После бабушка рассказала, почему же «досталось Макарке, чего не каждый ребёнок сдюжит». Рассказывала она Таисии, и Люська, слышавшая эту историю лишь украдкой, тогда не всё поняла, некоторые вещи она осознала, лишь повзрослев.
Семья Бурковых жила в деревне, в которой в войну стояли немцы. Дед его и отец, да двое дядек ушли на фронт, за что и мать, и бабушку, и маленькую сестру по доносу предателя чуть не повесили немцы. Но их вовремя предупредили, и они ушли в лес к партизанам. Бабушка в лесу сильно простыла и умерла, а мать с дочкой вернулась в опустевший дом, когда Красная Армия освободила родную деревню.
После войны вернулся Макаркин отец, с наградами и в высоком звании. Его назначили заведовать военкоматом в городе, и он перевёз туда жену и дочку Катю. Через несколько лет родилась еще дочка, Аня, а потом и Макарка. Только вскоре открылось, что все эти годы жил Макаркин отец «на две семьи». Что это такое – на две семьи – Люська тогда не поняла, как и то, почему же Макаркина мама вместе с детьми решила тогда вернуться в родную деревню.
А после, когда они чуть обустроились в старом доме, несколько лет стоявшем пустым, мать вместе с Макаркой пошли по грибы. И там, в старом овраге, наткнулись на ржавую немецкую мину… Очнувшись, Макар пытался растрясти мать. Но та не приходила в себя, хоть и дышала. Тогда мальчик кое-как, падая и теряя сознание добрался до пастуха у околицы, который поднял людей в деревне.
Как только Елена Фёдоровна, мать Макара, оправилась немного, то глядя на израненного и контуженного сына она поехала к его отцу. Просила, и даже требовала она не денег, она просила работу там, где нет мин и страшных воспоминаний… и где вместе с работой дают хоть какое-то жильё! Так семья Бурковых и оказалась в Городище, здесь в эти годы была сформирована войсковая часть, где Елене Бурковой предоставили место обработчика и половину дома – кухня и две маленькие комнаты. Но она была и этому рада.
Тогда и поняла Люська, присмотревшись к Макару внимательно, что её сосед по парте вовсе не от невнимательности или лени не понимает учителя – просто у него остались отголоски той беды, и одним ухом он почти не слышал. Люська прекрасно поняла, что сам Макар стесняется про это говорить и ребятам, и учителям, и, наверное, даже матери и сёстрам.
Поэтому Люська замешкалась однажды, когда последним уроком случилась арифметика… Почему-то именно Аркадий Ильич вызывал у неё доверие, с кем можно было без опаски поговорить о чужой тайне.
– Люся? Ты сегодня что-то дольше всех собираешься? – посмотрел на ученицу Аркадий Ильич поверх своих очков, – Ты что-то хочешь спросить у меня?
Люська смущённо кивнула, не зная, как же правильно начать разговор с учителем. Но тот и сам понял серьёзность, отложил свои очки в сторону и присел за парту напротив Люси, приготовившись внимательно слушать.
На следующее утро Макара пересадили за первую парту. Люська и радовалась такой перемене, и огорчалась одновременно, потому что теперь её соседом стал задира и двоечник Сёмка Черпаков, принявшийся тут же задирать её и насмехаться над стареньким её портфелем, у которого давно сломался один из двух замков, и Люся перевязывала эту сторону верёвочкой.
Но она молча терпела все Сёмкины обиды, потому что видела, что Макару лучше там, на самой первой парте, возле учительского стола. А Сёмка… ну что же, весь класс знает, что спасу от него нет, и даже дедов ремень с пряжкой, которым Сёмку угощают дома в неделю не по разу, своего действия не возымеет.
Только однажды заплакала Люся, не выдержав насмешки Сёмки, которую он «подкрепил» действием – нарисовал на странице Люськиного учебника какую-то каракулю.
– Ой-ой, нюни распустила! – хохотал Сёмка, показывая пальцем на закрывшую лицо ладошками Люсю, – Беги, мамке жалуйся, беги!
Потом Люська всю перемену пыталась вывести это чернильное безобразие со страницы учебника русского языка, но ничего не получалось, тогда она решила после уроков сходить в библиотеку, к Надежде Валентиновне, которая уж наверняка знает, как исправить такую страшную беду.
Кое-как досидев до окончания уроков, Люська бросилась скорее в библиотеку, и уже там, не выдержав огорчения, снова расплакалась. Наденька даже испугалась, от чего же плачет её любимица, а узнав, обняла Люсю и усадила на стул рядом с собой.
