Глава 2

Шкет зашёлся хохотом, который очень быстро перерос в захлёбывающийся кашель. Задыхаясь, мальчишка хватал ртом воздух, пытаясь угомонить сорвавшееся с цепи сердце, а Трекер мог лишь наблюдать и держать его за плечи, приговаривая: «Давай, парень, дыши, дыши!», но помочь был не в силах.

Беззаботная песенка в эфире закончилась, её автоматически сменила следующая, и только тогда приступ Шкета поутих, но дышал мальчишка всё равно тяжело, с присвистом. Какое-то время они сидели в машине, глядя перед собой, каждый думал о чём-то своём, но оба – о невесёлом. Первым заговорил, включив в эфир третью подряд песню, Трекер.

– Шкет, тебе двенадцать, ты уже взрослый мужик и всё понимаешь…

Тот, по-прежнему глядя перед собой, кивнул:

– Дела мои никудышны.

– Без Фармы нам их не поправить.

– Ну нет-нет-нет, – насупился Шкет. – С меня им взять нечего, и расплачиваться придётся тебе, сечёшь? Чего эта их бешеная дура ещё захочет от тебя отрезать? – Он покосился на протез Трекера, и тот машинально убрал искалеченную руку с руля. – Ты и так однажды меня вытащил. Того и достаточно. Я не хочу, чтобы ещё и платил за меня.

– Давай-ка это я сам решу, чем и с кем мне расплачиваться.

– Ну нет-нет-нет! Жизнь-то моя. Почему ты тут должен что-то решать?

Трекер наклонился к Шкету и, доверительно понизив голос, сообщил:

– Потому что я ещё более взрослый мужик, сечёшь? – и взял микрофон, собираясь выйти в эфир.

Шкет вздохнул. Спорить с Трекером бесполезно: он не станет препираться, а просто сделает так, как считает правильным, это Шкет знал. И уважал его за это. Но не хотел стать причиной, по которой правильные решения Трекера сведут того в могилу или ещё хуже – в кабалу Фармы, потому что уж где-где, а в гильдии медиков ничего правильного отродясь не водилось.

Всего в дикополье было пять гильдий: малочисленные и закрытые энергетики, оккупировавшие старую гидроэлектростанцию и в прямом смысле торговавшие энергией; циничные оружейники, в спорах вместо тысячи слов предпочитающие пулю; угрюмые цеховики, объединяющие техников и айтишников; самые многочисленные и бесконфликтные – оттого кажущиеся немного не от мира сего – колхозники, ведущие натуральное хозяйство. И медики – могущественная Фарма, крупнейшая медкорпорация старого времени, не гнушавшаяся ни производством средств изменения сознания, ни опытами на людях, ни прочими тёмными делишками, вплоть до разработок биооружия, из-за чего ещё в бытность её прежнего главы – отца нынешней хозяйки Виктории – оказалась полностью отрезана от Нового Вавилона и лишена технических возможностей проводить свои негуманные эксперименты.

Всё дикополье жило бартером. Гильдии, снабжавшие друг друга – и тех, кто мог платить, – энергией, оружием, техникой, продуктами и медпомощью, поддерживали между собой зыбкий мир и устанавливали множество договорённостей, поскольку были друг другу необходимы. Конфликты случались, интриги плелись, но все сидели в одной лодке, раскачивать которую сверх меры не рисковал никто. Отказывать в щедро оплачиваемой помощи друг другу гильдии не отваживались, но что взять с одиночек? Если кого-то из таких одиночек подводит собственное сердце – и требует медицинского вмешательства – чем он может заплатить Фарме за услуги, когда за его спиной не гильдия, не банда и даже не дикопольская община, а всего лишь такой же, как он, одиночка? И что может помешать Фарме выкинуть обоих за порог, да ещё и плюнуть сверху? Разве что только тот, второй, готов заплатить Виктории даже больше, чем у него есть…

– Эй, не кисни! – Трекер включил в эфир песню и толкнул задумавшегося Шкета локтем. – Я знаю, что делаю. А ты знаешь, что я всё равно это сделаю.

– А если я не хочу, чтобы ты это делал? – буркнул Шкет.

Трекер пожал плечами:

– Что ж, твоё право. Тогда поедешь к медикам не на сиденье, а в кузове. Связанным.

