Мгновенно ее охватило тревожное предчувствие, предчувствие, что девушка неслучайно оказалась около садовой ограды в тот момент, когда Ольга прогуливалась по саду. Эдит заговорила с ней по-русски. И если в первый момент это ошеломило Ольгу и она на какой-то период не смогла трезво оценить обстановку, то впоследствии поведение Эдит показалось ей подозрительным. Она решила рассеять свои сомнения и задала Эдит вопрос, который застал девушку врасплох, и та в первое мгновение не нашлась, что ответить. Девушка, словно рыба, выброшенная на берег, открывала и закрывала рот, пытаясь что-то сказать, и со стороны это выглядело забавно. Ольга невольно улыбнулась. Непонятно почему, но Эдит все больше и больше нравилась ей.

– Мне трудно сказать, почему я обратилась к вам именно по-русски, – наконец Эдит смогла сказать что-то вразумительное. – Мне показалось, вы не понимаете меня. А так как кроме немецкого языка, я знаю еще и русский, то я рискнула.

– И у вас это неплохо получилось, – заметила Ольга.

– Я вас не понимаю. Вы в чем-то меня подозреваете?

– Нет, что вы. Это я так… к слову, – глядя на Эдит, Ольга могла поклясться, что та говорит ей неправду.

– Вы так и не сказали, как вас зовут, – Эдит решила сменить тему разговора, боясь, что если Ольга задаст еще несколько вопросов, то она совсем запутается или, лучше того, расскажет ей всю правду.

– Меня зовут Ольга. Вы абсолютно правы, я действительно не знаю немецкий язык. В школе я изучала английский. Но это было так давно.

– А откуда вы родом?

– Из России. Есть такая деревушка с милым названием Озерки. Так вот там почти девятнадцать лет назад в семье Светловых родился четвертый ребенок. Это была я.

– А я была единственным ребенком в семье. Когда мне исполнилось три года, отец погиб в автомобильной катастрофе, а мать после непродолжительной болезни умерла. И если бы не бабушка… не знаю, что бы со мной стало.

– А ты хорошо говоришь по-русски, – Ольга бросила лукавый взгляд на Эдит и самопроизвольно перешла с ней на «ты».

– Моя бабушка была необычайно настойчива, когда учила меня русскому языку. Помню, как-то в детстве она целых два дня разговаривала со мной только по-русски. Я плохо ее понимала, но это совсем не смущало меня, поскольку я была сообразительна, как чертенок. И вот когда мне захотелось есть, но я не знала, как сказать это по-русски, то при помощи жестов попыталась объясниться с бабушкой. Но бабушка была непреклонна. «Эдит, говори только по-русски», – взорвалась она.

– Я никогда не видела твою бабушку, но, когда слушаю тебя, мне кажется, я знаю ее целую вечность.

Эдит замедлила шаг и, глядя на Ольгу, спросила:

– Ольга, а почему ты покинула родину и приехала в Швейцарию?

– В Швейцарию? – взволнованным голосом переспросила Ольга и остановилась как вкопанная. – Ты сказала…

Ее сердце учащенно забилось и она беспомощно посмотрела на Эдит. Известие поразило Ольгу, и жуткое волнение, овладевшее ею, моментально вызвало слезы на глазах.

– Так, значит, немец привез меня в Швейцарию… Боже мой… Как он посмел? Кто дал ему право распоряжаться моей судьбой, точно я какая-то вещь, принадлежащая ему лично? Немецкая сволочь! – тихо прошептала Ольга, и лицо ее побелело, как полотно.

Эдит ни слова из сказанного Ольгой не расслышала, но взволнованный вид девушки сильно удивил ее.

А между тем Ольга от бессилия прижимала руки то к груди, то к вискам и, не замечая ничего вокруг, продолжала шептать:

– Нет, нет… это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Н-е-е-т…

– Ольга… – Эдит осторожно тронула девушку за руку. – Тебе плохо… Может быть, мне позвать кого-нибудь из дома? Ты слышишь меня? Ольга!

– Что? – Ольга встрепенулась и посмотрела на Эдит, словно видела ее впервые. – Нет, нет… не надо никого звать. У меня немного закружилась голова, я хочу присесть.

– Да, да, конечно, – Эдит осторожно обхватила Ольгу за плечи и повела к скамейке, стоявшей в двух шагах от них.

Ольга скорее упала, чем опустилась на деревянную скамью, и, казалось, сейчас же забыла о присутствии Эдит Витхайт.

– Тебе уже лучше? – через минуту заботливо спросила Эдит.

– Да, спасибо. Я долго болела и еще не совсем окрепла, – точно извиняясь, произнесла Ольга.

– И все-таки я позову кого-нибудь из дома. Ты такая бледная, а руки словно лед.

