Глава 4. Замужем

– Мы не можем вас зарегистрировать прямо сейчас, – хорошо поставленным голосом говорит женщина с пышной шапкой обесцвеченных кудряшек.

– Почему? Я тут что-то не вижу очереди из желающих, – Дима говорит вроде вежливо, но как-то так, что от его тона хочется втянуть голову в плечи. Но эта женщина и ухом не ведет.

– Надо за месяц подавать заявление! Сразу регистрируем только по очень серьезным причинам.

– Например?

– Если невеста в положении, если есть угроза жизни, если жениха на военную службу призывают или командировка длительная скоро будет, – заученно перечисляет женщина.

На слове «командировка» Дима ухмыляется с видом победителя и спрашивает, где найти начальника всей этой богадельни. Мою руку он при этом не отпускает.

В кабинете начальника (вернее, начальницы) Дима показывает билеты в Корею, куда он на самом деле не летит, – но кто об этом знает? – и подкрепляет свои слова вложенными в наши паспорта несколькими крупными купюрами. Начальница, чем-то неуловимо похожая на первую тетку, но с медными кудряшками, приторно улыбается и обещает пойти навстречу «настоящей любви».

У меня от этих слов едва не случается истерика, но Дима вовремя сжимает мою руку и предостерегающе на меня смотрит.

– Про согласие не спрашиваю, – угодливо смеется начальница, пододвигая к нам бланки. – И так понятно, что согласны. Фамилию меняем девочке?

– Да, – почему-то говорю я одновременно с тем, как Дима произносит «Нет».

Секунду мы удивленно друг на друга смотрим.

– Нахрена? – негромко спрашивает он.

– Просто, – бормочу я и краснею так ужасно, что у меня даже шее становится жарко. Господи, ну зачем я это ляпнула? Да, когда-то я мечтала быть Гриневой и даже подпись себе новую придумывала: все последние странички школьных тетрадок были в этих завитушках, – но это ведь все давно прошло. И брак у нас ненастоящий. Наверное, я просто устала, поэтому так плохо соображаю.

– Фамилию не меняем, – обрубает Дима, и тщательно прорисованные брови начальницы ЗАГСа взлетают к линии волос.

– Вы не хотите, чтобы жена брала вашу фамилию? – удивленно спрашивает она, глядя на Диму с подозрением. – Я всегда думала, что мужчинам это важно.

– А я думаю, что это не ваше дело, – грубовато обрывает ее он.

– Как скажете, – она поджимает губы, забирает наше заявление, паспорта и просит подождать в коридоре.

Мы выходим. Я сажусь на стул, Дима раздраженно ходит туда-сюда, потом смотрит на меня и хмурится:

– Болит что-то?

– Нет. Просто устала.

– Потерпи. Сейчас уже поедем домой.

– Надо же, какой ты заботливый, – ядовито тяну я. – Как мне, оказывается, повезло с мужем!

– Не смешно, Лен, – цедит он.

– А похоже, что я смеюсь?

Я откидываюсь на спинку стула и прикрываю глаза. Мне не хочется смотреть на него, он меня сейчас жутко бесит. Не знаю, сколько проходит времени, но наконец хлопает дверь кабинета и оттуда выходит начальница. В руках она держит свидетельство о браке и наши паспорта.

– Поздравляю, – говорит она и протягивает это все Диме .

– Спасибо, – паспорта он сразу убирает в сумку, а свидетельство долго рассматривает с каким-то странным выражением лица. Но потом убирает и его тоже, и бросает мне: – Идем.

Я из какой-то детской вредности не двигаюсь с места.

– Лена?

– Не хочу никуда идти.

– На руках тебя отнести в машину? – спокойно интересуется Дима, и не похоже, что он шутит.

Какая-то часть меня находит это предложение очень интересным, но я заталкиваю эту мысль куда подальше и с тяжелым вздохом встаю.

– Поехали, – равнодушно говорю я.

В машине мы едем молча, а когда уже подъезжаем к дому, Дима вдруг спрашивает:

– Ты думала, что я заставлю тебя менять фамилию?

– Разве не так делают, когда женятся? – с вызовом отвечаю я. – И вообще я бы поменяла, что такого?

– Тебе пришлось бы менять все документы, – замечает Дима.

– У меня из документов только паспорт.