– Сперва поймай, крюкорук!

– Сперва убеги, задохлик.

Шкет хрюкнул, сдерживая смешок, и ещё больше насупился – но уже ненатурально.

– И на кой прах я тогда за тобой увязался?.. – совсем по-стариковски посетовал он.

– Вот тут моя совесть чиста: я честно пытался от тебя отделаться, – усмехнулся Трекер.

…Когда он закончил эфир, Шкет уже спал, свернувшись клубочком на сиденье. Трекер не стал его будить и отправлять в спальный мешок, укрыл своей ветровкой и вышел из машины.

Ночь стояла свежая, влажная, пожалуй – слишком прохладная для излёта весны, и в одной рубашке было зябко, но за курткой Трекер не вернулся. Для эфира они съехали с наезженной дороги и остановились в холмах, на возвышенности, с которой открывался вид на реденький лесок вдалеке и развалины города за ним, но сейчас ни того, ни другого в темноте было не разглядеть.

Трекер долго стоял, бесцельно вглядываясь в ночь, потом достал из заднего кармана джинсов сигарету с зажигалкой и закурил. Курил он редко, а с появлением Шкета – почти никогда, и несчастные несколько сигарет путешествовали в бардачке пикапа уже больше года, но сейчас он знал, что без курева просто не уснёт. А поспать бы надо: ему нужна свежая голова, и не только для того, чтобы не съехать завтра в какой-нибудь овраг.

Он сделал неглубокую затяжку и медленно выдохнул дым, бледно-серый на фоне чёрного неба. Глядя, как тот извивается и корчится – как будто сопротивляется, но всё равно движется в заданном направлении, хоть никто его туда и не гонит, Трекер не удержался от мысленной параллели и невесело усмехнулся: «Прям как я».

Сигарету он держал левой рукой – курить правой так и не приноровился, хоть за десяток лет четыре железных механических пальца стали ему как родные. Он глянул на свою правую кисть, сжал и разжал кулак, тихонько звякнув металлическими сочленениями. Он ни разу не пожалел о том своём решении – не подчиниться Виктории, когда она выторговала его у колхозников, как скот. Трекер (в те времена его звали иначе) думал, что закончит свои дни в Фарме подопытным кроликом, но Виктория – тогда её называли Шай – купила его для себя – в качестве раба. Ставить опыты или тестировать препараты на нём могли бы и насильно, но заставить его делать то, на что рассчитывала Шай, она не смогла ни пытками, ни шантажом.

Трекер хорошо помнил, как она отреза́ла ему пальцы, один за другим, от мизинца до указательного, безупречно острым ножом на безупречно белом столе. Красное на белом. Красное на белом, и боль приходила чуть позже – когда пальцы уже покоились в приготовленной для них плошке со льдом. «Одно только слово, и мои лучшие хирурги пришьют их обратно незамедлительно…»

Выбор у него был невелик: либо она устанет с ним возиться и убьёт, либо он подчинится – и тогда она убьёт его через пару лет, когда вдоволь натешится. Нет уж, лучше сразу. Хотя призрачная надежда на то, что она, ничего от него не добившись, просто вышвырнет его из Фармы – ещё живого – всё же оставалась. Так и вышло.

Он и предположить не мог, что когда-нибудь пойдёт к Виктории сам, пойдёт не с местью даже – с просьбой, и готовый за эту просьбу платить. Вряд ли тем же способом, каким мог сохранить себе пальцы, однако на что-нибудь он ей сгодится, ведь сейчас он не никому неизвестный двадцатилетний щенок, сейчас его шкура в дикополье чего-то да сто́ит. А Шкет умирает, и помочь ему может только Фарма.

Трекер затушил сигарету и кивнул собственным мыслям.

Он наверняка возненавидит себя за это решение, но другого принять не сможет.

***

Фарма занимала всё ещё работающий завод старого мира по производству лекарств и разрослась вокруг него до небольшого города. Добиться аудиенции у самой королевы Виктории оказалось непросто: Трекеру со Шкетом сначала пришлось ждать у ворот территории, потом вкратце изложить свою проблему дядьке с квадратной челюстью и видом донельзя официальным, после чего долго ждать в каких-то коридорах.

