Глава 2

В этот момент жизнь начиналась, конечно же, не только в квартире на 25 этаже новостройки. Тихое утро одного из дней поздней осени застало меня не в самом лучшем состоянии. Голова начала болеть ровно со звуком будильника и не проходила, пока не подействовало лекарство. Такое бывало у меня нечасто, но сейчас, после недели больничного, было вполне объяснимо.

Никогда не понимала, как Пушкин любил осень, когда в этот период вокруг были одни сплошные звуки кашля или насморка, а погода не располагала ни к одной капельке хорошего настроения. И, как бы не хотелось спорить с великим классиком, подобие улыбки пришлось надеть на себя в качестве аксессуара к офисной одежде. Слишком уж много угрюмых, как тучи, и серьезных людей по утрам в метро. Хоть кому-то нужно дарить прохожим и окружающим улыбку. И эту роль ежедневно брала на себя я.

Если бы мне позволили однажды поучаствовать в процессе законотворчества или хотя бы издать рекомендации Минздрава для всех граждан столицы в осенний период повышения заболеваемости, я бы письменно зафиксировала необходимость улыбаться по утрам. Только представьте, сколько бы проблем это решило! Тысячи, а, может, миллионы людей не совершат в этот день чего-то плохого кому-нибудь на зло или же будут работать, совершая меньше ошибок и с гораздо большим желанием, просто увидев в начале буднего дня у кого-то из прохожих улыбку на лице. Ведь у многих, к большому сожалению, нет возможности посмотреть на сияющее лицо близкого человека, но даже незнакомец может обрадовать каждого хорошим настроением. Счастье гораздо более заразительно, чем печаль, которую обычно делить никто не хочет, но также, увы, гораздо более быстротечно.

Выходила из метро по этой причине, как обычно, с чувством выполненного долга. Мне всегда казалось, что улыбкой или хотя бы не самым хмурым выражением лица я делала старушку, студента или работника офиса немного счастливее. Может, мне только казалось, и все же было приятно тешить себя этой мыслью.

Мне некого было радовать дома. Я была одной из тех, кого обычно называют одинокими, хотя сама никогда этого особо не ощущала. Возможно, просто привыкла находиться одна. Если кратко описывать мою скромную биографию, то я росла в одном из столичных детдомов. О моих родителях ничего не было известно. В далекий период неопределенности и некого смятения незадолго до слома прежнего режима и становления новой страны они (или же только моя мама) оставили меня двухнедельную на улице столицы. Безусловно, мне повезло родиться и остаться в Москве. Этим вряд ли можно хоть как-то оправдать поступок моих родителей, но, по правде говоря, я их никогда и не винила. Не потому, что пыталась мысленно найти оправдание, скорее просто не знала их.

Период детства помню смутно. Вроде было пару подружек, но их в дошкольном и школьном возрасте удочерили. Помню только, как они радовались появлению семьи и как я должна была радоваться за них, но ощущала только чувства пустоты, грусти и злости. Такая детская зависть, сравнимая с тем, как кому-то купили в магазине новую игрушку, а тебе – нет. После этого мы постепенно переставали общаться, а с годами совсем теряли контакты.

Возможно, появляется вопрос, почему в семью не забрали меня. Я не раз думала об этом не только в детстве и юности, но уже и в осознанном возрасте, пытаясь представить, как бы могла сложиться моя судьба иначе, если бы это случилось. Каждый раз в воображении возникали счастливые картинки и долгие, подробные сценарии вроде тех, что обычно представляешь перед сном, и такие же несбыточные. Однако, конкретную причину такой несправедливости судьбы я выделить не смогла. Несколько раз со мной приходили общаться бездетные пары. Один раз были муж с женой, которые уже имели детей, у меня могли появиться братик с сестричкой. Но все эти люди никогда не задерживались надолго. Как бы ужасно ни было сводить все к внешности, но, думаю, это тоже сказалось по-своему. Я всегда была гадким утенком. Расцветать, и то немного, начала уже ближе к окончанию интерната, но таких взрослых детей редко забирали в семью. И я не стала исключением. Возможно, здесь уже повлияли моя застенчивость, неразговорчивость, даже скорее некоторая дикость. Сложно это представить сейчас, когда спустя годы, я подробно пишу воспоминания о прошедших годах и собственные мысли. Но на тот момент общение давалось мне крайне сложно. Со мной просто не находили контакт те, кто нуждался в ребенке.