– А после развода? Снова бы меняла?

– Оставила бы твою, – фыркаю я. – Кому какая разница? К тому же мне моя фамилия никогда не нравилась. Чеботаева! Ужасно звучит! Лучше уж Гринева, это не так мерзко.

Машина тормозит около нашего подъезда, но Дима почему-то не торопится выходить.

– Я думал, что ты будешь против, – задумчиво говорит он, скользя нечитаемым взглядом по моему лицу. – А то я бы… Блин, знаешь, в этом что-то есть, когда у кого-то еще такая же фамилия, как у тебя.

У Димы, как и у меня, никого нет из близких. Был отец, но тот давно спился и умер. Так что я, с одной стороны, понимаю, про что он, а с другой… Меня это почему-то бесит.

– Хочешь кого-то с такой же фамилией – роди себе детей, – грубо отвечаю я. – У них еще и отчество твое будет! Прикинь, как прикольно?

Дима неожиданно смеется.

– Мужики не рожают, Лен. Ты разве не в курсе?

– Ну пусть Мария тебе родит.

– У Мары других дел хватает.

– Это вы уже сами разберитесь между собой, я тут не при чем, – бурчу я и открываю дверцу машины.

Почему-то от упоминания Марии настроение мое портится окончательно. Никогда не думала, что день моей свадьбы будет настолько отвратительным!

Но, оказывается, это было еще не все.

Мы выходим из машины, и Дима останавливается у подъезда, обшаривая карманы куртки в поисках сигарет. Раньше я очень любила стоять с ним рядом, когда он курил, и смотреть, как его красивые губы обхватывают сигарету, а потом выдыхают сизый дым. Он меня всегда гонял, говорил, что детям вредно этой херней дышать, а я возражала, что я не ребенок, а подросток, и все равно стояла рядом.

Но сейчас мне не хочется находиться с ним рядом. Мне хочется поскорее домой. Налить себе чаю в кружку с Эльзой из мультика «Холодное сердце», закутаться в любимый плед и спрятаться в нем от этого ужасного дня.

– Я пойду, – бросаю я Диме.

– Подожди, я быстро покурю.

– Не хочу ждать. Устала, – буркаю я. – И ключи у меня есть вообще-то.

– Ну иди, – пожимает плечами он.

Я на мгновение залипаю на то, как его длинные пальцы сжимают сигарету, а потом отворачиваюсь, открываю дверь подъезда и медленно поднимаюсь на наш этаж.

Еще с лестницы я замечаю, что вся площадка завалена каким-то мусором. Обломки старой мебели, свернутый ковер, пакеты с одеждой… Неужели трудно было донести это все до мусорных баков?

Я разглядываю разломанную на куски мебель и вдруг замечаю на дверце, прислоненной к стене, наклейку с утенком. Надо же, какое совпадение, прямо как у нас до…

Осознание ударяет обухом по голове. Это и есть вещи из нашего дома. Из комнаты бабушки, где я специально после ее смерти ничего не трогала.

Я беспомощно смотрю на обломки бабушкиной жизни: на край ее потрепанной шубы, торчащей из пакета, на дверцу от вечно поломанного шкафа, который никогда не закрывался, на металлическую сетку кровати… Я не замечаю текущих по лицу слез до тех пор, пока щекам не становится холодно и мокро, но даже после этого я их не вытираю. Просто смотрю, просто плачу, просто…

– Лен, – окликает меня Дима откуда-то со спины. – Не парься, я сегодня все уберу. Просто думал, что тебя позже выпишут. Не успел.

Бессилие и растерянность в одно мгновение оборачиваются такой яростью, что я подскакиваю и изо всей силы толкаю его в грудь.

– Урод! Сволочь! Скотина! Да как ты мог вообще… как ты мог все бабушкины вещи…Она тебя любила! А ты… ненавижу тебя. Ненавижу!

Я захлебываюсь рыданиями, ничего не видя от слез, но продолжаю бить его. По плечам, по груди, по лицу…Пока не чувствую, что мои запястья перехватывают и сжимают в крепкой хватке, а меня саму мягко подталкивают куда-то вперед.

– Тихо, тихо. Давай, в квартиру заходи.

Я не успеваю опомниться, как оказываюсь в знакомом до каждой черточки на обоях коридоре.

