7

Есть в порядке хомони один существенный недостаток: из системы нельзя выйти без последствий. Общество – это система. Семья – это система. Нет вариантов покинуть ни то, ни другое, живя по законам хомони. Все завязано на том, что, если провинился один член семьи, – накажут всех. Если тебя оставят дальше служить обществу, это не значит, что это спасет от того, что будет происходить дальше внутри семьи. А проблемы семьи не принято выносить за порог дома. Ты не можешь объявить о жестокости в семье, если нет конкретных доказательств. Мои предъявлять поздно – нос зажил.

Мне шестнадцать лет, я еще на попечении родителя и не могу открыто сопротивляться его воле. Мне нужно поступить в колледж, получить специальность и освободиться от семьи. И мне приходится терпеть нападки брата, равнодушие и жестокость отца. Я выучила русский язык, но уже жалела об этом, потому что слышать то, что обсуждают за моей спиной, больнее ремня на коже. Но все же я собираюсь это вытерпеть. Мне нужно продержаться еще три года…

Два дня я не выходила из дома, готовясь к экзаменам. Лишь раз отец велел отнести заказ в соседний городок и тут же вернуться обратно. Игната не было. С тех пор, как он устроился в службу формирования грузов в орбитальном порту Тоули, его часто не было дома допоздна, а иногда и ночью. Работа не престижная, но в отсутствии назначения от наставников при окончании колледжа – большая удача для отстающего.

Однако Игнат буквально на пороге встретил меня после экзамена. Я уже знала свой результат: хорд Торано прислал мне его на коммуникатор практически сразу после тестирования.

Я задержала дыхание, увидев выражение лица Игната. От нехорошего предчувствия пульс забился в горле горячими толчками.

– Покажи результаты,– протянул руку он, даже не впустив меня в дом.

– Могу я войти?– ровно спросила я.

Игнат отступил, но проводил меня в холл таким взглядом, что затылок немел от напряжения.

– Можно я переоденусь?– тихо спросила я.

– Покажи свои результаты!– крикнул Игнат.

Я вздрогнула и ощутила горячий ком в животе, грозящий разорваться и сжечь меня изнутри.

– Почему ты не оставишь меня в покое?– с досадой спросила я.

– Хочешь, чтобы я заявил в службу контроля, что ты спишь со своим врачом? Как его… Саманти, кажется? Ты ведь не девственница! Забыла?– перешел в наступление он, резко наклонился и больно ущипнул за бедро с внутренней стороны, так, что чуть слезы не брызнули из глаз.

Похолодев, я попятилась. Это было унизительно. Но больше оскорбилась за Джона. Он бы никогда не посмел тронуть меня.

Та травма всегда была поводом для шантажа. И я ничего не могла противопоставить брату. И ведь он мог заявить о нарушении: его неприязнь ко мне пересиливала все разумные доводы. За что можно так ненавидеть меня? Иногда возникало стойкое ощущение, что он, зная сумму штрафа на семью, уже копил ее на будущее. А последствия для меня будут еще хуже: дурная репутация в обществе, изгой среди девушек, а это скажется и на учебе, и при назначении на работу или на ее полном отсутствии. Никаких традиционных торгов. А после двадцати одного выставят, как подпорченный товар, который никому не годен. Я не могла так рисковать будущим, надеждой на свободу…

Обида жгла изнутри. Место щипка на бедре горело. А кровь леденела, и под ногтями ныло от желания расцарапать ему лицо. Но я сдержанно сглотнула и медленно протянула ему коммуникатор.

– Посмотри, если хочешь,– как можно ровнее сказала я, а хотелось выплюнуть: «На – подавись!»

Губы Игната скривились, как только он увидел отличные результаты итоговых экзаменов. Но я не ожидала, что он рассвирепеет настолько, что изо всей силы швырнет коммуникатор в стену. Я сжалась, зажмурилась, а когда Игнат молча вышел из дома, приоткрыла глаза и посмотрела на осколки от корпуса и разлетевшиеся по полу микросхемы.

Судорожно вдыхая ледяной воздух, я собрала все детали в ладошку и унесла в свою комнату. Посидев над коммуникатором больше часа, я восстановила его. Устройство оказалось крепче ярости Игната. Но пострадала микросхема, без которой не работали основные функции. А коммуникатор мне очень нужен: это единственное средство связи со светлым миром.

