Сениной победы и остыл бы. Победителей не судят – вроде так говорится… О, а вот и автобус. Блин, не успею, надо бы поднажать. Бегом!.. Бегом?!

Уви не обманул – это Сеня понял мгновенно. Ощущение было странным и даже пугающим: он не чувствовал, что бежит. Не пружинили мышцы в икрах, не требовали воздуха лёгкие, не разгонялось сердце. Так бывает, когда летаешь во сне. Но в лицо бил упругий воздух, рвался под ноги тротуар, кто-то позади весело заулюлюкал, а стеклянный куб остановки вдруг оказался совсем рядом. Ещё миг – и остановка скрылась за углом вместе с неповоротливым автобусом, а Сеня всё никак не мог остановиться, бежал вперёд, радуясь своей невероятной силе и скорости. Асфальт весело поддавал в подошвы кроссовок, дома мелькали жёлто-серой лентой, встречный ветерок холодил разгоряченное лицо. Единственное, что мешало счастью – приходилось следить, чтобы не сбить кого-нибудь с ног. Хорошо, что инсталляция прибавила ещё и ловкости, и в последний момент очередного нерасторопного пешехода удавалось как-то обогнуть. Усталости не было: наоборот, бег словно бы придавал сил.

И он бежал. Мрачный подвал, жуликоватый сегрианец с его пыточной установкой, пережитая боль и пересиленный страх – всё это с каждым шагом уносилось назад, оставалось там, где остался прежний Сеня, не знавший счастья лёгкого, нескончаемого бега. «Маринка!» – вдруг вспомнил Сеня, и ему захотелось петь. Теперь-то он выиграет гонку. Теперь она будет с ним. Только если она это серьёзно тогда сказала… Что за фигня, ну конечно, серьезно, может, даже хотела ему так помочь, чтобы он победил, типа мотивировать, подстегнуть, ну вот, всё вышло как надо, осталось только на дистанции прийти первым, это вообще легче лёгкого, я как комета, как метеор, я быстрее урагана! Вот и к дому уже подбежал. Ай да Уви, ай да лягушка! Сеня нехотя перешёл на ленивую трусцу, дивясь, что дыхание осталось таким же, как до пробежки, словно он прошёл всю дорогу медленным прогулочным шагом. Схватился за старую, в три слоя крашенную ручку двери, потянул на себя, шагнул в густой полумрак подъезда…

И оказался в спортивной раздевалке.

В абсолютно незнакомой, большой, светлой раздевалке. Вокруг было полно людей. Кто-то вполголоса, голова к голове, переговаривался с соседом, кто-то деловито натягивал форму. Рядом высокий парень в красных шортах расправлял скомканный телефонный экран, чтобы позвонить. Сеня машинально попятился, но, вопреки ожиданию, не вышел обратно через дверь подъезда на Каменноостровский проспект, а натолкнулся на некое препятствие. Обернувшись, он увидел, что препятствием был живот Пингвиныча.

– Где тебя носит?! – сиплым от бешенства голосом спросил тренер. – Регистрация кончилась, все переодеваются, старт через полчаса, меня чуть инфаркт не хватил… Где ты был, Семён?

Остатки волос по сторонам головы Пингвиныча стояли дыбом, образуя что-то вроде седых рожек. Сеня раскрыл рот, но ничего не придумал и стал с раскрытым ртом озираться, силясь понять, что происходит.

– А ну бегом на регистрацию, – буркнул Пингвиныч и довольно чувствительно придал Сене ускорение. Окончательно сбитый с толку Сеня потрусил к дверям. По дороге он еще раз обернулся и увидел, как рослый парень, отложив телефон, надевает футболку. На футболке чернела надпись: «DILLON». «Уэс Диллон? – опешил Сеня. – Я что, уже на забеге? Как это?»

У регистрационной стойки он убедился, что догадка его верна. Каким-то образом, открыв дверь собственного подъезда в Петербурге, Сеня очутился в Марселе, на играх Доброй воли. То есть, перескочил на неделю вперёд и на три тысячи километров к юго-западу. Примерно. Разобраться с этим диким фактом Сене никто не дал, поскольку до забега оставалось полчаса, и пришлось спешно проходить сначала регистрацию, потом тут же допинг-контроль – конечно же, обычный, земной, ни на какие сегрианские инсталляции не рассчитанный. Подгоняемый окриками Пингвиныча, Сеня по-быстрому переоделся в форму с рекламными надписями на трёх языках – русском, французском и интерпланетном для Гостей. Вышел на дистанцию, занял место, выровнял дыхание, не переставая тупо удивляться: как же так, только что бежал по Петроградке, был вечер, жара, а сейчас – утро, облачная прохлада, стадион, толпа гудит. И только когда прозвучал сухой выстрел стартового пистолета, Сеня наконец вспомнил, как Уви перечислял способности. Чтение мыслей, предсказание отдалённых событий, телекинез, временной скачок…

