Аля
Я совершенно не помнила, как я провела этот вечер. Знаю лишь, что провела его в жестоком ожидании. В большом пустом доме я ощущала лишь его присутствие – где-то далеко, за дальними дверями.
И его обещание я тоже помнила, поэтому не единожды я собиралась покинуть его дом. Но если бы все было так просто, то герои всех ужасов остались бы живы, вот и территория Руднева была напичкана охраной сплошь и рядом, так, что все попытки к бегству пресекались на корню. Спрашивается: зачем ему охрана, если все равно умирать через пять месяцев?
Весь вечер он был в своем кабинете. Я слышала много звонков, Руднев пытался что-то выяснить, до чего-то докопаться, но все телефонные быстрые фразы долетали до меня обрывками. Лишь позже я поняла, что именно он пытался выяснить.
Я ела еду, приготовленную поваром, лежала на постели, застеленной его персоналом, и надеялась заснуть этой ночью одна. Я надеялась, что Руднев забудет обо мне.
Но он не забыл. И поздней ночью он вошел в спальню. Я тотчас же закрыла глаза, но зверя обмануть оказалось не так просто.
– Не спишь, – раздался его холодный голос.
Я не спала. Я не спала, поэтому чувствовала его поцелуи – на шее, на губах и бедрах. Не спала, позволяя стягивать с себя одежду – я в его доме. У меня нет выбора. Каждый вдох, который вырывался из моей груди, был вызван тяжестью его обнаженного тела. Этой ночью переступить через себя и расслабиться, как бы я того ни хотела, не получилось. В моих мыслях был Кирилл – отдаляющийся от меня с каждым движением Руднева.
Мне кажется, этой ночью я потеряла себя. И я совсем не понимала, где реальность, а где вымысел и жестокий сон.
Я собрала себя по кусочкам лишь утром. Почти тогда же он и позволил мне уснуть. Я оделась, собрала сумку и отправилась на выход, не желая видеть того, кто разрушил мою жизнь. Мою любовь. Мои отношения.
– Ты куда-то собралась, Аля? – голос с лестницы.
Чувство дежавю охватило меня. Я развернулась в гостиной и сжала кулаки от негодования. Руднев спускался вниз.
– Немедленно верните меня домой! И выпустите меня из своей золотой клетки!
– Кто твои родители, Аля?
Едва не поперхнувшись от его вопроса, я прищурилась и скрестила руки на груди.
Неужели этим он занимался вчера весь вечер в своем кабинете?
– Какое вам дело?
– Отвечай мне. Братья, сестры есть? Были? Что ты знаешь о своем детстве, кроме детского дома?
Застываю изваянием перед его фигурой. Он тронул то, что я так сильно хотела забыть. О чем я бы предпочла больше не вспоминать. Детский дом – это место, где живут злые дети. Я никогда не пожелаю своему ребенку познать эту участь, именно поэтому я не позволю Рудневу отобрать у меня ребенка.
Я приложу все усилия, чтобы не отдавать мою родную кровь его брату. Кто знает, какой он – его брат? Может быть, он намного хуже самого Руднева?
– Братьев и сестер нет. Папа погиб в авиакатастрофе, когда мне было пятнадцать лет.
– Мать? – допрашивал он.
– Зачем вам все это?!
На глаза наворачиваются слезы. Я была совсем маленькой, когда самолет, в котором летел мой отец, разбился. Я о многом не успела его спросить элементарно потому, что была еще слишком маленькой и совсем не интересовалась своими корнями.
– Мать, Аля. Кто она? Где она? Как погиб твой отец? – безжалостно повторяет он болезненные вопросы.
Кусаю губы, чтобы сдержать эмоции. Он не отступит. Ему все равно на боль чужих людей.
– Я никогда не знала свою мать. У меня нет ни братьев, ни сестер. А мой папа погиб при перелете из Швейцарии шесть лет назад. Это все?! Я могу быть свободна от вашего допроса?! – с ненавистью спрашиваю я, – или вы недостаточно погубили мою жизнь?!
Не сразу замечаю, как лицо Руднева преображается. Оно вытягивается в сомнении, а его глаза недоверчиво смотрят на меня.
– Ты сказала… из Швейцарии?
– Именно так я сказала, – холодно отвечаю я.
А через несколько секунд я недоверчиво переспрашиваю:
– Вы что-то знаете? Почему вы так удивлены?
Взгляд, которым меня одаривает Руднев, совсем мне не нравится. И его молчание. И его мысли.