– Ну что ты, я уж думала, что серьёзное случилось, – Наденька обнимала девочку и чуть покачивала, как маленькую, – Ничего мы с книгой делать не станем, чтобы не испортить её еще сильнее. Не бойся, никто не станет тебя ругать за чужую провинность, а я сегодня же поговорю с Галиной Степановной, чтобы и она знала о случившемся.
– Мне книжку жаль, – ответила Люська, прижавшись к Наденьке, – Она ведь новенькая! Мне и еще двум девочкам, как отличницам, достались совсем новые учебники, а я…
– Да, книжку жаль, – согласилась Надежда, – Но не так сильно она и испорчена! Помарка с краю, на полях, упражнения на странице видно. Успокойся, Люся, и не вздумай снова плакать из-за этого.
Когда Люська, успокоившись и напившись горячего чая вместе с Наденькой вышла из школы, то к ней немедленно подошёл не кто иной, как Сёмка, собственной персоной. Шмыгая носом и старательно отворачивая в сторону лицо, чтобы не видно было огромного фингала, украшавшего его глаз, он сказал:
– Люся, прости меня, пожалуйста, за то, что я испортил твой учебник. И вообще, за все…мои поступки меня извини, я всё понял и больше так не буду.
Зло глянув куда-то в сторону, Сёмка посмотрел на удивлённую Люську, которая уже было выставила перед собой свой старенький портфель для защиты, когда её обидчик неожиданно перед нею появился.
– Простишь? – с надеждой спросил Сёмка, – Я обещаю, что больше не трону тебя… и твои вещи.
– Х… хорошо, – даже растерявшись от такой неожиданности, ответила Люся, – Я буду рада, если мы с тобой больше не станем ссориться…
Сёмка обрадовался, кивнул девочке и подхватив свой портфель убежал прочь с такой скоростью, что Люська даже удивилась. Пожав плечами и раздумывая, что это нежданное извинение Сёмки явно каким-то образом связано со свежим фингалом под его глазом, Люся поплотнее замотала связанный бабушкой шарф и зашагала домой.
Скоро её догнал весёлый Макар Бурков, шутливо бросил в её сторону подтаявшим снежком и отобрал у неё портфель.
– Давай, я понесу. Сегодня много книг, тяжёлый, – Макар чуть покраснел от смущения, и Люся заметила, что несколько пуговиц на старом пальто Макара оторваны, а рукав разошёлся по шву.
И не ускользнуло от её внимательного взгляда и то, что на скуле у Макара образовался небольшой свежий синяк, да и рука чуть ободрана…
– Это, выходит, ты Семёна, да? – задала она не совсем понятный вопрос, но её собеседник всё прекрасно понял и покраснев ещё больше, отвёл глаза в сторону.
– Спасибо…. Только вот пальто твоё… мама же ругать тебя станет!
– Ничего, Катя сегодня может быть раньше мамы с работы вернётся, я её попрошу – она зашьёт. А мама ругать не станет, она добрая! Просто расстроится, а ей нельзя волноваться….
– Нет. Пойдём сейчас к нам, я всё скажу бабушке, как было. И сама пришью тебе пуговицы, а рукав… бабушка поможет, подскажет. Всё-же это из-за меня произошло такое…
– Нет, что ты, ничего страшного! – замахал руками Макар, – Ещё бабушку твою утруждать. Да я и сам могу зашить, вот сейчас приду домой и зашью.
– Не спорь пожалуйста, – мягко сказала Люся, – Рукав-то вон… ватин весь вылез наружу. Пойдём к нам.
Макар посмотрел на разорванный рукав, и здраво оценив свои умения в ликвидации подобного, покорно зашагал вслед за Люсей.
– Бабушка, к нам гость, – закричала от порога Люська, – Вот, познакомься, это Макар Бурков, мой одноклассник. Макар, это моя бабушка, Клавдия Захаровна. Бабушка, нам нужна твоя коробка с нитками и иголка…
Бабушка приветливо кивнула гостю, и вскоре оба школьника были усажены за стол обедать, а сама Клавдия Захаровна, пряча улыбку, зашивала рукав старенького пальто, явно перешитого из видавшего виды взрослого, и расспрашивала, как же такое могло произойти по дороге от школы до дома.
Макар врать и отпираться не стал, чем удивил Клавдию Захаровну несказанно, она думала, что мальчик придумает что-то вроде «упал, зацепился за ветку», но тот честно признался, что просто-напросто подрался с одноклассником. Правда причину драки назвать отказался.
– Вы же знаете нас, мальчишек, – со смехом отвечал Макар, – Мы всё время что-то да делим. Мама говорит, что у них раньше во дворе петушки маленькие были, так же всё время петушились и дрались!
