Весенняя ночь в столице окутана теплом, словно одеялом, укрывающим город от холодных воспоминаний. Входы в метро изрыгают горячий воздух, напоминая о жизни, скрытой под землёй. Ярко освещённый центральный проспект никогда не засыпает, наполняясь шумом гуляющей молодёжи и туристами, прилетевшими с разных уголков Республики. Воздух становится душным и липким, как тяжелые мысли, накрывающие Фрая, когда он смотрит на неоновые вывески, сверкающие всевозможными цветами и формами, пестрящие названиями на официальном языке человечества и старинных диалектах, на которых всё ещё разговаривают в галактике. Огромные рекламные экраны, заменяющие фасады небоскрёбов, словно дотягиваются до защитного купола, заполняя пространство иллюзиями.

Решив найти более спокойный путь до нужной станции метро, молодые люди свернули на небольшую и тихую улочку. Всё тот же Нью-Сеул вдруг становится совершенно другим. Темнота ночи здесь сгущается, охватывая их, и словно ощущается кожей. Лишь редкие фонари пробиваются сквозь столичный смог, подсказывая верную дорогу. Но до метро они так и не доходят, свернув снова на широкую улицу, пусть и не такую яркую, как проспект Республика, зато и не такую многолюдную – они решают прогуляться не спеша.

Лизу так заинтересовали рассказы Фрая о незнакомой планете и приключениях его родителей, что она задаёт всё больше вопросов. Фрай, забыв о смущении, во всех подробностях, которые только может вспомнить, а порой приукрашивая, рассказывает девушке фантастическую историю знакомства своих родителей, много раз услышанную от матери – главного участника событий.

– Они были как свет и тьма, – говорит он, чувствуя, как внутри него разгорается огонь гордости и печали. – Я рассказываю тебе о них, словно пытаюсь восстановить их образы из тумана забвения.

Он говорит о человекоподобных монстрах, захвативших город колонистов. Эти монстры, используя пыльцу таинственных растений, порабощают сознание людей, превращая их в бездумных зомби. В красках описывает подвиги отважных штурмовиков, защищавших тайное убежище остатка колонии. С гордостью упоминает, что мать назвала его в честь друга, погибшего, защищая их с отцом. И, наконец, упоминает о том, как девушка по имени Тамара, капитан консульского крейсера, ставшая одной из мутных, пересиливает влияние пыльцы и организует побег для его родителей. Но по трагической случайности отец погиб, спасая его мать – штурмовика Диану, которая на тот момент была беременна им. Когда он упоминает о трагедии, сердце его сжимается.

– Так вот почему ты поступил в штурмовики, – констатирует Лиза, её голос полон понимания и поддержки. Она устремляет взгляд в небо, высматривая Фобос или Деймос за прозрачным энергетическим экраном купола. – А не хотел пойти служить в РККП?

Она осекается, понимая, что сама сморозила глупость.

– Прости, я не подумала, – бормочет девушка, стараясь скрыть неловкость. – Забыла, что ты плод естественного зачатия. Но ведь в этом нет твоей вины. То есть, я хотела сказать… – её голос становится более мягким, она смотрит на него с интересом. – Гляди, какие они сегодня яркие!

Увидев оба спутника Марса прямо над головой, Лиза вытягивает руку, показывая находку Фраю. Тот, задрав голову, задумывается, не нарочно ли она завела этот разговор, чтобы пристыдить его. Но в её глазах он видит искренний интерес, и это помогает ему отпустить свои страхи.

– Ничего, я всё понимаю… – отвечает он, хотя сердце его всё ещё колотится. Каждое слово о родителях оставляет на душе след, и он чувствует, будто разговаривает с призраками.

Вот уже немногим более двадцати лет марсианское правительство, словно дирижёр, управляющий оркестром, контролирует рождаемость в столичных городах с помощью технологий геномного редактирования и генетического программирования. Оно формирует генофонд будущего человечества, избавляя будущие поколения от болезней и, попутно, решая извечный вопрос перенаселения Марса. Самые почётные должности в Республике теперь занимают только Дизайнерски оплодотворенные дети – ДОДы, как записано в их свидетельствах о рождении, или, как в простонародье их называют, – Идеальные дети.

