Перед самым новым годом Иван Порфирьевич сказал Люсе, что председатель их работой доволен, выписал им какие-то журналы учёта, которые нужно будет теперь заполнять.
– Оно и правильно, конечно, – говорил Люсе Рыбаков, – Во всём порядок должен быть, а Коростелёв наш человек серьёзный, у него всё по правильному. Вот, тебя на учебу хочет отправить в район, на две недели. Как, поедешь? Научат как учёт вести и всё подобное.
– Надо так поеду, что ж, – согласно кивнула Люся, – Мне и самой это интересно.
– Ну, вот и ладно! Ты на новый-то год дома побудь, а после как раз и поедешь. Поди скучаешь по родным-то… Да и кавалер твой небось уж недоволен, что ты на выселке-то пропадаешь, вместо того, что и в кино с ним, и в клуб на танцы.
– Нет у меня кавалера, – покраснела густо Люся, – Или есть, да не так, чтоб мой, сама не пойму.
– Ну, я-то другое слыхал. Председатель-то стародольский, Веригин Степан, только на работе человек железный. А дома у них жена верховодит, ну, да это не наше дело, конечно… Так вот, я слыхал, сватать тебя хотят Веригины сыну своему Михаилу в жёны.
– Сватать? – удивилась Люся и выронила из рук перо, от чего на листе, где она писала, осталась клякса, – Да не может быть, слухи всё это! Мы же так… в кино иногда, или по селу пройтись. Миша мне ничего такого не говорил…
– Не всё словами сказать можно, девонька, – покачал головой Иван Порфирьевич, – Кое о чём люди молча говорят. Ладно, дело ваше молодое, давай-кась, собирайся. Отвезу тебя сегодня засветло, а завтра ты в правление ступай, там всё про учёбу тебе скажут. А на выселок я тебя уж после заберу, как отучишься. Зимовник я сам проверю, не беспокойся.
Люся с каким-то беспокойством возвращалась теперь с выселка домой. Что за странные разговоры про какое-то сватовство, что же сейчас, средние века что ли! Нет, Миша ей, конечно, нравился… Сильный, красивый и весёлый, он был душой компании среди своих друзей, и вся компания, в которой бы он ни оказался, принимала его за своего и уже через несколько минут знакомства смеялась его балагурствам. Но ведь здесь-то вопрос в другом… Начать с того, что с Люсей они никогда не говорили между собой ни о чём серьёзном, что же происходит между ними. И уж тем более не говорили они о создании семьи…
Люся хотела учиться, ей хотелось поступить в институт, как и мечталось до случившегося с нею несчастья, хотелось получить профессию. Нет, она конечно и семью хотела бы, мужа, который будет понимать и поддерживать, ребятишек… И может быть даже с Мишей, но не сейчас. Ведь Люсе хотелось, чтобы и у неё было то, что сейчас происходит у Даши и Саньки. Мимолетные прикосновения, от которых летят вокруг невидимые искры, взгляды, говорящие лучше всяких слов…
Люся надеялась, что все эти разговоры о сватовстве, это просто снова какие-то сплетни и выдумки какой-нибудь тётки Фисы или ей подобных, ведь не может же быть, чтобы и Миша одобрил такое. В наше то время!
Успокоив себя таким образом, Люся спрыгнула с саней, помахала рукой Ивану Порфирьевичу и побежала скорее в дом. Бабушка стояла у окна, и увидев Люсю, радостно заулыбалась и помахала внучке рукой.
– Ну, а мы уж заждались! – Клавдия Захаровна обняла внучку, – Не замёрзла в санях-то? Сегодня мороз закрепчал, ух! Мать-то в обед пришла домой, щёки красные, вся в инее.
– Нет, я не озябла! Бабушка, как я соскучилась! – Люся скинула шаль и обняла бабушку, – А меня учиться отправляют, в район.
– Ты посмотри, вроде бы совсем немного и не видела тебя…, – Клавдия Захаровна чуть отстранилась от внучки, чтоб разглядеть её получше. – А ты изменилась, Люся. Волосы отросли, да какие стали мягкие, густые! И личико…
Бабушка не стала говорить, но Люся и сама видела… Старое, чуть помутневшее от времени зеркало тётки Марьяны показывало Люсе, что малиновые шрамы на щеке и голове заживали, посветлели, а волосы отрасли и лежали каштановой волной до самых плеч.