Клавдия Захаровна чуть не выронила из рук напёрсток и от души рассмеялась, уж никак не ожидала она такого ответа.
– Макарушка, ты бери ещё хлеб, кушай, – потчевала она гостя сквозь смех, – Сейчас я вам еще чайку налью, с вареньем. А скажи мне, кем твоя мама раньше работала? Ну, когда вы еще не здесь жили.
– Мама работала учителем немецкого языка, – немного нахмурившись от воспоминания прошлого, ответил Макар, – И ещё литературу вела, когда другой учитель болел.
– Понятно, – ответила Клавдия Захаровна, доставая из буфета испеченные утром ватрушки, – Ну вот, угощайтесь, мои хорошие. Скоро пальто будет готово.
– Давай пока уроки сделаем, – предложила Люся, – Ты придёшь домой, а у тебя уже всё готово.
Когда Клавдия Захаровна закончила чинить пальто и вошла к ребятам, те сидели над книгой голова к голове. И в свете лампы она увидела под коротко остриженными светлыми волосами мальчика шрамы… Погладив его по голове, Клавдия Захаровна закусила губу… так же когда-то давно она гладила стриженные макушки своих сыновей…
Лето пришло в Городище, тёплое, дарящее свет, надежду на урожай и более сытую жизнь на следующий год. Люська выросла, повзрослела, золотистые косички отросли до самого пояса и немного потемнели. Хоть и любила Люська школу, но в этот раз даже она радовалась наступлению каникул. Хотя домашней работы у неё прибавилось, но всё равно тёплые денёчки веселили душу, потому что бабушка нет-нет да и говорила Люське:
– Я сама двор подмету, внученька, а ты беги на речку с Верой, искупаетесь.
– Бабуль, мама меня заругает, я сначала всё сделаю, а уж после пойду.
– Так уже все домой разойдутся, подружки твои, беги сейчас.
Но Люська ослушаться наказа матери не смела, тем более что забот теперь прибавилось, в конце мая Таисия вернулась домой с работы и привела за собой невысокую тощую коровёнку рыжего окраса с белым пятном на лбу. Пару недель назад старый хлев был подлатан приглашённым Степаном Селивановым, который хоть и вернулся с войны без одной стопы, но былого мастерства не растерял, и теперь подряжался вместе с сыном-подростком помогать односельчанам в таких нуждах.
И вот старый хлев обрёл новую жилицу, на которую, откровенно говоря, жалко было смотреть… Клавдия Захаровна только глянув на коровёнку, прижала руки к щекам и воскликнула:
– Тася… Да она же тощая, еле живая. Какое от неё молоко ждать, её до молока кормить и кормить.
– Ничего, Рада хоть и похудела после болезни, но наш ветеринар сказал – жить будет, и молока даст в благодарность, если хорошо заботиться. Комиссия хотела её на убой, да я выпросила, с зарплаты будут вычитать, зато дорого не запросили. Председатель сказал – сена даст на первое время, а там уж и сами позаботимся, чай не без рук! Что накосим, а что купим, я еще зимой начала понемногу откладывать, всё же без коровы в деревне как жить? Всё, уже к концу лета у нас и молочко, и творожок, а то и маслице будет!
Люське Рада понравилась. Потому, что глаза у коровёнки были добрые и немного усталые, и просто потому, что ей было жаль животинку. Каждое утро теперь она старалась чем-то угостить новую обитательницу подворья. Чаще всего Люська брала кусок хлеба, чуть солила и несла Раде. Благо теперь жилось им самим немного легче и хлеб в доме был всегда, потому что бабушка Клава устроилась на работу и теперь ходила в ночную смену охранять новый, недавно отстроенный детский сад.
Одним ранним летним утром Таисия складывала в холщовую сумку нехитрую провизию, их всей бригадой отправляли на дальние поля, засеянные свеклой.
– Ну, смотрите тут, без меня не балуйте, – немного шутливо погрозила Тася пальцем Люське и Клавдии Захаровне, – А то вот ужо я вас, как вернусь!
– Ладно, Тасенька, не забалуем, – смеялась в ответ бабушка, – Ты сама смотри там, себя побереги. Полоть-то много…
– Ничего, зато урожай потом соберём богатый, агроном говорит, если погоды будут, так мы на первое место по урожайности можем выйти! Так и говорит – имеем все шансы! – Тася подняла вверх палец и брови сложила домиком, изображая Пантелеева, колхозного агронома.
– Мама! Ты просто вылитый Пантелеев! – залилась смехом Люська, и Тася обняла дочку, погладив по густым волосам.