Генетические особенности формируются задолго до рождения в Центральном Институте Генетики, а роды разрешаются лишь после специальной комиссии, проверяющей плод на отклонения. Запрета на естественное зачатие, конечно же, нет, но рожденные подобным способом дети могут максимум дослужиться до капитана штурмового отряда где-нибудь в удалённой колонии. Официально внедрять подобную систему во всей галактике правительство пока не планирует, но во многих человеческих колониях, где есть отделения Института Генетики, молодые родители всё чаще прибегают к данной процедуре.

Фрай чувствует, как эта система словно невидимая рука управляет его судьбой, вытягивая его в мир, где он остаётся лишь тенью идеальных детей. Каждый раз, когда он смотрит на Лизу, он понимает, что она представляет собой всё, о чём он мечтал – и в то же время всё, чего у него нет. Его внутренний конфликт разгорается, когда он задаётся вопросом: действительно ли он имеет право на свои мечты, если его существование предопределено?

Лиза, замечая его замешательство, улыбается и спрашивает:

– Ты когда-нибудь задумывался о том, каким бы ты был, если бы твои родители не пережили тот ужас?

Фрай, с трудом сглатывая, отвечает:

– Иногда мне кажется, что я просто… результат их решений. Как будто все мои мечты и стремления – это лишь эхо их жизни. Словно моя судьба давно предрешена. Даже до моего рождения.

Лиза, присаживаясь рядом и глядя в его глаза, говорит:

– Но ты ведь не просто их продолжение. Ты – это ты. У тебя есть свои мечты, свои амбиции. Нельзя забывать о том, что твоя жизнь – это не только их история.

Фрай чувствует, как её слова, словно тёплый свет в темноте, пробивают его защитные стены.

– Я немного не об этом, но знаешь, ты права… Я не должен позволять генетическим стандартам определять, кто я есть.

– Ты же понимаешь, что быть штурмовиком не менее почетно? – Лиза пытается подбодрить его.

– Ага, правда не так почетно, как консулом… но всё же…

– Я планирую стать…, агентом секретного отдела РККП…, – начинает Лиза, почти шёпотом, а потом вдруг, подняв виновато глаза спрашивает: – Обиделся?

– Нисколько! – бодро отвечает Фрай, и, пытаясь сменить тему, спрашивает: – А чем занимаются твои родители?

Лиза смущается. Ей становится неуютно говорить об этом, но Фрай молча ждет. Он чувствует, как между ними повисает пауза, и это молчание не такое, какое бывает, когда всё в порядке. Оно давит, как будто оба боятся нарушить хрупкое равновесие их беседы. Фраю хочется знать больше о ней, но в тот же момент он понимает, что этот вопрос может открыть двери, которые она предпочла бы держать закрытыми. Разве ему это важно, проносится у него в голове, но ответа он не находит.

В этой тишине он вдруг ловит себя на мысли о том, как генетический контроль влияет на их жизнь. Фрай, сжимает кулаки в карманах. Он уверен, что если бы был идеальным ребенком, его жизнь была бы другой.

– Мой отец адмирал консульского флота, а мать сенатор Республики, – в одно мгновение разрывая эту тишину, почти механически произносит Лиза, вдруг останавливается и закрывает лицо руками, словно осознает, что только что обнажила ту часть своей жизни, которую не хочет обсуждать.

Фрай молчит, в его груди растет смесь удивления и смущения. Адмирал и сенатор… Не удивительно, что она стесняется говорить ему об этом. Конечно, её родители – вершина общества. Как им было легко выбрать её будущее, когда судьба почти предрешена генетическим сертификатом. Но что-то в нем подсказывает, что и у Лизы есть свои сложности. Осознав, как нелепо они оба выглядят, он вдруг громко смеется, его смех разгоняет напряжение.

Лиза, растопырив пальцы, робко смотрит на него сквозь ладони и видит, что его улыбка – самая искренняя за всю ночь. Смеется в ответ, уже не сдерживаясь.

– Дай свой телефон, – неожиданно протягивает руку Лиза. Фрай удивленно смотрит на неё.

– Давай, не бойся. Всего пару фото на память об этой прекрасной ночи.

