А теперь по порядку.
Мы писали годовой диктант за седьмой класс. Маргарита Викторовна по прозвищу Горгулья медленно прохаживалась меж рядов:
– В жизни всегда есть место подвигу. Под-ви-гу, – диктовала она.
– Эй, Нищебродка, – ткнула меня в плечо сидящая сзади Лерка, – как правильно: подвигу или подвегу?
Если бы ты, дорогой дневник, хоть раз увидел Лерку, у тебя бы сразу крышу снесло, как снесло ее у всех мальчишек нашего класса. Еще бы! Лерка, она такая… Высокая. Стройная. Тоненькая-тоненькая. Волосы светлые, длинные, чуть вьющиеся, а глаза огромные, чуть ли не в пол-лица.
Иногда я думаю, как хорошо быть такой красивой и такой высокой, как Лерка!
А вот я самая маленькая в классе. И самая… некрасивая, хотя фамилия моя Миловидова. Я, конечно, давно смирилась и со своим ростом, и со своей внешностью – ведь понятно, что тут ничего не изменишь, но все-таки… Все-таки я отдала бы все свое умение логически мыслить, все свои отличные оценки (ты же знаешь, дневник, что я – девочка-ботан) и все свои первые места на городских и краевых олимпиадах по физике и математике, чтобы хотя бы на минутку почувствовать себя красивой и высокой. Как Лерка.
Правда, с учебой у нее не ахти как (и, по-моему, она не очень-то заморачивается из-за этого!), вот и обращается ко мне за помощью на каждой контрольной. И зовет она меня, как ты уже понял, дорогой дневник, – Нищебродкой. Впрочем, не только она.
Как ни обидно, а прозвище-то правильное. Ведь моя мама всего-навсего рядовая актриса театра кукол, и с ее зарплатой на дорогие вещи не разбежаться. А ей еще приходится платить и за крошечную комнатушку, которую мы снимаем у несносной бабы Дуси, – переехали туда из актерского общежития почти десять лет назад на… две-три недели, а задержались на годы.
– Ну? – нетерпеливо дернула меня за рукав Лерка. – Че молчишь, Нищебродка, так подвИгу или подвЕгу?
– ПодвИгу!
– Разговоры прекратить! – сердито сказала Горгулья. – Итак, повторяю… В жизни всегда есть…
В этот момент и пискнул в моем рюкзаке телефон. Эсэмэска! Я сразу поняла, что она от мамы (потому что больше не от кого) и что в ней что-то срочное, осторожно достала гаджет, и…
И тут же надо мной нависло длинное лицо Горгульи.
– Это еще что такое! – возмутилась она. – Миловидова, что ты творишь! – она вырвала у меня телефон. – Отдам после урока! Итак… написали? В жизни всегда есть место…
Я еле дождалась конца урока. Наконец-то звонок! Горгулья вернула мне мобильник со словами:
– Если такое повторится – пойдешь к директору.
Как будто бы я только и делаю, что развлекаюсь с телефоном на уроках.
Впрочем, сейчас мне было не до Горгульи.
Я пристроилась за последнюю парту, чтобы наконец-то прочитать эсэмэску, и увидела, что их целых шесть, и все они от мамы! Мне стало не по себе. Что случилось?
Но не успела я открыть и первое сообщение, как в класс ворвалась Лерка со смартфоном в руках. Подбежав к доске, она навела на себя камеру.
– Добрый день, мои дорогие подписчики и подписчицы! – ангельским голоском начала она. – Сейчас в школе большая перемена, и пока мои люди, ну, то есть моя свита, стоят в очереди за завтраком, мне не терпится поделиться с вами одним очень важным открытием. – Тут Лерка в несколько прыжков пересекла класс и оказалась рядом со мной. – К сожалению, не все могут себе позволить питаться в школе. Даже круглые отличники. Вот, например, наша Нищебродка, у которой, не поверите, нет денег даже на школьные завтраки. Врубаетесь? – Она навела камеру смартфона на меня, чтоб показать мое лицо подписчикам, и устремилась к доске. – Зато она знает, как пишется слово… – Лерка крупными буквами вывела мелом слово ПОДВЕГ, потом перечеркнула букву «Е» и написала сверху «И». – Все увидели? Слово «ПОДВИГ» пишется так! И запомните, друзья, что в жизни всегда есть место подвигу. Через букву И, разумеется. Ну, пока-пока. Обнимаю! Ваша Валерия.