– Меня тётушка Марьяна лечит, – сказала Люся бабушке, – Когда в бане, то масло какое-то душистое втирать заставляет, от него шрамы мягче делаются. А волосы она сама моет чёрным мылом, не знаю точно, что это такое – она его сама делает. Теперь можно и немного подстричь кончики, а то мне всё жалко было обрезать даже сантиметрик.
– Ну, мать вернётся вечером, посмотрит на тебя, порадуется. А то она что-то в последнее время всё грустная, в думках своих. Хорошо, Люсенька, что ты теперь дома побудешь, нам с матерью радость.
Таисия вернулась с работы усталая и замёрзшая. Не приметив, что Люся дома, она от двери сказала свекрови:
– Ох, и мороз сегодня! Наверное, Люся наша завтра приедет, по утру.
– Мама, а я уже здесь! – выглянула из кухни довольная Люся, и бросилась обнимать мать и стараясь её не испачкать в муке – они с бабушкой затеяли вареники.
Ожил старый дом, и мама с бабушкой будто ожили, подумалось Люсе. Тася подравняла отросшие дочкины волосы, расспрашивала про тётку Марьяну, и про Ивана Порфирьевича, как они поживают, здоровы ли. За разговорами собрались пить чай, когда заслышали, что на крылечке кто-то громко топал, отряхивая снег с обуви. Все вопросительно переглянулись, гостей сегодня вроде бы и не ждали.
– Здравствуйте! Можно к вам? – в двери нерешительно стукнули и на пороге, в клубах морозного пара показался Михаил Веригин.
– Здравствуй, Миша. Проходи, ты как раз к чаю, – пригласила Таисия гостя.
– А я иду с работы, гляжу – дядька Иван Рыбаков на санях мимо катит, – снимая рукавицы рассказывал Миша, – Ну, думаю, наверное, Люся приехала, вот и решил зайти.
– Правильно подумал, приехала, – Люся улыбнулась гостю, выглянув из комнаты, – Но скоро снова уеду, только в этот раз на учёбу, в райцентр.
– На учёбу? – усмехнулся Миша, усаживаясь за стол, – Ты решила на пасечника отучиться? А у нас в райцентре на такое учат?
Люся чуть нахмурилась от таких речей, она думала, что Миша тоже порадуется за неё, поддержит… Хотя, в его шутке не было, наверное, ничего плохого.
– Вообще-то работать на пасеке не очень просто, – сказала она, – Нужно очень много знать, и многие вещи определять, как Иван Порфирьевич говорит, на глаз и на зубок. Такому не научат ни в одном институте или техникуме, только проработав с пчёлами много лет можно такому научиться.
– Люся, ты чудесно выглядишь, – Миша присмотрелся к девушке при ярком свете абажура и в голосе его прозвучало некоторое даже удивление, – Наверно и вправду на пасеке хорошо, полезно для здоровья. Сам-то я пчёл опасаюсь, и вообще насекомых не люблю.
– Ну а мёд-то ты любишь? – рассмеялась Люся, в такой хороший день у неё не получалось ни на кого злиться, – Вот, угощайся, с мороза самое лучшее – чай с мёдом.
– Люся, я пришёл тебя позвать в клуб, сегодня там концерт, наши ребята все собираются, сказал Миша, – Я же тебе новость ещё не сообщил! Я неделю назад перешёл в ваш колхоз, в управление. На повышение, так сказать.
– Поздравляю, ты молодец! – Люся искренне радовалась за Мишу, да и приглашение в клуб её обрадовало… значит не стесняется Миша с ней показываться «на людях», как говорила про это старая Семёнчиха…
Одевшись потеплее, Люся вышла на крылечко, где её ждал Миша и они двинулись в сторону Городищенского клуба. Мороз не так крепко щипал нос и щёки, потому что ни единого дуновения ветерка не ощущалось в прозрачном звенящем воздухе. С пригорка открывался совершенно сказочный вид на Городище – заснеженные крыши домов, по самые окна укрытых белоснежным пуховым одеялом, а над крышами тонкими струйками вьётся дым из печных труб, поднимающийся вверх, в бездонное, усыпанное звёздами небо.
– Смотри, как красиво, – показала Люся рукой в пушистой белой варежке, – Как у Гоголя, помнишь?
– У Гоголя? – хмыкнул Миша, – Нет, я не особенно увлекался литературой в школе.