В рабочем запасе у отца ничего нужного не оказалось. Я могла найти недостающую микросхему в его мастерской, но тогда бы пришлось признаться, что разбила коммуникатор (жалоба на брата – угроза, а не решение). Вариант достать детали бесплатно показался самым выгодным.

* * *

На следующий день я пошла к наставнику за получением разрешения на обучение в колледже Тазира. Но мне сообщили, что его внезапно вызвали на научный совет на Зорун и заверили, что уведомление о разрешении, как и положено, пришлют родителям.

Это не очень обрадовало. Но, с другой стороны, отец должен быть удовлетворен, что я бесплатно поступила в колледж.

Я попрощалась со всеми преподавателями, которые были ко мне добры, и вышла в общий холл школы.

– Довольна результатами экзаменов, рыжая?– окликнули меня за спиной.

Я оглянулась и заметила трех девчонок из разных групп – закадычных подруг. В мою сторону насмешливо смотрела Кьени Бер Хезсо – моя одноклассница – гамони.

Мы вовсе не дружны. С детства она меня недолюбливала, от нее пришло прозвище «странная рыжая», и она же часто смеялась над моим носом с горбинкой. Кьени всегда завидовала моим длинным прямым волосам, ведь у самой были короткие пушистые недолоконы, которые трудно укладывались, и, конечно, моим баллам. И я откровенно радовалась, что больше не буду видеть ее каждый учебный день, потому что она получила разрешение на обучение в Кане.

– И куда же тебя такую взяли?– ехидно поинтересовалась она.

– Я еще не выбрала, Кьени,– солгала я, чтобы не дразнить зверя.

– Может, тебе поступить на «Психиатрию»?– непринужденно вертя в руке коммуникатор новой модели, проговорила она и подмигнула своим подругам. Те спрятали улыбки, отвернувшись к окну.– Там любят странных…

– Спасибо за вариант, я подумаю,– благодарно улыбнулась я.

– Я так всем и передам: странная рыжая ушла в психиатрию,– рассмеялась она.

Я лишь молча опустила глаза на ее коммуникатор, а затем взглянула в окно на угол чайной через дорогу.

– Может, выпьем чаю на прощание? Там вкусные кексы,– кивнула я на чайную и вежливо улыбнулась двум другим девчонкам.

– Ты угощаешь,– хмыкнула Кьени.

Кредитов у меня было на то, чтобы купить рыбное филе, которое заказал отец сегодня утром. Но я знала, как уговорить торговца Чин Ли дать мне в долг: он был хорошим парнем.

Конечно же, Кьени постаралась и тут мне досадить и, кроме кексов, заказала фруктовые чипсы, дорогие коктейли с древесным молочком и булочки. Я обошлась чаем и… заменой нескольких микросхем в коммуникаторе гамони.

Как бы я не любила говорить, а о пустом – тем более, но Джон был великолепным наставником по части обучения ведению светских бесед, которые, по сути, сводились к манипуляции вниманием и ложной заинтересованностью на основе хорошей эрудиции. Я поддержала все обсуждаемые девчонками темы, они даже удивились, что я интересная собеседница, и пригласили на прогулку как-нибудь в выходной. Но Кьени это взбесило. Она быстро завершила чаепитие и увела подруг прочь.

Я еще немного посидела в чайной, доедая брошенные девчонками сладости и мечтая о первом дне обучения в колледже Тазира, а потом отправилась в лавку известного семейства китайцев Ли, которая славилась свежими морепродуктами с качественной обработкой.

Рассказав несколько веселых историй приветливому молодому торговцу Чин Ли и расспросив его об успехах, я договорилась о покупке филе в долг. А уже прощаясь, заметила у витрины снаружи Кьени, которая жаловалась своей старшей сестре Джаде, что ее коммуникатор неожиданно сломался. Сестра успокаивала ее и обещала, что если тот не починят, то родители купят ей новый. Конечно, они могли себе это позволить, в отличие от меня.

– Кто там?– приподнялся на носках Чин Ли, разглядывая девушек у витрины.

– Сестры Хезсо,– ответила я, заметив нескромный интерес парня к одной из них.