Пришли люди, представившиеся врачами, хотели забрать Шкета на осмотр, но Трекер его одного не отпустил, и ему разрешили сопровождать.

Их водили из кабинета в кабинет, брали у Шкета какие-то анализы, делали кардиограмму и исследования, назначения которых Трекер не понимал, а отвечать на его вопросы никто не собирался.

Потом им опять пришлось ждать – часа три, не меньше – уже аудиенции у главы гильдии. В её кабинет пригласили одного Трекера, велев Шкету ждать снаружи. Мальчишка схватил его за рукав у самой двери, тревожно заглянул в глаза.

– Давай, может, не будем? – произнёс он одними губами.

– Не ссы, приятель, всё порешаем.

Трекер ободряюще похлопал его по плечу, чувствуя, как у самого перед встречей с Шай по предплечьям побежали мурашки. «Словно крысы с тонущего корабля», – мысленно усмехнулся он и шагнул в белоснежную, ярко освещённую комнату, полную стекла и хрома, притворив за собой дверь, обтянутую мягкой светлой обивкой – наверняка для дополнительной шумоизоляции, так что подслушать у Шкета не выйдет (а он обязательно попытается, в этом Трекер был уверен).

– Так-так-так, – протянула Виктория.

Трекер рассчитывал увидеть её за рабочим столом, но она сидела на кожаном диванчике в углу, подобрав под себя длинные стройные ноги в телесных чулках. Одна рука с ухоженными окольцованными пальцами покоилась на его спинке, в другой она держала папку с результатами обследования Шкета. Заострившиеся тонкие черты, высокие скулы, горбатый нос, гладкие чёрные волосы до плеч и неизменная красная помада. Светлое платье-пиджак с глубоким декольте, в котором виден краешек кружевного белья на загорелой коже; под диван сброшены туфли на высоком каблуке – такие в дикополье только она, наверное, и носит.

– Вот так встреча! Или дикопольского скитальца уместней приветствовать так: вечер в хату?

Трекер хотел усмехнуться, но вышло так, словно при виде Шай с ним случился кратковременный паралич лицевого нерва.

– Главе Фармы уместнее именно так, да, – ответил он, справившись с лицом.

Шай проницательно прищурила тёмные кошачьи глаза:

– Остряк! Прям как по радио. Но по радио твой голос звучит уверенней. Волнуешься?

Протез лязгнул, конвульсивно сжавшись в кулак. Шай перевела взгляд с лица Трекера на его руку и обратно.

– Твои пальцы я не сохранила – не думала, что вернёшься.

Она встала с дивана и босиком подошла к Трекеру, окинула его любопытным взглядом.

– Но ты вон какую цацку себе заимел – попрактичнее пришитых на место обрубков. Знал, что так будет?

– Нет.

– Тогда почему выбрал остаться без пальцев вместо того, чтобы служить мне?

– Ты бы всё равно меня убила.

– Ты дурак? – искренне изумилась Шай, отошла к столу и присела на его край, раскрыв папку. – Фарма огромна, любого можно куда-то пристроить и поиметь с него больше толку, чем с мертвеца.

– Тогда чего же меня за ворота выкинула, а не отдала на опыты? – Трекер переборол внутреннее сопротивление и сделал пару шагов в сторону Шай – кабинет был слишком велик, чтобы разговаривать с ней от двери.

– Погоди, – Шай вздёрнула чёрную бровь, – ты серьёзно думаешь, что я отчаялась сломать тебя, всего лишь отрезав тебе четыре пальца? – Алые губы дрогнули в улыбке насмешливой и разочарованной. – Ты думаешь, я тебя выкинула, не найдя иного применения? Да ты и правда дурак, – и она углубилась в чтение документов, а Трекер остался стоять посреди кабинета, растерянно на неё таращась.

– Ты был смазливым юнцом, но таким стойким и непреклонным в своих убеждениях! – сказала Шай спустя пару минут, не отрывая взгляда от бумаг. – В критический момент ты ухватился не за жизнь, а за честь, и это заслуживает уважения. Поэтому я дала тебе то, чего ты хотел больше всего. Свободу. Этой штукой не все умеют распоряжаться, далеко не все. Большинство умудряется обернуть её себе же во вред, но тебе она пошла на пользу. С такими, как ты, можно иметь дело.

