Глава 5

Полночи провертевшись в постели в своих невесёлых думах, наутро Сурьма проспала. Злая словно фурия, она собралась в два раза быстрее обычного и, не позавтракав, вылетела из дома в восемь, когда её смена уже началась. И как теперь в глаза людям смотреть?! Сурьма никогда никуда не опаздывала, пунктуальность для неё была одним из важнейших признаков воспитанности, и вот из-за какого-то не стоящего внимания человека, этого нового машиниста, она проспала! «Ещё на работу не вышел, а уже сплошные от него неприятности!» – думала Сурьма, гневно раздувая тонкие ноздри на пути к своему рабочему месту.

На собрание смены она, конечно, опоздала и, когда влетела в подсобку, большинство технециев уже разошлись по заданиям. Среди оставшихся новенького не было.

– О, а вот и госпожа пробуждающая! – хмыкнул Барий. – Проспала, что ли?

– Да что ты себе… Меня задержали непредвиденные обстоятельства! – вспыхнула Сурьма.

– Всё хоть нормально у тебя? – насторожился парень

– Да. Обстоятельства преодолены, я готова к работе, – улыбнулась, но вышло агрессивнее, чем она планировала.

– Ну ладно, – кивнул технеций. – Господин начальник не сильно ругался.

– А он ругался? – тут же побледнела Сурьма.

По части упрёков начальник у них был настолько немногословен, что подчинённым приходилось догадываться о его намерениях исключительно по мимике его сосредоточенного неулыбчивого лица, и если он вдруг ругался вслух – дело было совсем плохо.

– Да нет, – махнул рукой Барий, – бровь приподнял. Левую. Один раз.

Сурьма облегчённо выдохнула: левая бровь у начальника служила для замечаний, правая – для выговоров с последующим лишением премии.

– А что, новый машинист сегодня не пришёл? – поинтересовалась она, изучая оставленные на столе технические листы с заданиями на день.

– А с чего бы ему не прийти? – пожал плечами Барий. – Ты его вчера видела? Как он тебе?

– Как ты и сказал, – поджала губы Сурьма, – какой-то старик.

– Да ему лет сорок всего! Это я вчера дал маху, я ж не знал, что как. У меня дядьке сорок, так он в том году женился. В первый раз, между прочим.

– И что это ты так за него вступился? – прищурилась поверх технических листов Сурьма.

– Да я и не вступался, – вновь пожал плечами Барий. – Но он вроде как дельный мужик, умный.

Сурьма презрительно фыркнула.

– А ты сегодня будто не с той ноги встала.

– Где мой лист? – перебила, нервно откладывая пачку бумаг обратно на стол.

– Так у него.

– У кого – «него»?!

– У новенького, Висмута.

– У нас живой паровоз? – обрадовалась Сурьма, но вновь нахмурила брови, когда Барий отрицательно помотал головой. – Тогда какого чёрта?!

– Ну ты вчера диагностировала колёса локомотива? Во-о-от, – парень оглянулся на двоих оставшихся в подсобке технециев в тщетных поисках поддержки. – А он его сегодня должен был сдать по документам владельцу. Но решил сам перепроверить. И говорит, что одно колесо не в порядке, и нужно бы прозвучить его ещё раз.

– И каким образом этот болван перепроверил, интересно? Диагност-то здесь я.

– Молоточком постучал. Звук, говорит, у того колеса подозрительный, нужно бы ещё раз…

– Сам он подозрительный, жупел ему в брюки! – прошипела Сурьма, хватая свой рабочий чемоданчик, – я сейчас по голове ему постучу! Молоточком! – и она размашистым шагом вышла из подсобки.

– Не понравилось девке, – крякнул один из технециев, глядя на захлопнувшуюся дверь, – что авторитет золотого диплома под вопрос поставили!

– Ну она ж у нас тут самая образованная, – поддержал его второй, – да и не ошибалась ведь ни разу за службу! Обидно ей, наверное.

– Так, может, Висмут ошибся, и с колесом всё в порядке? – обернулся к ним Барий.

– Может, и Висмут, – согласился первый технеций. – Но по нему сразу видно: мужик опытный, дело знает. Эх, чую, будет нашей Сурьминушке второй изгиб начальниковой брови за день!

– Ну либо – новенькому, – хмыкнул второй, – за задержку.

– Тогда новенькому будет ещё и «жупел в брюки» лично от Сурьминушки.