– Нет, прошу тебя… не надо. Просто посиди со мной, – Ольга опустила глаза, затем, точно на что-то решившись, посмотрела на Эдит. Глаза ее лихорадочно заблестели, и она решительно произнесла: – Эдит, расскажи мне о Швейцарии.

– Что?! – Эдит меньше всего ждала услышать этот вопрос.

– Прошу тебя… расскажи. Это, должно быть, красивая страна.

– Да, Швейцария сказочная страна. Если хочешь, я не только расскажу о ней, но и покажу. Базель – это еще не вся Швейцария, но, поверь, один из самых красивых городов страны. Я всей душой люблю этот город, я здесь родилась и выросла. Я – швейцарка.

– Скажи, Эдит, а Швейцария воевала с Германией? – неожиданно спросила Ольга.

– Нет. Наша страна, так же как и Швеция, соблюдала нейтралитет. Но мы сочувствовали России, ведь именно ей пришлось принять на себя основные тяготы в этой ужасной войне. О вступлении Германии в войну с Россией мы узнали по радио. Это известие поразило бабушку. Она ушла в свою комнату и долго плакала, уткнувшись в подушку. А вечером за чашкой чая она решительно сказала: «Эдит, запомни мои слова: Россия обязательно победит в войне с Германией, так как, по своей сути, она – страна-победитель и никогда не встанет на колени перед неприятелем, даже если для этого придется погибнуть всем русским до единого». Бабушка оказалась права. Россия победила… но какой ценой. Мы каждый день слушали по радио военные сводки. Потери русских исчислялись миллионами людей, особенно в первые годы войны. Бабушка никогда не верила в Бога, но в годы войны потянулась к нему всей душой. Выкраивая из своей скудной пенсии жалкие гроши, она шла в церковь и ставила свечку за упокой душ своих соотечественников. Она неистово молилась, прося Всевышнего защитить русский народ от фашистской чумы. Мне кажется, именно в годы войны бабушка чувствовала себя как никогда русской.

«Милая Эдит, – невольно подумала Ольга, не решаясь произнести вслух слова, которые так рвались из ее груди, – если бы ты знала, сколько пришлось пережить и испытать мне, через какой ад пройти в немецком концлагере, где меня били и истязали, пытаясь сломить волю и упорство, где обращались хуже, чем со скотиной. Но несмотря ни на что, никто не смог сломить меня».

Слова, горькие, душераздирающие слова. Кажется, еще мгновение – и Ольга упадет Эдит на грудь, разрыдается и все ей расскажет. Она попросит девушку о помощи. И девушка не откажет ей. Ольга была уверена в этом. С ее помощью она убежит из этого дома, затеряется на шумных улицах швейцарского города и навсегда вычеркнет из памяти образ ненавистного немецкого офицера. Она вернется на родину!

«Но нет, – Ольга гордо вскинула головку и чуть прищурила глаза. Гордость всколыхнула ее и наполнила силой. – Я – не преступница и не покину этот дом, точно вор, преследуемый сворой гончих псов. Я уйду гордо, с высоко поднятой головой, а на прощание плюну в лицо немецкому офицеру и на его родном языке скажу, как я ненавижу его. И если нет другого способа наказать его за все то зло, совершенное им по отношению ко мне, то пусть хотя бы это будет ему моим отмщением. Только так поступив, я смогу до конца своих дней чувствовать себя гордо и уверенно, только так я смогу уважать себя».

Решение было принято. Оно созрело неожиданно быстро и могло показаться безумным. Но Ольга, зная себя как никто другой, не сомневалась, что поступить по-другому уже не сможет. Нет, она не покорится судьбе, а лишь использует сложившуюся ситуацию в свою пользу.

– Эдит, ты хотела показать мне город. Ты не передумала? – Ольга мило улыбнулась и протянула девушке руку.

Эдит была приятно поражена, заметив, как Ольга вдруг преобразилась. Ее настроение радости и покоя мгновенно передалось Эдит. Девушки поднялись со скамейки и, взявшись за руки, весело побежали по садовой тропинке.

Ольга жадными глазами смотрела на новую страну, новых людей. Она долго была занята мыслями о себе и совсем забыла, что есть другая жизнь, жизнь, где люди рождаются и умирают, трудятся и веселятся, любят и страдают. И ей захотелось вместе с этими людьми дышать полной грудью, быть счастливой и беззаботной, как когда-то в детстве. Она с восторгом смотрела на изумрудный Рейн, по обе стороны которого раскинулся город Базель. Рейн шумел и местами клокотал, и это составляло особенно приятную музыку для слуха. Чувство свободы широко ударило сильным прибоем и отозвалось в груди Ольги. Ольга медленно, но бесповоротно возвращалась к жизни.