Лерка скрылась за дверью, а я на несколько секунд даже забыла об эсэмэсках от мамы. Ничего себе! Теперь о том, что у меня нет денег на завтраки и что меня называют Нищебродкой узнает вся страна. А уж наш город – это точно. Ведь у Лерки на Ю-Тубе чуть ли не двадцать тысяч подписчиков. И, наверное, прохожие будут показывать на меня пальцем и говорить: «Смотрите, смотрите, у этой несчастной девочки нет денег даже на школьные завтраки! Какой кошмар!»
Но я не обиделась на Лерку, потому что… Поделюсь с тобой еще одной недостижимой для меня мечтой, дорогой дневник: несмотря ни на что я, наверное, была бы от счастья на седьмом небе, если бы Лерка взяла меня в свою свиту. Наверное, об этом мечтает каждая девочка из нашего класса, не вошедшая в число ее приближенных.
Вот тут-то мой взгляд упал на телефон и я вспомнила о шести эсэмэсках! И опять подумала: что могло произойти такого, чтобы за каких-нибудь сорок пять минут, не дожидаясь перемены, отправить мне столько сообщений?
…Итак, я шла по городу, дорогой дневник, и гадала, что же все-таки случилось. Но как тут угадаешь, когда ты совершенно ничего не знаешь? Все, как говорится, за кадром.
Я так долго волновалась (представь себе, с самого утра!), что в какой-то момент устала от этого, и мысли перекинулись на другое. На себя, любимую.
Агния… Что за дурацкое имя выбрали родители? Ну почему бы не назвать меня, скажем, Алиной. Или Ариной. Или Вероникой. А то – Агния! В рейтинге русских женских имен оно занимает последнее место и дается одной девочке из тысячи!
А все только потому, что, когда я родилась, у них в театре была любимая кукла Агния.
Ага, вот и нужный дом. Дом, конечно, хорош. Не зря он считается одним из самых красивых в городе, даже несмотря на солидный возраст. Ну, посчитай, дорогой дневник, сколько ему лет, если построен он был пленными японцами в 47-м году прошлого века? О, а здесь, смотри-ка, как раз напротив – новое десятиэтажное здание, в котором живет художник Кирюшкин. В прошлом году мы ходили с классом на его персональную выставку в художественный музей. Она была посвящена, в основном, труженикам полей. Прощаясь с нами, Кирюшкин сказал, что каждый из нас может в любой момент прийти к нему в мастерскую, и назвал номер дома. И добавил:
– Работаю я, в основном, по ночам. Так что, как только увидите свет в окне на десятом этаже, – милости прошу.
Я сразу подумала, что приглашение в гости было шуткой. Ну кто будет караулить, когда в его мастерской зажжется свет, да еще ночью?
– А как мы узнаем, что это окно мастерской? – спросил Босс – самый красивый, самый умный и, наверное, самый смелый мальчик в классе. (О, дорогой дневник, как я была бы счастлива, если бы он хотя бы раз посмотрел на меня. Всего один раз! Или просто в мою сторону. Увы, увы… Он, как и все мальчики нашего 7 «Б», влюблен в Лерку).
– Это несложно, – ответил художник Кирюшкин. – Мое окно – самое большое окно в доме.
И ведь точно! Вон оно, как раз на десятом этаже! Выходит, не шутил художник Кирюшкин!
И тут я поняла, что специально пялюсь на его окно, чтобы потянуть время. Ведь тревога за маму уже зашкаливала. Что-то было не то.
Вот почему, к примеру, я должна прийти именно в шесть часов, а не в пять и не в семь?
Почему мама оказалась именно в этом доме? Разве кто-нибудь из ее знакомых здесь живет?
Насколько я знаю, никто…
Шесть ноль-ноль!
Я вошла во двор, нашла нужный подъезд и потными от волнения руками, ну, то есть, пальцем, конечно же, нажала на кнопку домофона. Что сейчас будет!
Тишина. Я замерла, прокручивая в голове разные варианты развития событий.
От волнения застучало в висках. Я уже готова была разреветься, когда послышался веселый голос мамы.
– Агния, ты?
После вихря самых ужасных мыслей я не очень-то поверила, что это на самом деле веселый голос. Кто знает, что происходит там, на третьем этаже с человеком, который держит трубку домофона? Может, за маминой спиной кто-то стоит и требует, чтобы она говорила именно так? Иначе…
– Я, – уже совсем без сил прошептала я.