Временной скачок! «Да это же сбой, – озарило Сеню. – Тот самый, про который Уви предупреждал. Видно, вместе с быстрым бегом ещё что-то установилось. Или включилось? Вот чёртовы лягушки, напридумывали всякого, что сами разобраться не могут…»

– Беги-и-и!! – истошно заорал со своей скамейки Пингвиныч, и Сеня, спохватившись, ринулся догонять соперников. Сегрианская программа не подвела: всего за несколько секунд бежавшие далеко впереди цветные фигурки приблизились, выросли, поравнялись с Сеней. Он успел услышать тяжелоё дыхание Диллона, ухватил боковым зрением мельканье рук сухопарого Ченг Пу, миновал лидировавшего Бойски, а потом в голове у него словно бы включилось радио. Множество голосов зазвучало одновременно на разных языках, и владельцы этих голосов, кажется, были очень сердиты. Кто-то гневно кричал, кто-то с презрением цедил слова, кто-то визгливо чего-то требовал, и вдруг Сеня без всякого перевода понял, что сердятся они именно на него. «Моя победа! Только моя, не твоя!» «Наверняка под допингом, чертов читер!» «Стой! Не имеешь права! Я самый лучший!» «Догоню! Догоню! Ещё немного, и догоню!» И ещё, и ещё, и всё это – о нём, о Сене. «Телепатия включилась, – с возрастающим ужасом понял он. – Ну, спасибо, Уви, гад земноводный! Что же дальше-то будет?!» Он рванулся вперёд, наращивая скорость, чтобы оторваться от соперников, оставить позади их гневные кричащие мысли. Сообразил тут же, что бежит слишком быстро, судьи могут заподозрить неладное. Бросил взгляд на трибуны. И увидел такое, что заставило его забыть про Уви, про сбой и даже про саму гонку.

Трибуна была полна звёзд. То есть, она была полна людей, и Сеня их ясно видел, но в то же время видел, что каждый из них – сияющая, невозможно прекрасная звезда, величественная и огромная. Тем удивительнее было, что никто из них не подозревал о собственном сиянии. Их мысли, которые Сеня теперь отчётливо слышал, были совсем не звёздными: они думали о деньгах, поставленных на гонку, о домах, автомобилях, правительстве, налогах, о рогаликах и кофе с молоком, о дождливой погоде и строгом начальстве. Каждый из них (вдруг понял Сеня) мог в любой момент осознать свою звездную сущность, разгореться, сотворить новый, чудесный мир, или сделать этот, уже существующий мир, лучше и правильней. Каждый из них (понимал Сеня) был вечным, безначальным и бессмертным, мог плыть по течению времени, как по реке, в будущее или прошлое, или оставаться в настоящем, продлевая крохотный миг на целые эпохи. Каждый (и Сеня в том числе) мог объединиться со всеми остальными, занять место в хоре из миллиарда голосов, и при этом петь неповторимую песню. Но никто об этом не знал. Занятые только собой и своими мелочами, они собрались здесь, смотрели на забег и ждали того, кто займёт первое место.

И ещё Сеня видел, что на трибунах нет Маринки. Больше того, её нет в Марселе, она сидит дома, в петербургской квартире, болтает по телефону с подругой. Не смотрит гонку и не гадает, кто выиграет, потому что равнодушна к спорту. И к Сене она равнодушна. Те слова про победу были шуткой, Маринка забыла про сказанное через пару минут. Она не будет с ним, даже если он победит в каждом состязании на Всеземных играх. Да это и к лучшему: Маринка – вовсе не та, какой кажется Сене… то есть, казалась ещё пять минут назад, до того как включились все скрытые программы. Сейчас он ясно понимал, что, сойдись они, их ждало бы разочарование, быстрое и горькое. Но однажды, если и он, и она изменятся, станут мудрее и опытнее, у них будет возможность стать чудесной парой. Когда это произойдёт? Не важно: и будущее, и прошлое, и вероятное, и сбывшееся – всё это очень близко, грань между ними зыбка и легко устранима. Всё проходит, всё повторяется. У каждого человека есть много шансов сделать всё честно и правильно, стать лучше и умнее. И когда-нибудь каждый поймёт, что он – яркая звезда.