– Ну как же, а «Ночь перед Рождеством»? – удивилась Люся, – Неужели не читал? В школе же проходили…
– Ну, я не был заучкой, больше любил физкультуру, и на переменах побеситься с ребятами. Не все же должны увлекаться книжками, – в голосе Миши зазвучала лёгкая обида, – А ты на физкультуре, наверное, на лавочке больше сидела, или возле турника плакала? У нас была девочка, тоже любила книжки, в очках ходила. А вот что касается баскетбола или просто даже через коня перемахнуть… тут уж над ней мы и смеялись. Ты, наверное, тоже такая была, признавайся по секрету? – Миша попытался перевести всё в шутку, и Люся даже не обиделась на него за это.
– Ну… не совсем, – усмехнулась она добродушно, – Вообще-то у меня пятёрка по физкультуре, учитель меня всегда хвалил. Я соревнования по бегу выигрывала не раз, и на лыжах тоже. Наша команда лучшая была в межрайонной эстафете, а я – её капитан.
– Вот как? – Миша удивлённо и с нескрываемым уважением посмотрел на Люсю, – А я и не знал, что ты такая… Я думал, ты хрупкая любительница проводить время в библиотеке.
Люся усмехнулась и не стала больше ничем хвастаться перед Мишей, хотя и было чем. Вообще-то у неё еще и разряд был по лёгкой атлетике, и много наград с межшкольных соревнований.
Миша осторожно протянул ладонь и взял девушку за руку, будто опасаясь, что она не позволит ему этого, но Люся руки не отняла.
– Пойдём скорее, а то замёрзнешь, – сказал Миша и в его голосе впервые прозвучали нежные нотки, – Твоя бабушка сказала мне, чтобы мы по морозу не бродили, ты ещё не совсем окрепла после… ну, того происшествия.
Стоящие возле клуба молодые люди и девушки с интересом разглядывали, с кем же это пришёл на концерт переехавший недавно из Стародолья сын тамошнего председателя…
На учёбе Люсе очень понравилось. Группа подготовки счетоводов была небольшой, но ответственной и увлечённой, еще двое работали на пасеках и Люсе было с кем обсудить свою работу. Слушая женщину-преподавателя, которая объясняла своим ученикам особенности учёта такого рода деятельности, Люся иногда отвлекалась… И думала о том, что совсем скоро она исполнит свою мечту и станет студенткой, будет посещать лекции, и у неё начнётся совсем другая жизнь!
Еще открытием для Люси стало то, что никто – ни учащиеся группы, ни преподаватели, ни просто прохожие на улицах райцентра – никто не обращал внимания на её шрамы. Все просто шли по своим делам, мельком глянув на идущую им навстречу девушку, улыбались в ответ на её улыбку.
По возвращении Люся каждый день ходила на работу в правление колхоза, потому что председатель намеревался летом пасеку расширить, и выселок Ивана Рыбакова будет первым, но не единственным «отделом по производству мёда и продукции пчеловодства».
– Вот ты, Людмила, институт окончишь, приедешь домой, а у нас тут уже не только пасеки будут, но и много чего ещё, – довольно расхаживал по кабинету председатель Александр Иванович Коростелёв, – Я думаю, жить в таком краю, да его благами в полной мере не пользоваться – это глупо! На будущий год мы еще и грибоварку поставим, я уже и специалиста к нам выписал, опытного! Что скажешь, Людмила? Одобряешь?
– Конечно, одобряю, – кивала, улыбаясь Люся, особенно ей понравились слова председателя про институт.
Люся долго думала всю эту осень и зиму о том, что прежние планы ей всё же придётся поменять. До страшного происшествия, погубившего Веру и изменившего жизнь самой Люси она хотела поступать в педагогический. И вернуться в родное Городище учителем русского языка и литературы. Но… изменившаяся её внешность вносила в планы свои коррективы, и Люся понимала, что не сможет ежедневно представать перед учениками, и отвечать на вопросы, которые всё равно будут задаваться ей. За советом Люся отправилась в школьную библиотеку, к давнему своему другу Надежде Валентиновне.
Надюша будто совсем и не изменилась за эти годы, и общались они с Люсей как и прежде, словно старые добрые подруги, с той лишь разницей, что Люся выросла… Ничего не советовала Надюша, не убеждала и не настраивала Люсю, сказала лишь, что шрамы со временем пройдут, будут почти и незаметны, а строить свою жизнь, принимая их в такое внимание – не совсем правильно.
– Ты, Люся, зря думаешь, что внешность так важна, – говорила Надюша, подливая кипятка в Люсину чашку, – Внешность – это всего лишь обложка, гораздо важнее содержимое книги, не так ли? Поэтому ты можешь стать тем, кем тебе хочется, потому что эти… шрамы… Они больше в твоей голове, в мыслях, чем на лице.