– Все три года я не переставал искать свою жену. И много раз я летал в Швейцарию, чтобы еще раз побывать в ее родном доме и найти какие-нибудь зацепки. Вика росла в Швейцарии, там же живет ее мать.
– И что вы хотите этим сказать? Когда вы прекратите сравнивать меня со своей женой? Неужели я стала именно той зацепкой?! – жестко усмехаюсь.
– Сравнивать тут не нужно. Ваша схожесть на лицо.
С этими словами Руднев кивает в сторону камина в гостиной, где мы находились. Я поворачиваюсь и вижу перед собой большие фотографии, на которых изображена… я.
Нервно усмехаюсь, подходя ближе.
– Я бы поверила в ваши россказни, если бы так сильно не ненавидела вас. Во-вторых, мой отец уж точно бы нашел время за пятнадцать лет, чтобы рассказать о живой матери и живой сестре. И в-третьих, будь моя мама жива, она бы не оставила меня. Никогда.
– Ты очень наивна, Аля.
– Нет! Нет!
Резко поворачиваюсь, с грохотом ставя ненавистную мне фотографию в рамке.
– Это вы слишком ненормальны со своей любовью к этой женщине! А моя мать никогда бы не позволила мне расти в детском доме!
Его глаза опасно прищуриваются.
– Не суди всех по себе, девочка. Ты не знаешь свою мать.
– Спешу огорчить, но и вы ее тоже не знаете. Она мертва. Так мне сказал отец. А вы просто больны этой женщиной, – хватаю фотографию вновь, тыкая в нее пальцем, – вам нужно в психушку, если только по причине нашей схожести вы заставили меня забеременеть от вас!
– Уходи.
– Что? – замираю с фотографией в руках.
– Для твоего же блага – уходи. Сейчас же.
В голосе – лед и нетерпимость.
Смелость и дерзость покинули мое тело так же внезапно, как и пришли. Мои ноги ослабевают, едва удерживая остальное тело. Тяжелый взгляд Руднева напоминает мне первую ночь, где он обливал меня своей ненавистью.
Ступая на ватных ногах, я резко торможу возле его мрачной фигуры. Передо мной появляется его широкая рука. Стоп.
– И как я только мог подумать, что между моей женой и тобой – есть родство? Ты просто глупая девчонка, которая не умеет держать язык за зубами. С гордостью в довесок, у тебя получается вывести меня из себя за считанные секунды. Если бы Вика хоть немного была похожа на тебя, то я бы не прожил с ней и дня.
Его водитель отвез меня домой. Я плакала то ли от счастья, то ли от страха того, что Руднев может передумать и приказать водителю развернуться, а затем повторить сегодняшнюю ночь.
Этим утром я с чего-то решила, что теперь Руднев не захочет иметь со мной ничего общего. Я посчитала, что он отпустил меня. Пока я не узнала, что беременна и не попыталась это скрыть.
Маленькая наивная девочка Аля.
– Я беременна.
Всего два слова, но как же чертовски трудно их произнести, осознать смысл этих слов и жить с этим дальше. В моем случае. Потому что я беременна не от любимого.
– Алька, ты шутишь? Вы пока не планировали ребенка. И я ведь пыталась тебя убедить, что этот козел и мизинца твоего не стоит! А что теперь? Обоим слюнявчики будешь покупать? Ах…
– Вероник, а кто говорит о Кирилле? – жестко перебиваю взволнованное щебетание.
После этих слов я ловлю ошеломленный взгляд своей лучшей подруги. Вероника Дикая, а это именно ее фамилия, стала мне родной за все годы, проведенные вместе в детском доме.
Еще неделю назад я заподозрила неладное и сразу же купила тест. Кирилл почти не бывает в нашей съемной квартире, мы стали друг другу чужими, поэтому я без проблем сделала тест и увидела… две полоски. В тот день я поняла, что Кирилл – это последний человек, вместе с которым я бы хотела бежать. Моя жизнь поделилась на до и после, и Кириллу в ней больше не было места.
Это было тяжелое решение. Но я его приняла.
– Алька, что ты сказала? – прищурилась Ника.
Ее длинные аккуратные пальчики отбивали свой собственный ритм. В небольшой, но безумно уютной квартире Вероники мы были одни, но я все равно взяла за привычку говорить шепотом.
– Долго объяснять, Ника. Но я беременна от очень опасного мужчины.