– Жупел в брюки ему в любом случае обеспечен, – сочувственно обронил Барий, – от Сурьмы не уйдёшь!

И все трое громогласно расхохотались.

Сурьма неслась через мастерские к открытым путям, окутанная плотными клубами негодования, словно сама была маленьким паровозом. Её ноги, обутые в высокие ботинки, так яростно чеканили шаг, что едва ли не высекали искры каучуковыми набойками (вот поэтому носить на себе металл пробуждающим нельзя), а пальцы до хруста сжимали ручку чемоданчика, и Сурьма уже во всех красках представляла, с каким удовольствием огрела бы новенького пьезоэлектрическим резонатором по башке, наверняка гудящей после вчерашней попойки…

«Стоп! – Сурьма резко затормозила, осенённая собственной догадкой. – Так он ведь пьян! Ну, может, не пьян, но с похмелья, поэтому и мерещится ему всякое!»

Уголок её губ изогнулся в ехидной полуулыбке: «Дельный, значит, мужик, умный? – припомнила она данную Барием характеристику. – Вот и посмотрим, кто здесь и дельный, и умный! Старый пропойца!» И она направилась к рельсам уже спокойнее.

– Доброе утро! – дружелюбно улыбнулся ей Висмут, всё ещё обходивший локомотив с молоточком, простукивая каждую гайку.

– Здравствуйте, господин машинист-технеций! – подчёркнуто-холодно произнесла Сурьма.

Внимательный карий взгляд встретился с колючим синим, и веер тонких морщинок в уголках глаз Висмута исчез.

– Мне сказали, тут все между собой на «ты», так что, – растерянно начал он.

– Предпочту сохранить дистанцию, – отсекла Сурьма.

– Хорошо, – кивнул Висмут, повертел в руках молоточек, раздумывая, чем же заслужил столь испепеляющий взгляд с самого утра. – Я должен извиниться за вчерашнее: отец бывает весьма неприятным собеседником…

– Только он? – выгнула упрямую бровь Сурьма.

Висмут осёкся, но внимательный взгляд не отвёл, а лишь пристальней вгляделся в безжалостно сверлившую его синеву.

– Те бутылки… Это совсем не то, они для игры…

– В которой вы, господин машинист-технеций, по всей видимости, выиграли, – вновь перебила Сурьма.

Висмут замолчал, едва заметно кивнул – будто каким-то своим мыслям, и тонкие морщинки вновь разлетелись от внешних уголков его глаз, но задумчивый тёплый взгляд превратился в колко-ироничный.

– Безусловно, – голос его тоже изменился: из него пропали глубокие, хрипловатые нотки. – Я редко проигрываю, видишь ли… А ты?

Сурьма поджала побелевшие от возмущения губы.

– Предпочитаю держаться подальше от подобных развлечений! – фыркнула она.

– Потому что не умеешь достойно проигрывать? – мягко поинтересовался Висмут.

– Потому что это для детей и стариков – тех, у кого времени в избытке! – она смерила взглядом возвышающегося над ней Висмута. – У меня его нет, поэтому будьте любезны объяснить уже, по какой причине вы задержали сдачу локомотива, господин машинист-технеций.

Висмут подошёл к одному из колёс локомотива.

– Нужно прозвучить его ещё раз, – невозмутимо сказал он.

– Я сделала это вчера, заключение и техлист в документах, – Сурьма с вызовом кивнула на кожаную папку, зажатую под его локтем.

– Я его видел.

– И?

– Заключение ошибочно.

– Не может быть!

В ответ Висмут лишь бесстрастно пожал плечами.

– Какие у вас основания ставить под сомнение заключение профессионала? Я, да будет вам известно, ни разу не ошибалась за два года работы!

– А я за почти двадцать сделал достаточно ошибок, чтобы теперь кое-что в этом понимать.

– И это ещё раз доказывает, что ваша квалификация в данном вопросе ниже моей, – процедила Сурьма, вздёрнув подбородок.

– Ошибки добавляют опыта, – всё так же спокойно ответил ей Висмут, – но такие, как твоя, могут стоить жизней. Перепроверь колесо, Сурьма. Пожалуйста.

Сурьма, сверкнув глазами, подошла к колесу, включила ПЭР, натянув на правую руку перчатку (для диагностики достаточно было одной), увлажнила поверхность колеса специальным гелем и, прижав к ней клеммы, не торопясь заскользила ладонью по часовой стрелке. Висмут стоял рядом, наблюдая за процессом, и это очень сильно её раздражало.