Остались Люська и Клавдия Захаровна на хозяйстве, да так ладно у них всё правилось, что загляденье. Раду начали выгонять в общее стадо, а вечером у околицы её встречала Люська с корочкой хлеба, посыпанной крупной солью, а дома бабушка потихоньку раздаивала коровку.
– Бабуль, мы с девчонками завтра за малиной хотим пойти, – сказала Люська бабушке за вечерним чаем, – Разбуди меня завтра пораньше, я Раду провожу, и пойдём.
– Люсенька, не ходите. Степан Поляков говорил, что мальчишки медвежьи следы видели, почти у самой околицы! Мало ли что, лучше потом со взрослыми идите, скоро Лена Старцева приедет из города, она студентка, взрослая девушка, вот они с подругами тоже каждый год на Берестень ходят, там малинник большой.
– Бабуль, да мы недалеко! Вера сказала, что они с дедом ездили недавно на покосные лужки к мужикам, провизию возили, она приметила малинник, не хуже Берестянского. Вот туда и отправимся.
Уговорила Люська бабушку, да и как не уговорить, лето – оно ведь недолгое, надо на зиму запасать, чтобы было и что покушать, и чем полакомиться.
Рано по утру, когда молочно-белый туман, похожий на пенку, которую в жестяном ведёрке взбивает тонкая струйка, когда бабушка доит Раду, еще расстилался по околице, укутывая подножья крепких липок у околицы, трое девчонок отправились по малину. Белые косынки мелькали в кустах у ручья, когда они переходили безымянный ручей, звонкий девчоночий смех далеко разносился по туманной утренней округе.
Вскоре Люська вместе с Верой и Дашей уже вступили в прохладу леса, где еще не высохла трава от рассветной росы, а птичий хор уже гремел и горланил на все лады.
– Девчонки, вы слышали, что на следующий год у нас будет уже не восьмилетка? – рассказывала Даша Старцева, – Мне Лена сказала, она скоро доучится и будет у нас в школе работать учителем!
– Вот же тебе повезло! Сестра будет тебе с домашним заданием помогать! – вздохнула Вера, – А мне вот достался задиристый младший братишка, которого вечером мама отправляет меня искать по всей деревне.
– Вам повезло, а я вот вообще одна, – покачала головой Люся, – А я бы и братику, и сестричке была бы так рада…
– Не горюй, Люська! – Вера обняла подружку, – Мы тебе как сестрёнки, даже ещё лучше!
– Ладно, Вера, где там твой малинник? – спросила Даша, – Я уже устала топать! Может, лучше на Берестень-ручей свернём?
– Туда еще дальше топать! – возразила Вера, осматривая окрестный лес с едва видимыми тропинками, – Уже недалеко, я уверена.
Вера оказалась права, вскоре девчонки вышли к небольшому оврагу, по краю которого далеко простирались заросли лесной малины. Ягодный дух было слышно далеко, и юные ягодницы присели ненадолго передохнуть и напиться из ключа на краю оврага.
День пролетел быстро, девчонки и не заметили, как лукошки наполнились спелой ягодой, хотя немало той отправлялось и мимо лукошка – прямо в рот. Далеко позади остался ключ, овраг обмелел и по его краям кустились деревца можжевельника, высокие сосны плавно покачивались от того, что в их вершинах гулял бродяга-ветер.
– Всё, я больше не могу! – призналась Даша и уселась на поваленное дерево, обмахивая косынкой разрумянившееся лицо с перепачканными малиновым соком щеками, – Давайте перекусим и обратно двинемся. Пока дойдём до дома, у меня ноги отвалятся! И зачем я только корзинку такую большую взяла, говорила мне мама, бери поменьше, куда тебе такую! А я…
– И я проголодалась, – призналась Вера, – Даша права, пора обратно топать.
Девчонки уселись на небольшой полянке, достали, кого чем снабдили из дома и разложили на косынке нехитрый обед. Пара варёных вкрутую яиц, соль в спичечном коробке, кусок пирога с ревенем – вот и весь их пир. Поделив провиант на всех, подружки стряхнули крошки, повязали косынки и подхватили потяжелевшие свои корзинки.
За разговорами о том, о сём, никто и не заметил, что солнышко уже клонится к горизонту, пробиваясь золотыми лучами меж смолистых сосновых ветвей, а дорога, на которую они должны были давно выйти, всё не появлялась. Да и овраг как-то неожиданно вильнул в сторону, никто и не заметил – в какую…
– Всё, не могу больше, – Даша села на пенёк, – Тропинки совсем нет, куда мы идём? Вера! Мы что, заблудились!
– Постой тут, я сейчас вон на тот пригорок взойду и гляну кругом, – нахмурившись ответила Вера, которая и сама понимала, что-то здесь не то…
О проекте
О подписке