Дима смотрит на меня со стальным прищуром.

– Лен, а теперь объясни нормально, какого хрена ты так психанула?

Но я не слушаю его и прямо в обуви бегу по коридору к бабушкиной спальне. Замираю у дверного проема и неверяще оглядываю пустую комнату, пустые выгоревшие стены с ярким пятном на том месте, где стоял шкаф. Ничего не осталось. Ничего…

У меня подкашиваются ноги, и я опускаюсь прямо на пол. Смотрю бессмысленно перед собой и отчаянно желаю, чтобы этого дня не было. Чтобы Грина – не было! Чтобы он провалился куда-нибудь под землю! В ад!

– Я жду объяснений, – раздается совсем близко его раздраженный голос. – Что это, блядь, за детская истерика?

– Детская?! Ты выкинул все бабушкины вещи, и даже ничего не сказал мне. Ты все выкинул из ее комнаты!

– Ну да. Давно пора было. Там же надо ремонт сделать.

– Не надо!

– А где я, по-твоему, должен буду спать? – еще более раздраженно интересуется Дима. – На коврике, блядь, у двери?

– Да мне плевать где! – опять взрываюсь я. – Я тебя вообще сюда не звала. А это – бабушкина комната!

– Начнем с того, что это моя квартира, – спокойно говорит Дима. – И да, комната была бабушкина, но она ей больше не нужна, Я думал, у тебя просто времени не было весь этот хлам оттуда выкинуть. А ты специально что ли все там оставила? Музей там хотела сделать или заповедник для тараканов?

– Это же ее вещи, это память, это… Ты не имел права все взять и выкинуть! Ты должен был спросить меня!

– О чем, блядь, я должен был тебя спросить? – цедит Дима. – О том, не хочешь ли ты оставить на память баб Машин шкаф с мышиным гнездом и старые тряпки?

Я снова на него бросаюсь. Молочу его кулаками, задыхаясь от слез, но вместо того, чтобы меня оттолкнуть, Дима наоборот вдруг хватает меня и прижимает к себе. Так крепко, что я не могу шелохнуться. Сначала трепыхаюсь, пытаясь вырваться, а потом обмякаю всем телом в его руках, утыкаюсь носом в футболку, пахнущую теплым металлом и немножко дымом, и плачу с таким невыносимым облегчением, какого я не испытывала очень давно.

– Это просто вещи, Лен, – грубовато, но как-то очень искренне говорит он. – Старые ненужные вещи. Баб Маша бы сама тебя отругала за то, что ты все это тут держишь.

– Я скучаю по ней, – шепчу я.

– Не ты одна.

– Ты даже на похоронах у нее не был, – вырывается у меня давно скрываемая обида.

Да, Дима приехал через неделю, положил на могилу огромный букет, решил все вопросы с памятником, но это не то. Мне он был нужен в тот момент, а его не было. Он, конечно, не должен был, но…

Но после этого между нами окончательно все поломалось.

– Мне жаль, Лен, – хрипло говорит он, и теплое дыхание касается моего затылка. – Я правда не мог сорваться и приехать, там это ебаное подписание договора было… Мара же была. Я ей денег перевел. Она все должна была организовать.

– Она организовала, – бормочу я глухо, все еще вжимаясь лицом в его теплую твердую грудь, обтянутую изрядно промокшей от моих слез футболкой. – Но я ждала тебя.

Я никогда бы в этом не призналась, если бы не была в таком состоянии, как сейчас. Если бы Дима не обнимал меня. Если бы его рука не скользнула по моей спине до самой поясницы, рождая какое-то приятное томление внутри.

Я инстинктивно прижимаюсь к нему еще сильнее, но внезапно он отстраняется. Резко.

– Успокоилась? – спрашивает Дима хмуро. – Я выбросил только хлам. Фотоальбомы, книги и прочую мелочевку я в коробку сложил, она в зале стоит. Сама потом разберешь.

– Л-ладно, – растерянно говорю я.

– Мусор с площадки сегодня вынесу, а рабочие завтра придут. Там надо стены покрасить и потолок, потом я уже мебель куплю, – Дима перечисляет все это равнодушным, абсолютно деловым тоном, а потом вдруг бросает на меня странный взгляд. – Осталось разобраться с тем, где мне сегодня спать.