– Жаль, что с такими, как ты, это слишком опасно, – холодно ответил Трекер.

– Но ты всё равно пришёл. – Шай бросила на него ироничный взгляд поверх бумаг. – Уже догадываешься, что твой парнишка не жилец, или буду вынуждена тебя огорчить? Операция сложная и требуется незамедлительно.

– Вы можете её сделать?

– Безусловно. Вопрос в цене.

Она отложила документы и уставилась на Трекера, скрестив руки на груди. Повисло молчание.

– Я тебя слушаю, – бесстрастно сказал Трекер, с раздражением замечая, что нервничает гораздо больше, чем рассчитывал.

– Есть два варианта. – Шай подошла ближе. – Мы лечим парня, и он остаётся у нас. Навсегда. Я слышала его в твоём «Радиотрёпе» – из мальчика выйдет толк, если всерьёз заняться его обучением, а некоторым моим специалистам пора подумать о том, чтобы подготовить себе достойную смену.

– Я не оставлю его в вашем гадюшнике…

– Комфортабельном гадюшнике, прошу заметить.

– …среди извращенцев, социопатов и наркоманов…

– Которых ты просишь спасти его жизнь.

– Но не делать его одним из них! Одним из вас.

Горло перехватывало от внутреннего напряжения, оно требовало выхода, и Трекер чуть не сорвался на крик, но вовремя себя одёрнул. Шай меланхолично усмехнулась, и ему показалось, что она испытывает его, проверяет, чего он сто́ит и на что готов пойти. Насколько сильно получится его прогнуть, сколь много выйдет с него содрать и есть ли смысл иметь с ним дело. Трекер сделал медленный вдох, мысленно досчитал до десяти и спросил уже спокойно:

– А второй вариант?

Теперь его голос звучал точно как по радио, только не так весело. Судя по тому, как прищурилась Шай, она это оценила.

– Ты сам на нас поработаешь. Но не думай, не так, как я предлагала десять лет назад – для таких забав ты уже несвеж.

– Нужно… кого-то убить?

Пока Виктория тянула паузу, Трекер почувствовал, как в его груди растёт большой липкий ком, как он поднимается к горлу и перекрывает кислород. Ради спасения Шкета он смог бы нарушить клятву, данную себе же много лет назад. Но сможет ли вновь отнять жизнь? Ведь дело тут вовсе не в клятвах…

– Всего лишь отыскать.

Слова Виктории прозвучали как из-под воды, и Трекер осторожно вдохнул, боясь схватить воздух слишком заметно, как после удушья, но расслабляться было ещё рано.

– Один из моих ценных сотрудников захотел прогуляться и прихватил с собой важные данные о некоторых разработках. Без этих данных вся наша многолетняя работа насмарку.

– Я должен вернуть эти материалы?

– Ты должен вернуть человека. Живым. Материалы в его голове.

Кажется, всё не так и плохо…

– А что ваши безопасники?

– Потеряли след, едва выйдя за ворота. Они не слишком умны, но слишком заметны – на каждом наше клеймо, как и положено в гильдиях, если ты подзабыл. Далеко не все станут помогать боевикам Фармы по-хорошему, а искать след по-плохому выйдет слишком долго.

– Думаешь, я справлюсь лучше?

Виктория хмыкнула.

– Ты всеобщий любимец, ты постоянно в дороге и знаешь каждый закуток дикополья, с тобой будут болтать, тебе станут помогать, ну и сам ты не пальцем деланный и лично заинтересованный. А ещё у тебя хорошие связи – судя по твоей хитросработанной клешне и отсутствию проблем с топливом для твоей тачки.

Очередь хмыкнуть перешла к Трекеру.

– Мальчик может не дожить до твоего возвращения, – продолжила Шай, – поэтому его прооперируют сразу, как только ты отправишься в путь. Но если подведёшь нас – в силу вступит первый вариант: Шкет останется в Фарме. По рукам? – она протянула холёную ладонь. – Или ты отнимешь у пацана времечко себе на подумать?

Трекер молча сжал протянутую ладонь металлическими пальцами.

– Какой тонкий механизм, – заметила Шай, не отпуская его руки́ и глядя ему в глаза. – Как живой. Дорого тебе стоил?

– Как минимум – настоящих пальцев.