Я увидела свой новый дом, в кавычках, конечно же. С высоты десятого этажа он казался маленьким, неказистым. Я попыталась найти окно «своей» комнаты, и, похоже, нашла, точнее, не окно, а балконную дверь. И вдруг… Вдруг в окне соседней «голубой» гостиной вспыхнул свет. Или мне показалось? Может, я перепутала подъезд, этаж?
Скорее всего, так и есть, ведь Ираклий сказал, что в этой комнате вышла из строя электропроводка и что там теперь нет света. Но выходит, что он есть!
Я еще раз прикинула, тот ли это подъезд и тот ли этаж (хотя третий этаж в четырехэтажном доме, согласись, дневник, трудно спутать с другим), – да, это было окно голубой гостиной. И только потом я поняла, почему так долго соображала: мне не хотелось верить, что это на самом деле голубая гостиная. Ведь в таком случае получалось, что дядя Ираклий нас обманул. Но… почему? Может, он прячет в голубой гостиной что-то такое, о чем мы с мамой не должны знать? Я продолжала стоять как истукан. Я видела, как мелькнула его голова и скрылась в правом углу. Мгновенье – и свет погас. Видимо, дядя Ираклий вернулся в кухню вспоминать детство.
Интересно, что он ей сказал? Отлучился кому-нибудь позвонить?
Придумал что-то другое?
Это неважно. Важно то, что он обманул нас в первый же день совместной жизни. (Совместной жизни… как-то немного смешно звучит. Ведь так обычно говорят, когда люди женятся, а тут просто брат с сестрой решили пожить вместе. И опять вопрос: а брат ли? А если не брат, то для чего жить вместе?
Я так расстроилась, что даже забыла, что хотела посмотреть еще одну картину. И вспомнила об этом, когда уже была в коридоре. Поколебавшись секунду, стоит ли из-за этого возвращаться, я решила, что стоит. Ведь если я этого не сделаю, то потом буду жалеть.
Я подошла к картине, осторожно приподняла покрывало и… Мне показалось, что прямо на меня с натянутой тетивой лука, со взглядом, устремленным вдаль, с выражением крайней решимости на монголоидном лице, летит на белоснежном коне отважный всадник. Его правую щеку пересекал шрам, рот его был открыт, он что-то кричал, а рядом с ним летели – и тоже на меня – такие же всадники, много всадников, может быть, сто, может, тысяча, а может, сто тысяч. И все они что-то кричали, и все держали натянутыми луки, и на головах у всех были смешные шапочки из войлока и меха. Только кони у них были другие – приземистые, коричневого окраса.
В какой-то момент мне показалось, что я слышу какие-то крики, топот копыт и даже чувствую, что земля из-под них летит мне в лицо. Я зажмурилась и… в эту секунду ощутила сильный удар по голове. Кто-то невидимый выключил свет. Стало темно и тихо.
Он. Мысли вслух.
Вот дурак я дурак! Ну нашел амулет – мечту своей жизни, а на фига еще и эти с собой притащил? Понятно, товар востребованный, бабла хорошего получу, но ведь это лишние хлопоты. Оставить надо было там, где копал. Но, как говорится, «хорошая мысля приходит опосля». А, ладно, ничего страшного, все равно ни пестрая курица ни ее дочка, не смогут до них добраться – все надежно закрыто. Одно плохо: когда пестрая курица с дочкой узнают, что нельзя входить в голубую гостиную, наверняка начнут что-то выдумывать, домысливать… Скорей бы уж курьер, что ли, приехал, забрал.
Не знаю, через какое время ко мне стало возвращаться сознание. До слуха донеслись удаляющиеся крики людей и топот копыт.
Я приоткрыла глаза и от яркого света, падающего прямо в лицо, зажмурилась. Выходит, свет никто не отключал, просто я грохнулась в обморок. Но… где я?
Голова раскалывалась и гудела. На зубах скрипел песок. В памяти метались обрывки воспоминаний, в которых я будто бы вместе со всадниками скачу по бескрайней степи.
Какой же странный сон мне приснился!
Но главное, – где я?
Где мама, дядя Ираклий?
Почему так тихо? Почему не слышно их голосов? Наверное, уже глубокая ночь, и они, закончив вспоминать свое детство, пошли спать.
Я осторожно приподнялась, огляделась. И все-таки – где я?
Недалеко от меня лежали осколки стекла. На стенах огромной комнаты – картины. Много картин.
Тут только до меня дошло, что я по-прежнему нахожусь в мастерской художника Кирюшкина, а осколки эти от свалившейся с люстры плафона! Вот, оказывается, что ударило меня по голове!
На улице, между тем, стало совсем темно. От слабости закрывались глаза. Сил не было даже пошевелиться.
С огромным трудом я приподнялась. Села. Вдруг откуда-то повеяло холодом. Кажется, из картины, на которой были изображены всадники. Я посмотрела на полотно и замерла. Похоже, мне мерещится – из картины не только несло холодом, из нее высунулась полупрозрачная морда лошади, а в следующий момент появился сидящий на ней всадник.
Я вскочила и бросилась в коридор, боковым зрением улавливая, что всадник на лошади движется за мной…
Вот, наконец-то, входная дверь, но что бы я ни делала – замок не открывался. Я поняла, что оказалась в западне!
Между тем, всадник с лошадью стояли сзади – я спиной чувствовала исходящий от них холод. Еще немного, и я покроюсь инеем.
Теперь бы я была рада даже встрече с Леонидом К. «Леонид, где ты?» – в отчаянье закричала я, в очередной раз пытаясь повернуть замок, и он… повернулся! Причем, так неожиданно, что я не сразу поняла, что остается только толкнуть дверь, и я – на свободе!
Я пулей выскочила в подъезд и помчалась вниз по лестнице. Судя по холодному дыханию в спину, с такой же скоростью мчался за мной и всадник на белом коне.
Десять этажей кирюшкинского подъезда мне показались доброй сотней. Ну вот, наконец, и первый этаж – я как ошпаренная выскочила на улицу и тут же налетела на того же рыжего парня, с которым встретилась при входе в подъезд. В руках он держал какие-то пакеты и бутылку шампанского.
О проекте
О подписке