– Заходи! – как-то уж чересчур радостно произнесла мама.
Чем выше я поднималась, тем становилось страшнее. Что там, в чьей-то чужой квартире? Вот и она…
– Ты? – только и смогла произнести я, видя перед собой очень красивую женщину, слишком похожую на маму. Что произошло? Почему ее волосы уложены в какую-то замысловатую прическу, почему на ее лице яркий макияж, хотя до этого мама не красила даже губы, почему на ней новый, и, видимо, очень дорогой костюм небесного цвета, как раз под цвет глаз, а глаза… Я никогда не видела, чтобы мамины глаза излучали счастье. А тут его столько, что оно прямо выплескивалось наружу.
Я сделала шаг вперед и оказалась в длинном широком коридоре с высоченными потолками. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что этой квартире требуется ремонт. Двери с облупившейся зеленой краской, видимо, были некрашены со времен постройки дома, на стенах топорщились неряшливые клочья недосорванных обоев, на обшарканном линолеуме в некоторых местах чернели дыры. Все это не вязалось с маминым счастливым видом и казалось очень странным.
– Ты одна? – на всякий случай спросила я.
– Теперь уже вдвоем. С тобой, – ответила мама и рассмеялась.
И это тоже было странно! Красивая мама в красивом костюме, в непонятно чьей до невозможности запущенной квартире, да еще и смеется. И это при том, что, опять же, мама и смех – две вещи несовместимые. Может, она приняла какие-то веселящие таблетки? Но тогда причем тут костюм? И макияж?
– Ну что же мы стоим? – воскликнула мама. – Пойдем, покажу твою комнату.
– Что-о?
– Пойдем-пойдем, – повторила она, увлекая меня за собой.
– А всего их сколько? Ну, комнат!
– Четыре. Пойдем! Эта – твоя.
И мама легонько толкнула меня в открытую дверь. Я сделала шаг вперед и невольно остановилась. Комната, разумеется, тоже требовала ремонта и казалась совершенно пустой. Только когда ко мне бросилась наша Муська – кошка десяти лет от роду, я увидела, что, кроме нее, здесь еще и резиновый надувной матрац (уже надутый), а рядом с ним – чемодан, как я поняла, с моими вещами.
«Ну, если перевезли кошку и чемодан, значит, здесь мы надолго», – подумала я.
– Теперь покажу, где буду жить я, – торжественно произнесла мама и провела меня в другую комнату. И там лежал точно такой же резиновый надувной матрац, а рядом стоял чемодан. Как я поняла, с мамиными вещами.
– Это на время, – пояснила мама. – Сейчас сделаем ремонт, купим мебель – и заживем.
Ты можешь представить мое состояние, дорогой дневник? Пустая квартира с надувными матрацами, которую мама, похоже, считает своей, предстоящий ремонт, покупка мебели… На какие средства? И вообще, что это за квартира? Чья она? И почему мы здесь? От всех этих непонятностей я почувствовала слабость во всем теле, перед глазами замельтешили черные мошки.
– Мама, объясни! Я ничего не понимаю!
– Агния! – воскликнула она и сделала несколько танцевальных движений, что тоже было очень и очень странным. Всегда серьезная, озабоченная мама, которая сто раз подумает, прежде чем купить даже какую-нибудь мелочь, вплоть до ручки или карандаша, теперь вдруг танцует и собирается приобрести новую мебель в квартиру! Причем, неизвестно, в чью!
– Произошло чудо! – добавила мама и… запела.
Чудо? Насколько я помню, она всегда говорила, что чудес не бывает. Да и мы с тобой это прекрасно знаем, дорогой дневник.
– Что за чудо?
На лице у мамы появилась улыбка на все тридцать два зуба, и она торжественно произнесла.
– Агния! Я нашла его!
– Кого?
– Ираклия!
Я невольно опустилась, а скорее – упала на надутый матрац.
Ираклий – это мамин брат, которого она безуспешно искала последние лет, наверное, пять.
Когда мама и Ираклий были маленькими, с их родителями случилось несчастье, и детей отдали в детский дом. Очень скоро Ираклия усыновила семейная пара, а маму так никто и не удочерил. И вот, лет пять назад, она решила найти своего брата.
– Ведь должна же быть у меня хотя бы еще одна родная душа! – сказала она и приступила к поискам. Как оказалось, долгим, бесполезным и безрезультатным. Программа «Ищу тебя», объявления в газетах, в социальных сетях… Мама даже научилась медитировать и медитировала, сидя в позе лотоса, в малюсенькой комнатушке у бабы Дуси. Она была уверена, что медитации притянут в ее жизнь брата Ираклия.