Единственным человеком, который всегда мог получить от меня искреннее общение, была одна из воспитательниц в нашем детском доме – Нина Васильевна. Она много времени проводила со мной с самого раннего детства, но не настолько много, чтобы я начала воспринимать ее в качестве матери. Женщина скорее была для меня единственным и настоящим другом. Когда я начала учебу в интернате, то редко видела ее, но всегда приходила с проблемами за советом или помощью, или просто за разговором. Хотя назвать этот вид коммуникации диалогом в привычном смысле слова сложно. Даже Нине Васильевне я не открывалась до конца. Заходила, кратко отвечала на вопрос о моих делах и на последующие уточняющие вопросы, а дальше слушала наставления воспитательницы или истории из ее жизни. Удивительно, что, не зная, что у меня произошло, эта женщина с идеальной точностью определяла, что не так, и подбирала историю или совет, подходящие под конкретную ситуацию. «Разговоры» были недолгими, но мне хватало пищи для размышлений до следующего раза.

Вероятно, Нина Васильевна так точно находила слова потому, что сама была одинокой. Об этом я узнала уже много лет спустя. Просто в один момент, мне тогда было шестнадцать, это женщина-волшебница пропала. Через несколько дней мне сообщили, что врачи не смогли спасти ее после инсульта. Это, наверное, был самый большой удар в моей жизни, ведь больше терять было некого. Но даже на похороны я не попала из-за необходимости вернуться в интернат. Скорее всего это было скромное отпевание, ведь, как сказала через пару лет одна ее знакомая, случайно встретившаяся мне в магазине, Нине Васильевне никто тогда, во время приступа не мог помочь. Она жила одна, а единственная дочь давно уехала с мужем заграницу и вернулась лишь попрощаться с матерью. Я не знаю судьбы этой удивительной женщины, но могу представить, что ей многое пришлось пройти, чтобы так научиться чувствовать окружающих и помогать им. Настоящее доброе сердце. До сих пор постоянно вспоминанию многие слова моего первого друга.

Отучилась я вполне сносно. С совершеннолетием получила какое-никакое жилье – однушку, надо сказать, в весьма приличном районе и в не самом убитом доме. В университет я не поступила. Думаю, что тогда голову занимала первая и, как водится, несчастная влюбленность. Договор найма жилого помещения был рассчитан всего на несколько лет, а социальных выплат едва ли хватило бы, чтобы сводить концы с концами. Так жизнь заставила меня отвлечься от романтических чувств и искать любую возможную работу. Этот момент, как мне кажется, стал переломным в моей личной жизни. С тех пор я всего пару раз была на свиданиях, да и то очень давно. Но этого мне хватило, чтобы осознать, что из этой затеи ничего не выйдет. Я тогда решила пустить все на самотек. Нет, я не надеялась на прекрасного принца, который увезет меня на жаркие острова от всех жизненных невзгод, с кем я буду бесконечно счастлива и с кем мы умрем в один день в окружении детей и внуков. Нет. Я просто с чего-то решила, что отношения не для меня. Мне кажется, именно в тот момент обрекла себя на одиночество. Но мне было комфортно. Я, конечно, не сторонник гедонизма или просто жизни ради себя любимой, но сложилось так, что в одиночестве и осталась. А после тридцати пяти, как известно, даже в нашей современной реальности внешнего «счастья без ограничений» крайне сложно построить личную жизнь. Так я и осталась без заветной для многих второй половинки. Я не спорю, что она необходима в жизни. Очень необходима. Бывают минуты, когда мне горько от того, что я не являюсь одной из счастливых жен и мам. Но вскоре я осознаю, что больно мне от того, что не имеется красивой картинки из социальных сетей, а не от реального отсутствия чувств. Их попросту у меня никогда и не было.

Преодолев маршрут от метро до стеклянных автоматических дверей современного небоскреба, я приложила пропуск к турникету и направилась к рабочему кабинету на втором этаже.