Звезда, а не читер.

Трибуны качнулись и расплылись. Сеня пришёл в себя и обнаружил, что всё ещё бежит. Обернувшись, он снизил темп, а потом и вовсе перешёл на шаг, позволив тем, кто остался позади, нагнать себя. Трибуны зашумели, а он сошёл с дорожек на газон и спокойно смотрел, как приближается невозмутимый Ченг Пу, как бежит в полуметре за ним Диллон, как яростно вскидывает голени отстающий Бойски. Проводив взглядом последних бегунов, он сел на колко подстриженную траву, вытянул нисколько не уставшие ноги и стал ждать. Ожидание было недолгим: через пять минут толпа ликующе взревела, громоподобный голос объявил о победе – выиграл всё-таки Диллон – и на стадион потянулись люди. Сверкали фотовспышки, мельтешили разнокалиберные флаги, гудели репортёрские коптеры. «Пойду, что ли, переоденусь», – решил Сеня, поднялся и увидел, что от трибун к нему идёт Пингвиныч. Тренер шагал неторопливо, и было заметно, что он прихрамывает: видно, растревожилась старая травма, как всегда в сырую погоду. Подойдя, он поманил Сеню пальцем. Сеня приблизился. От неловкости он не знал, куда деть руки, и обхватил себя за локоть.

– Ты почему остановился? – спросил Пингвиныч спокойно. Глядел он куда-то вбок, сутулясь и наклонив голову. Сене было очень жаль старика, но он не мог ничего поделать. Не мог даже ответить на вопрос. Вернее, мог, но это расстроило бы Пингвиныча ещё больше.

– Простите, – сказал он искренне. – Это просто сбой.

– Какой еще сбой? – сморщился тренер. – Сбой у него…

– Простите, – ещё раз сказал Сеня.

– Да что «простите»? – Пингвиныч вдруг сверкнул глазами и зашипел, надвигаясь на Сеню. – Что мне твоё «простите»? Ты у себя прощения проси, ты же осрамился на всю планету, крест на карьере поставил! Дурак, щенок несчастный! Всё, всё прогадил! Ух-х, я тебе…

Пингвиныч замахнулся старческим рябым кулачком. Сеня – хоть был выше и шире в плечах – отшатнулся, вжал голову в плечи, выставил для защиты ладони…

И очутился в кресле перед экраном. Шлем давил на голову, колол виски шипами, стягивал нижнюю челюсть. На экране плясала разноцветная метель. Где-то в дальнем углу подвала капала вода. Сеня мигом всё понял и задёргался в кресле, пытаясь высвободиться.

– Подожди! – заорал он. – Стой!!

Экран заслонила большая голова сегрианца. Уви пощёлкал синюшными пальцами, издал сложный лягушачий звук и сдёрнул шлем с Сениной головы, больно зацепив оттопыренные уши. Сеня скатился с кресла и отпрыгнул на пару шагов для пущей безопасности.

– Временной скачок, – пропыхтел он. – Ты мне лишнего установил. Много всего.

Уви внимательно осмотрел шлем, потом перевёл взгляд на Сеню. Глаза его забавно выпучились, потом еще забавнее сузились.

– Всё-таки случился сбой, – констатировал он. – Я же говорил: без гарантии. И чего теперь?

– А ничего, – уже спокойнее произнёс Сеня. – Я передумал. Не надо мне быстрого бега.

Уви смотрел на него, надувая горло.

– И вообще ничего не надо, – добавил Сеня смущённо. – У меня, оказывается, всё есть.

– Ну и хорошо, – сказал Уви и опять щёлкнул пальцами. – Только денег не верну, учти.

– Каких денег… – начал было Сеня и осёкся. «Ну да, – подумал он, – всё верно. Я же ему уже заплатил. Хотя как это? Я же платил тогда, когда еще не знал, а это уже после того, как сейчас… Тьфу ты, запутался. Да и хрен с ним».

– Это временной парадокс, – объяснил наблюдавший за ним Уви.

– А-а, – уважительно отозвался Сеня. – Понятно.

Ему было ничего не понятно, но всё это совершенно не имело значения. Когда-нибудь он станет звездой. Когда-нибудь мы все станем звёздами. И Маринка, и Пингвиныч, и даже, наверное, Уви. Надо только об этом помнить.

– Тебе пора, – квакнул сегрианец. – Иди давай.

– Иду уже, – улыбаясь, откликнулся Сеня.

И телепортировался на улицу.