Кьени была малолеткой для двадцатитрехлетнего Чин Ли, да и, откровенно, страшненькой. А вот к Джаде – высокой, вполне сформировавшейся девушке, которую в этом году впервые разместят в базе невест, – он испытывал явную симпатию, если не сказать больше.

Но я лишь пожала плечами и вышла из лавки, вежливо кивнула сестрам Хезсо и направилась домой.

Уже в комнате я починила свой коммуникатор и прочитала пропущенные сообщения от Джона и Сары о том, что им нужна моя помощь. Я ответила обоим, что успешно сдала экзамены, а с Джоном могу увидеться вечером.

Когда я переодевалась, чтобы уйти из дома, пока не вернулся Игнат, услышала его шаги на лестнице. Дверь за спиной распахнулась. Я прикрыла грудь платьем и замерла.

– Что ты там прикрываешь?– фыркнул Игнат.– Смотреть не на что!

Как жаль, что замок на двери работал только снаружи: Игнат часто запирал меня в комнате. Отец настроил, сам бы не додумался.

Игнат прошелся по комнате и посмотрел на мой стол. Я поняла, на что он так недовольно щурится, и вжалась плечом в дверцу шкафа.

– Ты починила коммуникатор?– насмешливо спросил он.

– Он мне нужен для колледжа, ты же знаешь…– тихо ответила я.

– Где ты взяла кредиты на детали?

– Какие детали?

– Я видел, что он разлетелся на части! Не морочь мне голову, уродка!– крикнул Игнат и шагнул мне навстречу.

– Что там опять у вас?– вошел отец, и брат замер в полушаге от меня.– Сашка, а ты чего голая перед братом красуешься? Совсем стыд потеряла?– возмутился он и глянул на Игната.– Что случилось, спрашиваю?

Скользя спиной по шкафу, я прошла в душевую и быстро надела платье через голову. А Игнат в это время красочно расписывал, как я разбила коммуникатор. Не сомневалась, что именно так он все и представит. Поражало его неотступное упорство – унизить и задавить меня, но такая жалкая трусость – признаться отцу в своих проступках. Отец был помешан на экономии и запрещал любые необоснованные траты.

– Сашка, а ну сюда!– грозно позвал отец. Я вышла.– Что натворила?

– Это случайность,– мельком бросив взгляд на Игната, ответила я.– Но я починила…

– Неужели?! Кто в этом доме мастер?– усмехнулся отец.

– Не могла она его починить, он разлетелся вдребезги. Я сам видел,– заявил Игнат, очевидно, для убедительности выпучив глаза.

Отец перевел суровый взгляд на меня, ожидая объяснений. Не пряча глаз, я с обидой в голосе произнесла:

– Я взяла твои старые микросхемы, объединила их в одно звено и изменила цепочку передачи сигнала. Все остальное не пострадало, всего лишь отлетело от корпуса.

Опустив голову, я увидела, как отец подошел к столу, взял коммуникатор, раскрыл корпус и заглянул внутрь. Он мало обращал внимания на быт, но в своих микросхемах разбирался и действительно увидел внутри знакомые детали. Намеренно криво слепленные между собой микросхемы слегка выпирали из общей структуры устройства (они прикрывали микросхему из коммуникатора Кьени). Он озадаченно хмыкнул что-то себе под нос и покосился на меня.

– И что, работает?

Я скромно кивнула.

– А ума аккуратно склеить не хватило?– проворчал он и вышел из комнаты.

Игнат едва не заскрипел зубами и вышел вслед за ним. Наконец, я могла выдохнуть с облегчением. Надев матерчатые тапочки и спускаясь вниз, я громко проговорила:

– Я отнесу последний заказ, а то Хардов не было днем,– и выбежала из дома.

* * *

Завтра было для меня самым счастливым днем. Хоть разрешения о поступлении я еще и не видела, но отец получил его полфазиса назад, о чем и сообщил мне как-то за ужином. Игнат тогда еще странно спокойно отреагировал, даже не съязвил. Наверное, был занят мыслями о переводе. Они обсуждали это как-то с отцом. Но я почему-то была уверена, что брат провалит конкурс на то место. Или мне так хотелось?..

Когда я убирала посуду после завтрака, выходя из столовой, отец бросил на стол кредитную карту и проговорил:

– Завтра начинается учеба. Тебе велено прийти в центр распределения в Тоусэле и получить форму. Я уже оплатил. Это кредиты на поездку туда и обратно.