Фрай вытаскивает мобильник, не скрывая лёгкого волнения. Он не привык, когда кто-то так уверенно берет контроль в свои руки. Но что-то в Лизе заставляет его доверять ей, несмотря на внутренний дискомфорт. Она такая смелая, думает он, передавая ей телефон. Неужели подобная раскрепощённость свойственна ДОДам. Или это, всё-таки, часть её характера?

Они стоят на пешеходной дорожке, которая словно парит над пересечением дорог. Город мерцает миллионами огней, неугомонно и вечно бодрствующий, как огромный живой организм. А вдалеке видна Башня Справедливости, которая, кажется, вот-вот коснется защитного купола своим длинным шпилем. Фрай снова замечает, как величественно и в то же время чуждо это здание.

Лиза, прислонив свою щеку к его, улыбается в камеру. Она делает несколько снимков, но недовольна результатом. Фрай смеется про себя. Ему кажется забавным наблюдать за ней, такой заботливой в мелочах.

– Какой ты милаха, может, немного улыбнешься?

Фрай наконец улыбается по-настоящему. В этот момент он чувствует себя ближе к ней, чем за всю ночь. Её маска кокетки спадает, и они оба просто два молодых человека, делящих этот мимолетный момент искренности. Лиза показывает ему фотографии, и Фрай видит, что один из снимков получился особенно живым. Взгляд на экране словно фиксирует их истинные эмоции.

– Скажешь свой номер? – спрашивает Фрай. Лиза, прищурившись, хитро смотрит на него. Он мгновенно чувствует лёгкое волнение, не зная, о чём она сейчас думает. – Я скину тебе фотографии…

Она подносит свой телефон к его, и после мягкого «дзинь», её номер появляется на экране.

– Держи.

Остальной путь Лиза рассказывает о своём сложном детстве в семье высокопоставленных чиновников. Её голос, обычно живой и уверенный, постепенно стихает, словно она боится открыться, но решает продолжить. В каждом слове звучат нотки горечи, будто тянется за ней шлейф неудовлетворённых надежд и несбывшихся мечтаний. О вечных упреках и замечаниях, запретах и родительских планах на её будущее.

– Если честно, я не хотела поступать в РККП, – признаётся она наконец. – Как ты понимаешь, это было их решение… Нет, мне, конечно, нравится учёба… красивая форма и всё такое…

Лиза улыбается, но в её глазах пробегает тень, будто эти слова – не её собственные, а повторённые десятки раз ради чужих амбиций. Её сердце словно отзеркаливает родителей – всегда сдержанное, контролируемое, словно она лишь часть большой мозаики, а не человек со своими желаниями.

Она внимательно смотрит на мужественное лицо юного Фрая, как ей кажется, точную копию фотографии его отца, которую она видела в центральном холле Управления РККП, на стенде почётных служителей. В этот момент она думает: «Как же я могла сразу не узнать это лицо… А может, я его узнала, и поэтому к нему подошла?» Её мысли колеблются между восторгом и лёгким сожалением – может быть, она просто повторяет судьбу родителей, выбирая себе такого же идеального человека.

– Ну вот и пришли, – прерывает её раздумья Фрай, поправляя чёрную чёлку, так и норовящую сползти на глаза.

Они останавливаются и молча смотрят друг на друга. Лиза на мгновение замирает, внутри её тянет противоречие – ей хочется чего-то большего, чего-то настоящего, чего не было в отношениях её родителей. Девушку охватывает сильное желание, чтобы Фрай поцеловал её, как в тех романтических фильмах, что она любит смотреть. Но Фрай, с его воспитанностью и скромностью, кажется ей совсем не похожим на других. Она пристально смотрит на него и понимает, что этот робкий парень не решится сам. Он точно этого не сделает. Момент будто повисает в воздухе, как недосказанность, которую нельзя развеять.

– Может быть… встретимся завтра? – как бы невзначай заявляет она, испугавшись, что сам он не предложит даже этого.