– Всё чисто, – подытожила Сурьма через некоторое время, сматывая разноцветные проводки, – никаких дефектов, как я и говорила.

Висмут, скрестив на груди руки, смотрел на колесо сосредоточенно и серьёзно.

– Можете подписывать документы, господин машинист-технеций, локомотив в порядке.

– Не подпишу, – не глядя на Сурьму, ответил он.

– То есть как? Я же только что у вас на глазах всё перепроверила! Вы это специально, да? Чтобы меня позлить? – прищурилась она.

– Я это специально, чтобы не стать виновным в гибели людей, если поезд сойдёт с рельсов, – задумчиво ответил Висмут и пошёл прочь.

– Куда это вы направились? – Сурьма догнала его и теперь, чтобы не отставать, ей приходилось почти бежать.

– К господину начальнику.

– Зачем?

Висмут резко остановился, развернулся к Сурьме.

– Ты уверена, что с колесом всё хорошо?

– Да! На сто процентов!

– А я на столько же – в обратном. И я не подпишу бумаги, пока не разберусь, в чём дело.

– А господин начальник чем поможет? – Сурьма вновь сорвалась следом за Висмутом.

– Даст задание проверить пробуждающему из другой бригады.

– Литию? Да вы смеётесь! Это я за ним проверять должна, а не он за мной! Он слабее меня раза в четыре, да и диплом у него троечный!

Но Висмут больше не останавливался, не сбавлял шаг и вообще не обращал внимания на преследующую его Сурьму.

– Эй, слышите?! – она схватила его за локоть, и лишь тогда он вновь развернулся к ней лицом. – Лития спрашивать бесполезно! А у меня, между прочим, золотой диплом! – выдохнула, чуть запыхавшись.

Неколебимые спокойствие и уверенность Висмута если не пугали, то внушали уважение.

– Все могут ошибиться, Сурьма, это не так страшно, – тихо сказал он, убирая её руку со своего локтя – на них уже с любопытством оглядывались другие рабочие, – страшно только нежелание признать свои ошибки.

– Но я не ошибаюсь! – с нотками отчаяния в голосе выкрикнула в его удаляющуюся спину Сурьма.

– Тогда и переживать нечего, – ответил он, не оглянувшись.

Господин управляющий прислушался к мнению нового работника и отложил сдачу локомотива на день, пока его не проверит другой пробуждающий. Со следующего дня у Сурьмы было два выходных, и они оказались настоящей пыткой: результаты проверки Лития ожидались уже в первый день, но она узнает о них только на третий – в свою смену, когда выйдет на работу.

Добавил переживаний и Астат, с которым Сурьма поделилась этим происшествием.

– Я уверен, что с колесом всё хорошо! – сказал он. – Ты не какой-то там Литий или Висмут, ты – лучшая пробуждающая во всём Крезоле и тем более не можешь ошибиться в таких мелочах, как диагностика!

И горло Сурьмы сдавили ледяные щупальца страха: а вдруг всё-таки ошиблась?

Она так разнервничалась, что под конец второго дня её то и дело било током даже от безопасных в этом отношении вещей.

– Успокойся, дорогая! – сказала госпожа Кельсия, когда Сурьма едва не выронила из рук кофейник. – Вот увидишь, завтра всё будет наилучшим образом! И ты, разумеется, оказалась права, ведь девочки нашей семьи не могут так оконфузиться.

– Не путай, душа моя, конфуз и рядовую ошибку – подал голос из-за развёрнутого газетного номера отец, – в последней нет ничего страшного, если она вовремя обнаружена.

– Ах, не слушай отца, он так же бесчувственен в этих деликатных вопросах, как и большинство мужчин! – улыбнулась Кельсия.

***

После собрания смены господин начальник пригласил Сурьму в свой кабинет. В маленькой комнатушке помещался лишь заваленный бумагами стол да этажерка, зато в круглое окно во всю стену было видно открытые пути, маневровые локомотивы и ангары для мелких ремонтных работ, а так же любимое место Сурьмы – огромное кольцо прогонного пути, на котором обычно проверяли ход живых паровозов, и которое почти всегда, к великому её огорчению, пустовало.