Глава 3

Стук каблуков начал отдаляться от кабинета помощника. И другие более мягкие и редкие шаги стали приближаться к двери Евгения.

Инесса Владимировна, начальница Евгения, была женщиной безусловно очень активной и компетентной. Она четко формулировала задачи, и ничего в отделе не проходило мимо ее взора. Но иногда энергичность была чрезмерна. Инесса Владимировна всегда могла позвонить Евгению или его помощнику, могла воспользоваться должностными обязанностями своей секретарши, могла в целом многое делать в стенах своего просторного кабинета этажом выше рабочего места проектного менеджера. Но женщина предпочитала во всем участвовать лично, приходить ко всем самостоятельно и следить за выполнением поставленных задач своими глазами. Видимо, только так ее гиперответственная натура получала спокойствие. Евгений каждый раз, как в первый, удивлялся привычкам и методам работы своей начальницы, но не мог не признать, что они способствовали эффективной деятельности всего коллектива.

По ощущениям, до обеденного перерыва было еще достаточно много времени. И правда. Против своей привычки посмотрев на часы, он увидел, что прошло всего чуть больше часа. Цифры показывали 10:12. «Выглядит, как дата годовщины нашей свадьбы. Уже совсем скоро», – пронеслась мысль в его голове, – «надо не забыть подумать о подарке Кате».

Раздался стук в дверь.

– Войдите, – отозвался Евгений.

На пороге показался его помощник.

– Евгений Андреевич, вас вызывает к себе Инесса Владимировна. Через 15 минут, – оттарабанил он.

– Спасибо, Герман.

Ровно в назначенное время Евгений стоял перед дверями кабинета с золотой надписью «Директор проектного отдела. Соколова Инесса Владимировна». Темно-коричневый оттенок двери прекрасно сочетался с цветом букв. «Катя бы оценила», – подумал Евгений. Он постучался и, не дожидаясь отдельного разрешения, вошел в комнату.

– Добрый день, Инесса Владимировна!

Женщина что-то искала в документах и отвечала на звонок: «Да, да… Конечно! Ближе к концу недели… Что вы! Успеем!». На секунду она повернулась к Евгению с легким удивлением в глазах, затем, вероятно, вспомнила, зачем он ей был нужен, кивнула и указала на кресло.

«Будьте уверены… Наберу Вам, как только будет выполнена основная часть работ… И Вам! Всего доброго!». Инесса Владимировна отложила телефон. Пару секунд она концентрировалась на следующей стоящей перед ней задачей, а потом обратилась к Евгению:

– Здравствуйте, Евгений Андреевич! Подождите здесь еще несколько минут. С Вами хочет встретиться помощник руководителя нашей компании. Он будет с минуты на минуту.

Повисла небольшая пауза. Евгений смутился.

– Хорошо, я понял, Инесса Владимировна, – ответил он.

В этот момент ей снова позвонили. «Да, слушаю… Сейчас проверю…». Женщина встала и вышла из кабинета, по пути кивнув Евгению.

Иной раз он бы снова удивился поведению и методам работы своей руководительницы, но сейчас его мысли занимало другое. Евгений раньше никогда не общался с руководством компании, работая в отдельном филиале. Пересекался с этими людьми только в виде их имен и подписей на документах об утверждении той или иной программы проекта. Казалось, что они так и существовали в чьей-то руке, которая выводила буквы и закорючки на бумаге. И Евгений все никак не мог представить их в виде отдельных личностей.

Вообще удивительно, как люди пересекаются друг с другом через абсолютно каждую вещь. Берешь в руки карандаш и не задумываешься, сколько людей участвовали в его создании. Или как яблоко, которое ты кусаешь, было выращено чьими-то руками, собрано, отправлено, отгружено и продано тебе. Большинство этих действий были выполнены машинально, но некоторые, например, при выпечке хлеба в маленькой частной пекарне, вполне могли оставить в предмете частичку любви другого незнакомого тебе человека к окружающим или к своему делу. Если в книге или фильме контакт с писателем или режиссером представить не так сложно, то с другими предметами это менее очевидно. И все же взаимодействия и пересечения есть. Весь мир неразрывно связан между собой триллионами предметов, используемых нами ежедневно. Нечто вроде такой полу-осознанной связи было у Евгения с руководством, которого он лично никогда не видел.