– Конечно, – начинает Фрай, но вдруг осекается. – Я не могу завтра…

– Ну, ничего страшного…

– Нет, правда, я бы очень хотел, но…, – Он мнётся, почесывая голову, снова поправляя непокорную челку. – Я завтра лечу на «СОЮЗ-12». Ну, одна из тех колоний, что на орбите Сатурна…

– Да, я знаю, где это, – кивает Лиза.

– Там сейчас живёт моя мама, – добавляет он. – Я обещал провести каникулы с ней… мы давно не виделись…

– Не оправдывайся, я всё понимаю, – мягко улыбается Лиза, останавливая поток его слов.

– Но когда я вернусь… если ты, конечно, захочешь… или будешь не против… я…

– Ты пригласишь меня на свидание? – шутливо завершает она его смущённую мысль.

Щёки Фрая заливаются жарким румянцем. Он почти задыхается от волнения.

– Да…, – наконец выдыхает он.

– Тогда увидимся после каникул, – говорит Лиза, разворачиваясь.

Она делает пару шагов, но вдруг игриво оборачивается, подбегает к Фраю и целует его в щёку. Затем смеясь убегает прочь, бросая через плечо:

– Пока, юный штурмовик! Жду тебя через неделю в «Медведице».

Она удаляется в тусклом свете приближающегося рассвета, а Фрай, застыв на месте, провожает её взглядом, словно боясь сдвинуться с места.

Он не помнит свой путь до общежития и как оказался на своей кровати, он тоже не знает. Завалившись прямо в форме и ботинках на постель, Фрай ещё долго лежит с закрытыми глазами, погружённый в мысли. Он вспоминает её улыбку и смущённый взгляд. Не очень длинные светлые волосы, такие прямые и ухоженные, как у актрис из рекламных роликов дорогих шампуней. Они разлетались от внезапного дуновения тёплого воздуха, исходящего из тарраколлекторов под ногами.

Фрай думает, что влюбился. Эта мысль внезапно наполняет его радостью, хотя он понимает, что Лиза не первая девушка, которая ему понравилась, и не первая, с которой он целовался. Хотя с Лизой он и не целовался, но точно хотел бы. Больше всего его привлекает то, что впервые ему так легко разговаривать о себе и своём отце.

Каждый раз, когда приходится затрагивать эту тему, парень чувствует себя неловко и некомфортно. Ему неприятно читать на себе странные взгляды, означающие непонимание и осуждение. Большинство, услышавших эту историю, как он думает, считают его мать лгуньей, или даже одной из тех космических пиратов, о которых так часто в последнее время говорят в новостях. В глазах многих она кажется преступницей, угнавшей пропавший много лет назад старый консульский корабль. Аферисткой, которая прилетела в столицу и специально вывела корабль из строя после посадки и пристыковки к центральной космической станции.

Порой ему и самому рассказы матери кажутся странными и фантастически надуманными. Иногда даже мелькает мысль, что и про отца она тоже выдумала, но вновь и вновь, глядя в зеркало, он видит перед собой лицо того самого Виктора Малышева, пропавшего без вести консула РККП, посмертно получившего золотую звезду и звание героя Республики, которую так и не вручили его матери, вдове, не сумевшей доказать свои страшные рассказы.

Конечно, были анализы ДНК, множество разных тестов и полиграфов, подтвердивших честность её слов, но бюрократическая система так и не признала официальность брака Героя Республики Малышева и безызвестной, безродной девушки с лжедеметры, называющей себя Диана.

Корабль, на котором она прибыла в столицу, пристыковался к терминалу, и, выплеснув остатки энергии, от чего, говорят, тогда даже городская энергостанция дала сбой, словно перегрузившись и потеряв все силы, так же, как и сама Диана, эмоционально полностью выключилась, так и не включившись вновь. Ни техника, ни другие эксперты, как ни старались, не смогли извлечь из него ни единого байта информации. Корабль был мёртв.

Единственное, что спасло её тогда от бесконечно долгого и бесполезного лечения в психушке, это безусловное подтверждение отцовства рожденного, неизвестной никому, взявшейся ниоткуда девушкой, ребёнка. Благо образцы ДНК всех сотрудников РККП, согласно протоколам безопасности Республики, до сих пор хранятся в архивах банка данных.