– Алька… Стоило мне съездить в отпуск на моря, как по возращении ты выдаешь мне такие страсти!
Стоило отдать должное: Вероника не поступала в университет, как я, а сразу после детского дома пошла работать, и уже через год она позволила себе взять квартиру в ипотеку и хотя бы раз в год выбираться на отдых. Она была заведенный пчелкой, и я гордилась ею. В свою очередь Ника гордилась мной, кроме присутствия в моей жизни Кирилла, которого она не терпела. И подруга до сих пор мечтала о том, что когда-нибудь она тоже поступит в университет.
– Тише ты! – шикаю на нее, – мне нужна твоя помощь. Я должна скрыться, как минимум на четыре месяца. Потом его должно не стать…
По мере моих слов лицо Ники вытягивалось все больше и больше. Я и сама не знала, как мне удавалось быть такой спокойной.
– Ты беременна от бандита?
– От бизнесмена, Ника. Он мультимиллионер и бог знает кто еще.
– Ты беременна от богатого бандита? Аля, где ты таких находишь? Я вот еще лет пятнадцать буду ипотеку платить, а у тебя в животике золотое яйцо!
– Ника, ты с ума сошла? Это страшные люди!
Мне хочется с силой потрясти подругу, чтобы она поняла смысл моих слов, но вскоре смысл до Ники доходит. Вероятно, мой взгляд был лучше всяких слов.
– Так, что от меня требуется?
Ника хоть и была ветреной блондинкой, но я любила ее за понимание и быстроту принимаемых решений. И за помощь, которую она оказывала мне в детском доме, часто заступаясь за меня. Вероника была бойкая по натуре и временами странная, поэтому все это вместе вызвало появление ее реального прозвища – Дикая.
– Я никогда не пряталась от миллионеров, – пожимаю плечами, пытаясь разрядить обстановку, – но у меня есть план.
– Как же тебя угораздило связаться с ним?! А Кирилл? Этот придурок теперь локти кусает, да?
– Ника, оставь уже Кирилла. В ближайшее время мне нужен паспорт. Я готова на все, чтобы скрыться от него. Ты не представляешь, что это за люди и во что я вляпалась.
Ника хмурится.
– Но это не делается быстро.
– Я боюсь, что у меня нет времени ждать, – шепчу я.
Ника отодвинула чашку с кофе, напряженно смотря на меня. Я в ответ – напряженно на нее. Мертвую тишину ее однокомнатной квартиры разрывают мужские голоса в подъезде, которым я совсем не придаю значения. До тех пора, пока в дверь не постучали. Первый раз.
– Ты ведь ждешь гостей, да? – надеюсь я.
До меня медленно доходит, кто это может быть, и в ту же секунду я застываю от парализующего меня страха.
Ника качает головой.
– Я никого не ждала.
И снова стук. Уже посильнее. Затем третий, нетерпеливый четвертый, и вот уже от каждого я дергаюсь так, словно меня бьет током.
– Я пойду посмотрю, – щурится Ника.
Но мои ожидания оправдались. За дверью действительно был он. Не один. Рядом с ним стоял такой же высокий мужчина и поодаль дюжина охраны.
– Аля, что ты предпочтешь? Выбитую дверь квартиры твоей подружки или просьбу выйти?
Я встречаюсь взглядом с Вероникой. Кажется, сейчас до нее дошло, что все это далеко не шутки.
Они действительно выбьют дверь и, если потребуется, заберут меня силой. Только в таком случае пострадает еще и Вероника, поэтому торговаться сейчас было слишком опасно.
– Что вам нужно?
– Мне нужно, чтобы ты открыла дверь. Считаю до трех….
Трех не жду. Знаю, на что он способен, поэтому прошу Веронику отойти и поворачиваю ключ в замке. На лестничной площадке сначала я вижу другого мужчину, я встречаю его холодный взгляд, но все это длится недолго. Руднев резко загораживает его, появляясь передо мной высокой мрачной тенью.
Так, Аля, успокойся. Время для побега у тебя еще будет, сейчас ты все равно не собиралась бежать. Поэтому пусть он вцепляется в тебя пылающим взглядом, пусть желает заглянуть прямо в душу своими янтарными глазами. И подходит так близко, склоняясь над тобой – пусть. И пугает до дрожи своим взглядом, который, кажется, видит тебя насквозь. Пусть.
– Вы что, следили за мной? – мой голос охрип от волнения.
