Глава 6

После выставки в Музее Москвы потянулись дни сурка: все повторялось из раза в раз. Ранний подъем (если четыре часа с постоянными пробуждениями можно можно назвать сном), пробежка в парке, завтрак, работа, дом – все как в заезженных фильмах, где главная героиня теряет смысл жизни после встречи с «тем самым». Такую жизнь правильнее было назвать существованием. Говорят, чтобы стать сильной, нужно прекратить быть хорошей. Она могла бы превратиться в стерву, которая с высокомерием смотрит на окружающих и превозносит себя, но было бы это правильным и честным по отношению к самой себе? Нет. Отец не так ее воспитывал.

Тем вечером, когда Аня хотела распрощаться с прошлым и отпустить Николая, Леша сообщил, что память вернулась к Литвинову и что он вспомнил те дни, которые они провели вместе с Аней. Ей казалось, что после выставки Николай подкараулит ее у издательства, позвонит или напишет сообщение, и она готова была простить его и вновь впустить в свою жизнь. Однако Коля словно в воду канул. Ни «случайной» встречи, ни звонка, ни сообщения. Розовые мечты снова разбились о скалы. Она пришла в отчаяние и даже начала думать, что откровенный разговор с Лешей – мираж.

Усугубляло меланхоличное состояние изменившееся отношение Даниила. На следующий день после выставки он появился в издательстве позже обычного. Взгляд был чернее тучи, а лицо бледное, словно у мертвеца. Он будто бы потерял веру во что-то и стеклянным взглядом одаривал каждого, кто заходил к нему в кабинет. К слову, Даня не различал посетителей вообще. Без разбору подписывал документы, которые секретарша ему подкладывала. И если сначала редакция могла списать рефлекторные действия Саковича на недосып, то вскоре забила тревогу: на совещаниях он даже не глядел на Льва Игнатьевича, хотя прежде был внимательным слушателем.

Аня неоднократно пыталась выведать правду, однако Даниил замкнулся в себе. Она была единственной, с кем он хотя бы перебрасывался парой-тройкой фраз. Тем не менее, их общение ограничилось приветствием, банальными «как дела» и «как прошла выставка». Аня в красках расписала ему вечер в надежде на то, что ее игривый настрой передастся и ему, но Даня по-прежнему был как призрак. От него будто осталась оболочка, за которой нет ничего и никого. Пустота. И Аню это тревожило. Ей всего-то нужно было, чтобы он открыл дверь, когда она стучалась в нее. Но Даниил, кажется, стоически переживал обрушившуюся на его плечи неприятность в одиночку.

* * *

Медленно светало. Алое солнце сменило холодно-желтую луну, всплывая на горизонте и сливаясь с небом. На часах 4:57. Суббота. Чуткий сон Ани нарушило трепетание штор и мнимое видение, которое продолжало преследовать ее с их первой встречи в Москве. Набережная. Подаренная роза. Поцелуй.

Сон, словно пленка, многократно прокручивался в сознании, лишая рассудка. Капли холодного пота выступили на лбу. Присев на кровати, Аня поджала под себя ноги, скомкав пальцами одеяло. Говорят, что надежда помогает держаться на плаву и не позволяет сойти с ума. Как бы не так. Аня ощущала, что таящаяся внутри надежда на совместное будущее с Николаем терзала ее.

Августовский ветер пробрал до мурашек, заставив Аню съежиться. Вместе с дуновением появился знакомый аромат. Его аромат. Учуяв эти нотки, Аня перевела взгляд на кресло, на котором висел мужской пиджак. Хотя его можно было убрать в шкаф, но Ане отчего-то не хотелось. Может быть, потому что вещь означала присутствие Николая рядом с ней.

Спустив ноги на серый ковер, Аня на миг застыла в молчании. Мысли кружились в голове, ни на минуту не оставляя ее в покое. Встав с кровати, она подошла к шкафу, в котором хранила нечто куда более сокровенное, чем одежду и обувь. Там, на нижней полке, завернутая в махровый плед, стояла большая красная коробка. Присев на колени, Аня вытянула ее, но крышку снимать не спешила. Руки дрожали от накатившего волнения, коробка упала на колени, а крышка – на пол. Судорожно сглотнув, она взглянула на содержимое.

Ярко-алая роза, помещенная в стеклянную колбу, крошечные, едва пожелтевшие от времени записки, корешки от билетов в планетарий и кинотеатр, совместные фотографии – все это освежило в памяти счастливые воспоминания. Она развернула записки и перечитала послания, написанные каллиграфическим почерком. Подушечками пальцев провела по старым билетам, вцепилась в стеклянную колбу. Ярко-алая роза давным-давно иссохла, кое-где опали лепестки, однако Аня по-прежнему помнила запах. Во рту появилась горечь, похожая на деготь, из глаз хлынули слезы. Аня погрузилась в воспоминания. На душе стало так тревожно и тепло одновременно. Ей слишком сильно не хватало Коли. Он всегда был в ее сердце, и она слишком много думала о нем.

Хмурое небо и свинцовые тучи сменились ночными сумерками. Неприятная прохлада касалась щек, заставляя кожу краснеть от раздражения. Сильные порывы трепали волосы и вызывали дрожь, но Аня терпеливо переносила осеннюю непогоду, согреваясь лишь от одной мысли о том, что скоро увидит Колю. Прячась за беседкой и ожидая, когда охрана закончит обход территории, она складывала из бумаги самолетики, то и дело вздрагивая, когда улавливала чужие шаги рядом. Она пробралась на территорию таунхауса без ведома охраны и Литвиновых, поэтому ощущала себя мелким нарушителем, чувствовала прилив адреналина – но увидеть Николая было необходимо.