– Спасибо!– кивнула я, и улыбка сама собой растянула губы.

Впервые за долгое время я испытала благодарность отцу за то, что он без единого упрека понес необходимые расходы. Конечно, странно, что не сообщили мне лично, но в радостном возбуждении я приняла это за мелочь и поспешила в центральный город Тоули – Тоусэл.

Дождавшись вызова к администратору центра распределения, я глубоко вдохнула, чтобы подавить слишком радостное возбуждение оттого, что скоро получу пропуск в колледж и голубую форму, и вошла в небольшой кабинет.

Мельком взглянув на молодого гамони, я подошла к столу и представилась. Боковым зрением успела заметить, как его строгое выражение лица сменила заинтересованная улыбка. Он мягко подвинул ко мне небольшой пакет и сказал:

– Дай свой коммуникатор, привяжу электронный пропуск.

Молодые мужчины гамони и хемани редко церемонятся и сразу переходят на «ты». Мы такого себе не позволяем.

– У тебя высокие баллы, молодец!– заигрывающим тоном похвалил тот, протягивая коммуникатор обратно и пристально разглядывая меня.– Будь умницей и дальше…

– Спасибо,– вежливо улыбнулась я, внутренне содрогнувшись от буквально ощупывающего взгляда мужчины, взяла пакет и быстро направилась к двери.

– Тебе на второй этаж, наставники из Кана проведут ознакомительную беседу,– вслед крикнул гамони.

Поднимаясь в указанный кабинет, я не совсем понимала, почему направлена к наставникам из Кана, а не Тазира, но не могла сложить целостной картины, пока не оказалась в холле, полным такими же будущими учащимися. Я встала у окна и, ожидая начала мероприятия, теребила кончик пакета с формой. И одновременно с появлением куратора из научного совета, который почему-то начал представлять наставников по естественным наукам, я опустила глаза на трещину в пакете и с неверием замерла. Из пакета выглядывал кусочек зеленой ткани. Это была форма колледжа Кана.

«Это какая-то ошибка!»– похолодела я и стала оглядываться по сторонам.

Но выйти из холла не удалось: с появлением куратора двери закрылись автоматически. Я не верила в произошедшее, но пугающие мысли уже заполонили сознание. И я не могла найти им логического оправдания.

Совершенно не слыша, что говорят куратор и наставники, едва дотерпев до конца мероприятия, я бегом вернулась в кабинет администратора, который выдал мне пропуск и форму.

– Простите, что я без разрешения,– запыхавшись, быстро проговорила я, стараясь не смотреть на гамони.– Но не могли бы вы проверить мой пропуск. Я должна была поступить в колледж Тазира, а не Кана…

Администратор взглянул на свой интерактивный стол – экран и покачал головой.

– Все верно. Саша Малых зачислена в колледж Кана на специальность «Микробиология космоса. Медицинское направление».

Я чуть не села на пол: в ногах задрожала каждая жилка.

– На какую специальность?!– беззвучно выдохнула я и схватилась за край стола.

Гамони недоуменно выпрямился и выключил экран.

– Твой преподаватель подал заявку на эту специальность.

– Кто?!

– А ты не знаешь своего преподавателя?– усмехнулся мужчина.

Я сжала края столешницы так, что пальцы зажгло от напряжения, и ощутила, как немеет затылок, а мысли становятся мутными.

«Почему?! Что я сделала не так? Почему он отказал мне?!»

Пытаясь взять себя в руки, я проговорила дрожащим голосом:

– Я имела направление в колледж Тазира. Могу ли я заявить об этом и поменять колледж? Хорд Торано не мог направить меня на эту специальность…

– Не кажется ли тебе, что преподаватель лучше знает, куда направлять своих учеников?– возмутился администратор.

– А если обратиться к высшему совету с прошением?– с отчаянием спросила я.

– Ты не имеешь оснований на это. Не все получают разрешение на обучение. Будь и за это благодарна…

– Благодарна?– беспомощно выдохнула я. Но за что?

Я отняла руки от стола и выпрямилась. Подняла голову и долго молча смотрела на плечи гамони. Мыслей в голове больше не осталось, и пошевелиться тоже не могла.

Мужчина строго вскинул подбородок и вышел из-за стола.

– Хочешь поспорить со мной и заработать нарушение?– с усмешкой спросил он.