Прошло около десяти минут. Евгений почти не двигался и смотрел в одну точку на другом конце стола, как наконец-то двери открылись и в комнату поочередно вошли Инесса Владимировна и широко улыбающийся мужчина среднего возраста. Он был одет в идеально выглаженный дорогой костюм с галстуком и запонками. Двигался широкими шагами, излучая уверенность в себе и харизму. Внешность нельзя было назвать красивой, но мимика значительно добавляла привлекательности. Он подошел к занявшему прямое положение Евгению и пожал ему руку.

– Добрый день! Я так полагаю, Вы и есть Евгений Андреевич, – мягко и быстро сказал он и, не дожидаясь ответа продолжил, – меня зовут Александр Дмитриевич. Очень приятно!

– Очень приятно! – чуть растерянно ответил Евгений.

Александр Дмитриевич занял кресло напротив и жестом пригласил Евгения присесть. Инесса Владимировна села на свое рабочее место. Со стороны она за столом должна была занимать доминирующую позицию для хода диалога, но центр был очевидно смещен на Александра Дмитриевича, который всем своим видом показывал, что все зависит только от него.

– Позвольте потратить несколько минут на предисловие, – все также улыбаясь и смотря на Евгения, сказал он, – несколько дней назад я разговаривал с Инессой Владимировной по телефону и спрашивал, может ли она порекомендовать своего сотрудника для реализации одного крупного проекта.

Инесса Владимировна улыбнулась.

– В ответ я услышал Ваше имя и при первой возможности решил встретиться с Вами, так как сроки поджимают. Инесса Владимировна очень хорошо отозвалась о Вас и заверила, что в случае Вашего увольнения с должности… – он запнулся.

– Проектного менеджера, – подсказала Инесса Владимировна.

– Благодарю, проектного менеджера, сумеет найти достойную замену, чтобы компания ничего не потеряла от этого.

Евгений продолжал молчать, не зная, что сказать.

– Вам, – продолжил, Александр Дмитриевич, – должно быть кажется странным, что требуется увольнение с должности при том, что ваше настоящее место работы напрямую связано с главной задачей – организацией и реализацией мероприятий и проектов. Но я не вправе сообщать подробности предложения без присутствия Павла Антоновича. (По подписям Евгений знал, как звали генерального директора и одновременно владельца компании. Его фамилия была Самойлов). И прежде, чем спросить, интересует ли Вас это предложение, я задам Вам пару вопросов.

Ответа этому человеку, судя по темпу речи, не требовалось, и Евгений просто кивнул.

– Где Вы работали ранее, до нашей организации?

Ответ явно имелся в резюме, но Евгений сделал скидку на то, что помощник генерального директора мог не успеть его изучить, и ответил:

– Я работаю в компании семь лет, а начинал с должности банкетного менеджера в небольшом ресторане. Если считать стажировки в период магистратуры, то приходилось проходить практику в IT-компании и в энергетических структурах.

– Прекрасно, что опыт у Вас имеется разный. А ка- кое бы качество Вы назвали самым значимым в себе? – скучающим тоном продолжил Александр Дмитриевич.

– Ответственность, – не задумываясь, ответил Евгений.

– Предпочитаете работать в команде или самостоятельно?

– Самостоятельно. Но команда необходима для качественного контроля за всеми аспектами проекта, – уверенно сказал кандидат.

– Можете работать с разными проектами или в Ваших компетенциях есть конкретные типы?

– Думаю, что в принципе с любыми. Механизм всегда примерно одинаков.

– Замечательно. У Вас есть семья?

– Жена. Детей нет.

– А Вы готовы уволиться со столь крупной должности, если мы предложим оклад в несколько раз больше?

У Евгений создалось впечатление, что весь диалог был формальностью и задачей Александра Дмитриевича было только получение его согласия. Теперь почти не оставалось сомнений, что резюме было тщательно изучено.