Вчера, стоя под прицелом Морозова, Коля услышал грубые и противоречивые слова, которые, как показалось Ане, пошатнули его доверие. В день тендера она пришла к нему не только потому, что ощущала угрозу жизни, но и потому, что отчаянно нуждалась в нем. Нуждалась в его теплых объятиях, нежных поцелуях и прикосновениях даже больше, чем в защите.

На утренней и вечерней тренировках Николай вел себя немного отчужденно. Возможно, отстраненность стала следствием груза ответственности перед будущими матчами. Возможно, он думал о предстоящем судебном процессе над Морозовым и размышлял над его словами. Аня не могла знать наверняка.

Когда охранник исчез на горизонте, Аня прошла вдоль беседки и подкралась к правому крылу дома. На втором этаже, в комнате Николая, тускло горел свет. Шторы не были задернуты, поэтому она заметила, как мужской силуэт расхаживает из стороны в сторону. По согнутой руке, прижатой к уху, Аня могла судить о позднем телефонном разговоре. Держа в руках букет из бумажных самолетиков, она, то и дело подпрыгивая и подминая аккуратно выстриженный газон, запускала их вверх. Ветер подхватывал самолетики и уносил их в разные стороны. Не сдаваясь, она продолжала подкидывать их, пока один не врезался прямо в окно. Мельтешение снаружи привлекло внимание Николая, который тут же отдернул штору и, выглянув в окно, сбросил звонок.

– Что ты здесь делаешь и как прошла через охрану? – справившись со створками, спросил он.

– Что тебя удивляет больше: мое присутствие или моя находчивость? – Аня широко улыбнулась, склонив голову. Ее глаза искрились от счастья, потому что Николай смотрел на нее с искренней любовью.

– И то и другое.

– Может, впустишь?

– Сейчас.

Николай закрыл окно и мигом спустился, преодолев препятствия в виде лестницы и длинного коридора. Распахнув дверь, он попал прямо в объятия Ани, едва та переступила порог. Она крепко прижалась к нему, ладони застыли в районе лопаток. Голова опустилась на тяжело вздымающуюся грудь.

– Я скучала, поэтому тайком пробралась к тебе, – призналась Аня, подняв голову и ласково посмотрев на него. – Охрана у вас так себе.

– Что ты имеешь в виду?

– Они делали обход и не заметили, как я проскользнула мимо них и спряталась в беседке.

– Значит, ты готова ради меня идти на такие нарушения? – Николай улыбнулся уголком губ.

– А разве я не имею на это право?

– Тебе дозволено абсолютно все. – Николай опустил голову и, нежно подцепив указательным пальцем Анин подбородок, трепетно и неспешно коснулся ее губ. Сладостный поцелуй опьянил так, что все мысли смешались. Оторвавшись от манящих губ, Коля сказал: – Наверху есть кое-что, что принадлежит тебе.

Аня непонимающе и в то же время заинтересованно посмотрела на него.

– Пойдем.

Николай взял ее за руку и повел наверх, попеременно поглядывая то на Аню, то на ступеньки. Оказавшись на втором этаже, он свернул направо, в гостевую комнату. Приоткрыв дверь, пересек порог и подошел к прикроватной тумбе, на которой стояла хрустальная ваза, наполненная водой. В сосуде стояла ярко-алая роза, а рядом лежала маленькая записка. Николай взял розу с запиской и, притянув Аню за талию, вручил презент.

– Хотел сделать сюрприз вчера, но обстоятельства сложились иначе, – сказал он, любуясь тем, как девушка не может сдержать улыбку.

– Никогда не поздно сделать то, что велит тебе сердце. – Аня сжала пальцами розу, зарывшись носом в бутон. Душистый аромат щекотал ноздри.

– Тогда прочитай то, что там написано.

Николай шагнул назад, давая Ане высвободиться из объятий. Положив розу на мягкое покрывало, она развернула записку и пробежалась глазами по содержимому.

«Ураган в моем сердце начался лишь с одной твоей улыбки. Я всегда буду рядом, даже в самые темные времена, потому что ты моя Вселенная».

Аня перечитывала эти строки раз за разом, ощущая, как внутри все переворачивается от осознания, что она так нужна ему. Она медленно повернулась к Николаю, наблюдавшему за ее реакцией. Глаза заслезились. Она была любима. И любовь Николая для нее – это нечто большее, чем просто богатство.

Читать записку стало нестерпимо больно. Дыхание перехватило так, что Аня ощутила резь в области груди. Хоть окно и было распахнуто, она испытывала нехватку кислорода. Руки дрожали от слабости, лицо выражало страдание. Она выронила записку и оттолкнула коробку в сторону. Более-менее упорядоченный мир снова рухнул.

Аня легла на пол, сложив руки на груди, словно мумия в саркофаге. Ей казалось, будто она летит в пропасть. Пустым голосом она задала вопрос, на который не знала ответ:

– Ну и где же ты был в темные времена? Где ты сейчас, когда мой мир разрушается на тысячи частиц?

Аня провела в мыслях о нем почти час, будучи неподвижной. Тело онемело, и, когда она захотела подняться, то ощутила, будто приросла к полу. Сделав над собой усилие, она все же встала и, захватив красную коробку и спички, направилась в ванную.

Слезы давно высохли. Казалось, она выплакала все, что только могла. Но лицо продолжало жечь, словно к бархатистой коже приложили расплавленный металл. Оставив коробку на панели, она резким движением открыла кран, свободной рукой вцепившись в умывальник. Смотреть в зеркало она не желала: так или иначе не узнала бы собственное отражение. Смочив ладонь, Аня освежила лицо. Капли стекали по шее и оставляли пятна на ночной футболке. Вместе с водой исчезала последняя вера в их любовь.