Фрай чувствует, как проваливается в сон. Сквозь, окутывающую его разум, пелену небытия он осознает, что если поддастся чарам Морфея, то пропустит свой шаттл. Поэтому, парень резко открывает глаза и вскакивает с кровати. Переодевшись, начинает собирать свои вещи в дорожную сумку. Его руки быстро и привычно ищут все необходимое: сумка, одежда, телефон. В голове всё ещё витает образ Лизы, её улыбка, которая не даёт ему покоя. Он старается сосредоточиться, но мысли о ней лишь отвлекают. Каждое движение становится автоматическим, а новое, доселе не знакомое и такое приятное чувство волнения в районе груди всё равно не покидает его.

Фрай прибывает на космовокзал раньше положенного времени. Автоматическая диспетчерская система регулирования дорожного движения назначает маршрут такси сильно заблаговременно. Ему не хочется платить дважды, поэтому он добирается в порт за несколько часов до начала регистрации на рейс. Предполетный мандраж не даёт сосредоточиться, но стоит ему вспомнить о вчерашней ночи с Лизой, как волнение тут же исчезает. Забрав свою дорожную сумку из машины, он отправляется к вокзалу, продолжая воображать, как расскажет матери о своей новой подруге.

Боясь показаться юношески наивным в глазах Дианы, он перебирает в голове положительные качества Лизы.

Вот, что ему скажет Диана в худшем случае: «Лёгкая интрижка, не заслуживающая твоего внимания, точно не любовь! Тебе стоит сосредоточиться на учёбе». «В твои годы я была уже в числе лучших из кадетов». «Необоснованная привязанность», продолжает слышать голос матери в своей голове Фрай. Он перебирает все возможные варианты ответов на потенциальные замечания Дианы.

Останавливается на том, что не стоит торопить события и сразу же выкладывать обо всём матери. В конце концов, он уже не тот маленький мальчик, который каждым моментом делится с ней, с единственным, возможно до недавних пор, родным человеком. И нет, она, конечно, не стала для него менее важной или любимой, но подобные вещи взрослому и самостоятельному человеку, наверное, не обязательно рассказывать сразу.

При входе в здание космовокзала он замирает, любуясь высокими сводами и блестящими панелями, отражающими миллионы огней. Оживленные толпы пассажиров и звуки объявлений создают впечатление гигантского механизма, не прекращающего свою работу.

Задумавшись, парень не замечает, как проходит большой и светлый холл космовокзала. Внутри следующего зала, откуда доносятся мелодичные звуки знакомых пропускных систем, он видит автоматические стойки регистрации, окруженные людьми, чьи лица полны надежды и предполётной тревоги. Наугад выбрав ближайшую стойку регистрации с живыми сотрудниками, он встаёт в очередь.

– Ваше удостоверение личности, пожалуйста, – вежливо просит милая девушка в форменной блузе с собранными в пучок светлыми волосами на макушке.

– Да, пожалуйста, – он протягивает руку к терминалу, чтобы отсканировать вживлённый в неё чип. Неожиданно для себя добавляет: – Какой хороший сегодня день для полета. Кстати, вы отлично выглядите.

Девушка за стойкой смотрит на симпатичного парня и расплывается в улыбке. Фрай совершенно не смущается, ему нравится это чувство самоуверенности и, набравшись смелости, он подмигивает ей вдогонку.

– Посадочный номер загружен, выход на посадку номер сто семнадцать. Приятного вам полёта, мистер Малышев.

– Спасибо, – единственное, что он произносит, и, развернувшись, уходит. Девушка, чьё имя он видел на бейдже, но не запомнил, ещё какое-то время улыбается, провожая его взглядом.

В зоне ожидания под потолком свисают огромные цилиндрические экраны с расписанием рейсов, ритмично меняющие отображаемую информацию. Рядом стоят магазины с множеством сувениров и уютные кафе. Откуда-то доносится звук тихого пианино, играющего на фоне объявлений и шагов спешащих пассажиров. Просторные залы вокзала создают ощущение бесконечной суеты, а высокие потолки только подчеркивают просторность пространства, в котором время замирает только для тех, кто ждёт своего рейса.

Пройдя вглубь, Фрай садится в кресло напротив выхода номер сто семнадцать, берёт телефон и звонит маме.