Брат не притянулся, но почему-то притянулись розы – почти после каждого спектакля ей регулярно кто-то передавал букеты роз. То через кого-нибудь из артистов, то через контролера, то через буфетчицу.
Мама, конечно, розам радовалась, только вот от кого они были? Узнать это ей так и не удалось, да она и не очень-то стремилась. Ведь она искала брата, а не поклонника. Да и какой может быть поклонник у актрисы кукольного театра? Кто приходит на спектакли для маленьких? Мамы. Бабушки. Иногда – дедушки. И очень редко – папы.
И вот – теперь у мамы есть брат, а у меня – дядя!
– Точнее, Агния, это он нашел меня, – все также пританцовывая продолжала мама. – И, как ты видишь, он уже перевез все наши вещи! Теперь здесь будем жить. Ты не смотри, что квартира пустая – Ираклий выбросил всю старую мебель, чтобы начать новую жизнь с новой обстановкой.
Если честно, то мне не верилось, что брат вот так – раз, и решил жить с сестрой и ее дочкой, которую ни разу не видел. А вдруг я какая-нибудь психопатка? А вдруг я больна какой-то заразной болезнью? А вдруг у меня клептомания и я ворую чужие вещи?
– А ты уверена, что это на самом деле брат?
– Конечно! Он показал документы из детского дома, в котором мы с ним были. И когда увидел, в каких условиях мы живем, немедленно перевез нас сюда. Вставай, я тебе еще не все показала.
Я нехотя поднялась. Ну, что еще?
Мама провела меня в соседнюю комнату.
– Здесь будет жить Ираклий.
Конечно, его комната тоже была пуста, и в ней тоже лежал в углу надувной матрац.
Все это мне кажется очень странным. Прямо как в страшной сказке, которую я тут же на ходу сочинила. Вот она.
В почти пустой квартире лежали надувные матрацы. Днем они вели себя спокойно, а ночью впивались в тело того, кто на них спал, и высасывали всю кровь…
Здорово, правда?
На этом экскурсия по квартире не закончилась. Мама подвела меня к закрытой двери еще одной комнаты.
– Это голубая гостиная. То есть, скоро будет голубой гостиной. А пока Ираклий просил сюда не заходить и не включать вечером свет – там что-то с проводкой, она может замкнуть и тогда начнется пожар.
– А днем заходить можно? Днем свет включать не надо.
– Сказано не заходить – значит, не заходить! – рассердилась мама. – Какая тебе разница?
Я все же приоткрыла дверь и увидела совершенно пустую комнату. Даже надувного матраца не было. Странно… И почему туда нельзя заходить даже днем?
– Нехорошо, Агния, заглядывать туда, куда не положено, – мама с силой захлопнула дверь.
– Так я же не захожу! Просто посмотрела. Да, почему именно голубая гостиная?
– Потому что Ираклий хочет наклеить голубые обои и обставить комнату мебелью голубого цвета.
Нет, так безоглядно верить незнакомому человеку способна только безрассудная актерская душа! Лично я лучше бы до конца своих дней снимала комнату у несносной бабы Дуси, чем решилась на такое.
– Так что, мы всегда здесь будем жить? – спросила я.
– Посмотрим. Скорей всего, нет – ведь каждому из нас придется устраивать личную жизнь. Но пока – так. Согласись, здесь лучше, чем у бабы Дуси. Идем дальше. Вот – кухня.
Ну, это и так было ясно. Здесь стоял стол, три стула и холодильник.
– А где он сам-то? Мой новый дядя?
– Скоро будет. На работе.
– А где он работает? – это же все естественные вопросы, правда?
– Он работает врачом-травматологом в горбольнице. Представляешь?
Мама сказала это с такой радостью, как будто мы каждый день ломаем ноги или руки и нуждаемся в постоянной помощи специалиста.
А потом мне пришла в голову мысль, от которой стало не по себе. Врач-травматолог… Ну сам посуди, дневник, как возможно за короткое время на зарплату врача сделать ремонт в четырехкомнатной квартире, да еще купить мебель… Ну, знаешь ли…
Н-да, в отличие от меня, у мамы совершенно отсутствует логическое мышление. Одни эмоции, честное слово!
О проекте
О подписке