Стоя на пятачке между столом, этажеркой и дверью, Сурьма впилась взглядом в этот путь, словно утопающий – в спасательный круг, и с напряжением ждала, когда же невысокий полноватый господин начальник в своём неизменном сером в тонкую полоску костюме – в цвет седины в его буйной шевелюре – соизволит огласить вердикт.

Господин начальник, как и всегда, не спешил. Он сосредоточенно раскуривал трубку, стоя спиной к пробуждающей и поглядывая в окно, где и локомотивы, и все его подчинённые, работающие с ними на открытых путях, были как на ладони.

Он справился со своей трубкой и развернулся к Сурьме лишь тогда, когда напряжение той достигло такого накала, что воздух вокруг неё начал тихонько потрескивать, будто кто-то ломал тонкие сухие прутики.

Господин начальник молча положил поверх горы бумаг на своём столе заключение Лития, развёрнутое к Сурьме, и её взгляд лихорадочно пробежался по нужным строкам.

– Не может быть! – в смятении выдохнула она. – Да они сговорились!

Начальник выпустил изо рта аккуратное колечко дыма.

– Вы были не правы, госпожа диагност, – произнёс он глухим ровным голосом, когда дымное колечко растаяло под потолком, – в следующий раз прошу вас быть внимательнее.

Сердце ухнуло так же, как бывает, когда зимой поскальзываешься на заледеневшем тротуаре, и ноги взлетают вверх, а тело летит вниз, и ты вот-вот шмякнешься спиной о камни. Только зимой на тротуаре это ощущение занимает доли секунды, а сейчас оно длилось и длилось, как в страшном сне. По шее к щекам Сурьмы поднялся удушливый жар, губы чуть задрожали, и она сжала их плотнее, чтобы не заметил начальник.

– Рачительность господина Висмута избавила и нас всех, и вас лично, – продолжил он, строго глядя на пробуждающую, – от неприятных последствий. Думаю, вы поступите верно, выразив ему свою благодарность за поддержку.

– Что? – не столько произнесла, сколько просвистела резко втягиваемым сквозь сжатые зубы воздухом Сурьма. – Благодарность? За поддержку?! Да он же… да он, – она почти задыхалась, на ощупь отыскивая в помрачившемся разуме словечко, которым можно было бы побольнее треснуть Висмута, пусть тот и отсутствовал в кабинете.

– Первоклассный специалист! Согласен с вами, – кивнул начальник.

– Да он пьяница! – выпалила Сурьма.

Кустистые брови начальника, делавшие его похожим на рыбного филина, поползли к переносице.

– У вас есть основания для подобных заявлений? – очень тихо спросил он.

– Я… я видела его пьяным, – стушевалась Сурьма, сообразив, что ляпнула лишнего, но пути назад уже не было.

Господин начальник опёрся кулаками о край стола и грузно покачался с пятки на носок, сверля её взглядом.

– На работе? – строго спросил он.

– Нет, – пролепетала Сурьма.

– Он непотребно себя вёл?

– Нет.

– От него пахло спиртным?

– Нет… Но… он едва держался на ногах и… я видела пустые бутылки, – в уголках глаз Сурьмы вскипали слёзы, но лицо пылало так яростно, что жар, исходивший от её щёк, высушивал слёзы, не давая им пролиться.

– Вы сейчас тоже, госпожа диагност, едва держитесь на ногах. Какие выводы я должен сделать?

– Никаких, господин начальник, – едва слышно прошептала Сурьма, не в силах более выдерживать его строгий взгляд.

– В следующий раз я прошу вас писать официальные докладные, в которых вы будете приводить веские доказательства вашим словам, а не ябедничать по углам, – низким басом пророкотал начальник. – А теперь ступайте работать, – и его мохнатая левая бровь многозначительно изогнулась.

На деревянных ногах выскочив из кабинета, пристыженная Сурьма ринулась прочь, но успела услышать, как вышедший следом за ней начальник попросил кого-то передать Висмуту, чтобы тот зашёл к нему после смены. Сердце Сурьмы, превратившееся в расплавленный свинец и распиравшее грудную клетку изнутри так, что невозможно было дышать, вдруг захолонуло: новичка ведь теперь уволят! Следом сверкнула искорка злорадства: ну и поделом ему! Но что-то склизкое и холодное, словно большая жирная пиявка, уже успело присосаться где-то под рёбрами: а ведь она действительно ошиблась! И не влезь этот несносный технеций со своим молоточком, по её вине могли бы погибнуть люди, а это куда как страшней, чем те пять минут позора, которые она только что пережила.