В эту секунду в животе будто что-то лопнуло. Ледяная волна дрожи накрыла меня. Руки похолодели. В глазах потемнело, а внутри будто разверзлась пропасть, в которую стало засасывать тепло, звуки, свет и… надежду… По телу разлилась пульсирующая пустота, но не та, что безмолвствует и обессиливает, а яростное темное нечто, что властвует над разумом и просится наружу, чтобы поглотить все живое вокруг.

Я подняла глаза на гамони и, изо всей силы выбросив руки вперед, толкнула того в грудь. От неожиданности тот споткнулся и упал на спину. Попытался подняться и даже закричать, но я в два шага оказалась рядом и нависла над ним, яростно вдавливая носок туфли в его кадык.

Мужчина выпучил глаза от испуга и недоумения и дернулся, чтобы схватить меня за ногу, но я резко присела и приковала его запястья к полу. Его губы скривились от боли, лицо покраснело, он стал дергать ногами и хрипеть, как жалкое беспомощное животное. Сначала я упивалась своей властью над ним и местью, но в какой-то момент пустота сожрала все внутри меня и потребовала крови… Я стремительно поднялась, схватила со стола электронное перо и без раздумий вонзила в горло парня. Из его легких раздалось сначала хлюпанье, потом шипение, а глаза закатились…

Через минуту он лежал распластанный на полу и не двигался. Я поднялась и отступила на шаг, глядя, как лужица крови становится все шире…

Дыхание замедлилось и стало почти незаметным. Ничего вокруг разглядеть не могла. Только мертвое тело и кровь на своих руках… Но я видела все это, словно со стороны, будто кто-то поместил меня в стеклянную колбу. Вслушиваясь в себя, я не понимала, почему не испытываю страха, ужаса или вины… Пустота, холод – ничего… И медленно захлопывающаяся пропасть внутри меня…

«Что же со мной происходит?»– пролетела мысль, словно чужая.

Когда звуки стали медленно возвращаться, я взглянула на коммуникатор и поняла, что простояла над телом больше десяти минут.

«Я убийца?»– снова кто-то чужой спросил меня.

Резко выдохнув и тряхнув головой, я умыла лицо ладонями.

– Саша, тебе плохо?– тряс меня за плечо тот самый гамони.

Я испуганно раскрыла глаза и рот, а потом уставилась на пол, где только что лежало тело. Но этот мужчина стоял передо мной живой и здоровый.

– Ты такая бледная. Не стану на тебя заявлять… Иди-ка домой…

Дрожа от ужаса, я отшатнулась и выбежала из кабинета.

Около часа я пряталась в туалетной комнате центра, приходя в себя и не веря в то, что со мной произошло. Я разглядывала лицо в зеркало, смотрела на ладони и на свои туфли – лодочки – ничто не подтверждало то, что я кого-то убила, только нервное возбуждение и яркие картинки произошедшего в мыслях.

По дороге из Тоусэла напряжение отпустило, и я вернулась к причине, которая так подействовала на меня. Хотелось поехать к Саре или Джону и разрыдаться на их плечах. Однако это была сиюминутная слабость, эмоции уже стихали, но я ощущала, как усилилось во мне чувство, копившееся годами, – холодная ярость – нечто упругое, не поддающееся напору извне. И оно не давало раскиснуть, мобилизуя весь внутренний мир.

Я давно поняла: свободы нет. С самого детства меня зажимали в угол, ограничивали даже в том, на что я имела полное право, и это делали не хомони, а мои собственные отец и брат. Что уж говорить о том, что на уровне общественного порядка у меня тоже не было особого выбора. Я даже не смогла попасть в колледж на ту специальность, на которую хотела и заслужила. Выяснять правду и жаловаться – бессмысленно: ошибки исключены, правила хомони требовали беспрекословного принятия, а говорить о своих проблемах я не привыкла с детства.

Уже у входа в неродной дом я получила сообщение от отца, что их с Игнатом не будет несколько дней. И мне было все равно, где они. Раньше я бы вздохнула от облегчения и устроила танцы на кровати брата в обуви, смоченной соком теслины¹⁴: он потом чихал всю ночь, но сейчас ничто не радовало. Я закуталась в одеяло, забралась на подоконник со своим стареньким визором и с головой погрузилась в программные алгоритмы.