– А ты уже переела свободы? – прищурился Руднев, – зря, потому что наш договор все еще в силе. Собирайся, Аля, ты едешь со мной.
– Куда?!
– Мы едем на дачу, Аля. Я уезжаю из города и хочу, чтобы ты была со мной.
Я облизываю пересохшие губы и отвожу взгляд, замечая его охрану на пролете ниже. Видимо, зверь приехал именно за мной. Да, я действительно «переела» свободы, ведь он снова исчез из моей жизни на месяц, и поэтому я наивно решила, что могу быть свободна.
Но это оказалось неправдой. Он вернулся за мной.
Я в панике дергаюсь, когда рука Руднева прижимает меня к стене, а в следующую секунду другой мужчина врывается в квартиру Вероники. С ним мы еле умещаемся в проходе, и вскоре я слышу возмущенный голос Вероники:
– Эй, ты! Куда ты идешь? Это вообще-то моя квартира!
– Ничего так квартира, – слышу голос с усмешкой, – отойди-ка, девочка. Не то сверну тебя в бараний рог.
Перепалка между этими двоими продолжается, но Вероника еще не понимает, кто перед ней. Зато я понимаю, что и Руднев, и его друг – опасны, поэтому вынужденно поворачиваюсь к Рудневу, но ловлю его пристальный взгляд на себе и тут же даю отступные. Я не готова рисковать подругой.
– Не трогайте ее. Я поеду, куда вы скажете, – шепчу я, находясь запредельно близко к Рудневу.
Он так и не вошел в квартиру. А я так и не вышла. Мы застряли в проходе.
– Макар, достаточно обыскивать квартиру, – бросает Руднев, – девочки послушные, мальчиков не водят, – усмехнулся он, переводя взгляд обратно на меня.
Отвожу глаза. Его взгляд слишком тяжелый для меня. Слишком напоминающий о нашей близости – о том, о чем я бы предпочла забыть.
Но тембр его голоса и без взгляда янтарных глаз заставляет меня вспоминать об этом.
– Подружку твою я не трону. За Макара не отвечаю, больно дерзкая она у тебя.
Где-то в глубине Вероникиной квартиры до сих пор доносятся возмущения подруги, и я оборачиваюсь, чтобы попросить ее успокоиться, пока в шоке не замираю от увиденного. Тело Вероники свисает вниз головой, из ее губ вырываются едва не матерные слова, а мужская рука грубо и собственнически покоится на ее ягодицах. Сердце ушло в пятки. Вероника повисла прямо на плече Макара.
Только Ника почему-то не кричит с просьбами о помощи, а только молотит его по спине и что-то причитает.
– Отпустите ее немедленно!
– Эта дикарка – моя добыча, – усмехается тот, чье имя Макар, продолжая удерживать подругу вниз головой.
– Чтобы ты знал, двухметровая глыба льда, моя фамилия Дикая! Так что лучше отпусти меня, придурок!
– Тебе срочно нужно поменять эту фамилию. Свиридовой будешь.
– Какая мерзкая фамилия, просто гадость! Даже не смей произносить свою фамилию в моей квартире, Кинконг! – едва не плюется Вероника.
Я перевожу взгляд с подруги, висящей на его плече, на Макара и не понимаю, где та острая грань между опасными словами, за которыми следует расплата, и шутками. Или это так принято: сначала шутить, а потом… что следует потом в стиле бандитов?
– Отпустите Веронику, и я поеду, – ставлю условия, чтобы Веронику не тронули.
Руднев смотрит куда-то выше моей головы.
– Отпусти девчонку, Макар. Мы сюда не за этим приехали. Достаточно было осмотреть квартиру.
– Поздно. Я забираю ее с собой.
Вскоре я понимаю, что от самого Руднева здесь мало что зависит, Макар – его друг, и они на равных.
– Не трогайте ее, она ни в чем не виновата, – прошу я.
Я подхожу к Макару, пытаясь помочь Веронике, но длинная рука мужчины тут же отстраняет меня от себя и тела моей подруги.
– Я сказал: забираю, – хмурится он.
– А чего это забираешь? У меня что, ног нет? Я сама пойду, слышишь ты? Кинконг!
Мне хочется ударить Веронику, чтобы она хотя бы на секунду замолчала, но в следующий миг я понимаю, что всех в квартире эта ситуация лишь забавляет.
Словно никто не желает ее обидеть, и вся моя паника – лишь на пустом месте.
О проекте
О подписке