Поразмыслив над этим разговором, Люся решила, что филологический факультет очень ей подойдёт. И в случае чего Люся сможет работать, например в библиотеке, как Надюша, или в редакции какой-нибудь газеты. Когда она была на учёбе в райцентре, то их приглашали в редакцию местной газеты на небольшую экскурсию, как раз по поводу их обучения специалисты готовили статью. И Люсе понравилась и атмосфера редакции, и улыбчивые общительные сотрудники, с увлечением занятые своим делом.
Весна уже дышала на Городище лёгким и еще свежим своим дыханием, снег поблёк и осел, по утрам на голых ветвях берёз образовывалась красивая стеклянная наледь, но воздух уже пах терпким запахом весны. Птицы по утрам просыпались всё раньше и устраивали громкие концерты на крышах и заборах, чем очень волновали местных котов, и без того взволнованных приближением марта.
Воскресным утром Люся проснулась рано, потому что ей хотелось успеть сделать побольше дел за этот день. В пятницу она взяла у Надюши новый учебник по алгебре и собиралась позаниматься, поэтому она быстренько управилась со своими домашними обязанностями, проглотила приготовленный бабушкой завтрак и устроилась с книжками за своим письменным столом.
– Люся, ты бы хоть перерыв сделала, – заглянула к дочке в комнату Таисия, – Время уже почти обед.
– Как обед? – удивилась Люся, ей показалось, что она только-только начала заниматься.
– Вот так, обед, – рассмеялась мать, – Засиделась, и времени не замечаешь? А что же Миша? Придёт сегодня? Вроде бы собирался.
– Не знаю, он в пятницу мне сказал, что уедет по какому-то делу в город, а когда вернётся, не сказал. Мам, если тебе помочь нужно с обедом, или ещё с чем-то, так ты меня зови, – Люсе было неловко, что она так долго просидела с книгами и не заметила времени.
– Да мы уж с бабушкой поняли, что ты вся в книжках, сами всё приготовили, – смеялась Тася, – Пойдём обедать, а после до Левиненко сбегай, я им заказывала лекарства для бабушки, должны с города привезти.
Люся быстро пообедала и поспешила выполнять мамину просьбу, да ей и самой хотелось пройтись по улице, и по пути забежать к Даше. Может быть вечером они выберутся прогуляться, или в клуб, там как раз привезли к выходным новую киноленту.
– Люська, привет! – закричала Даша, завидев подругу издалека, – А я с крылечка сбиваю наледь, смотрю – кто-то по улице летит. Ну, думаю, точно ты, твоя походка!
Уговорившись встретиться вечером, подружки поболтали еще о всяком, и разошлись по своим делам. Люся спешила домой, несла лекарства бабушке, а в уме решала примеры, которые так и остались лежать на письменном столе в ожидании её. Уже на подходе к дому она с удивлением обнаружила, что во всех комнатах горит яркий свет, что, бывало, крайне редко… может быть, что-то случилось?! Люся рванула на крыльцо, и разгорячённая ворвалась в дом.
Гости сидели у стола, напротив них сидела Таисия с пунцовыми щеками, рядом с нею сидела бабушка и обе смотрели на сидящую напротив них незнакомую Люсе женщину. Женщина была одета в нарядный костюм, юбку и жакет, волосы были убраны в аккуратный валик на затылке. Рядом с женщиной сидел представительный мужчина с густыми усами цвета пшеничной соломы, он положил на стол сцепленные кисти натруженных рук и изредка кивал головой, поддерживая слова женщины в костюме.
Люся остановилась в дверях, не ожидавшая гостей в доме, а те замолчали и уставились на неё, будто рассматривая в ней каждую чёрточку.
– А вот и наша Людмила, – сказала Таисия, – Люся, познакомься, это Антонина Петровна и Степан Яковлевич, родители Миши…
– З…здравствуйте, – сказала Люся и почувствовала, как её сердце ухнуло куда-то вниз, а душа оторопела от страха.
– Здравствуй, Люся, – сказала Антонина Петровна, а её супруг важно кивнул Люсе, – Рады знакомству с тобой.
Из глубины комнаты выступил сам Миша, который до этого сидел на стуле у окна и потому Люся его как-то не заметила, удивлённая неожиданными гостями.
– Люся, привет! – радостно улыбаясь, сказал Миша, который по всей видимости был весьма доволен произведённым на девушку эффектом.
Увидев растерянность внучки, Клавдия Захаровна поднялась со стула и направилась навстречу Люсе:
О проекте
О подписке