– Ольга, обрати внимание на каменный мост через Рейн, который слева от нас, – Эдит небрежно махнула рукой. – Правда, он кажется очень массивным и громоздким, так как построили его в 1226 году. За мостом справа виднеется маленькая часовенка. Видишь?

– Да, вижу. Очень милая часовенка, – Ольга прикрыла глаза, щурясь от яркого солнца.

– Эта «милая часовенка» вошла в историю как место, где в XVII–XVIII веках казнили самых красивых девушек города, обвиняемых святой инквизицией в колдовстве. Девушек поднимали на верхнюю башню часовни, а затем сбрасывали вниз в глубинные воды Рейна. А в XIX веке часовню использовали в качестве смотровой площадки, на которой выставляли напоказ публике девушек, ведущих дурной образ жизни, или, другими словами, проституток.

– Вот тебе и «миленькая часовенка».

– И, согласись, как хорошо, что прошли времена инквизиции, а то тебя бы, Ольга, обязательно казнили как одну из самых красивых девушек, – произнесла Эдит.

– Ты это серьезно?

– Вполне, – Эдит подхватила Ольгу под руку и весело засмеялась.

Девушки прошли через мост, миновали ратушу, рынок Рыб, построенный в готическом стиле, и направились к Базельскому собору. Ольгу поразили своей архитектурой дома, отчасти похожие на узкие вытянувшиеся немецкие дома, которые она наблюдала в Германии по пути от концлагеря до старинного немецкого замка, но все-таки носящие свой собственный облик. В Базеле она впервые увидела реку, протекавшую у самых домов так близко, что из окна можно было зачерпнуть воду стаканом. Эдит ни на минуту не умолкала и рассказывала удивительные истории, связанные с историческим прошлым города. Навстречу им непрерывным потоком двигались автомашины и трамваи, грузовики и мотоциклы. В скверах сидели на скамейках чопорные старушки и мило беседовали, время от времени бросая любопытные взгляды на прохожих. Тут же молодые мамаши играли с детьми, а уличный фотограф в радостном возбуждении щелкал их отпрысков, не забыв при этом вручить адрес своего фотоателье. Не оставили Ольгу равнодушной и витрины магазинов, которые каждый день обновлялись и представляли собой необычное зрелище. Выставленные за стеклами диковинные манекены – смешные и уродливые, с длинными изогнутыми телами, с плоскими лицами неестественных окрасок – привлекали внимание, а иногда просто развлекали людей, особенно молодых, которые, чтобы занять свой досуг, приходили поглазеть на них.

На углу одного из домов у блестящей витрины стояли два нищих шарманщика. Один старик, другой молодой, кисти его рук были обрезаны. Старик, тяжело дыша, крутил ручку шарманки, а молодой стоял в просящей позе, вытянув перед собой посиневшие обрубки. К ящику была прикреплена кружка для подаяний, на дне которой лежало несколько мелких монет. Девушки, проходя мимо нищих, остановились.

Ольга с болью посмотрела на молодого инвалида и, тронув Эдит за руку, прошептала:

– О-о-о… Эдит…

Старик, продолжая крутить ручку шарманки, чуть охрипшим голосом сказал:

– Красавицы, будьте милосердны, подайте на пропитание, и Господь Бог вас не забудет. Я старик, и дни мои сочтены, а вот мой бедный внук… Он добровольцем воевал в интернациональной бригаде против фашистов. Война не пощадила мальчика, – старик замолчал, и печальная мелодия зазвучала с новой силой.

– Эдит, что он сказал?

– Старик сказал, что его внук воевал против фашистов, и война не пощадила его, – перевела Эдит.

– Бедный юноша… – Ольга скорбно покачала головой.

Эдит нервным движением открыла дамскую сумочку, достала сто марок и протянула старику, который, не веря в свое счастье, смотрел на девушку, не решаясь взять деньги.

– Возьмите, это вам, – сказала Эдит и, не дождавшись пока старик возьмет деньги, положила их в кружку.

Музыка резко оборвалась. Старик дрожащей рукой достал банкноту из кружки и прижал ее к груди.

– О-о-о… красавицы мои… – срывающимся от волнения голосом произнес старик, – счастья вам и любви, и да хранит вас Господь Бог за вашу доброту.

Молодой парень за все время, пока говорил его дед, не произнес ни единого слова. Он нервно покусывал губы и не отрываясь смотрел на девушек, не пытаясь даже скрыть слезы, которые выступили у него на глазах.

– Ольга, пойдем, – быстро произнесла Эдит, не в силах смотреть, как плачет молодой парень.

– Да, да… – тихо отозвалась Ольга.

Девушки перешли на противоположную сторону улицы и свернули за угол дома. Они, не сговариваясь, шли быстрым шагом, точно хотели как можно быстрее покинуть место, где старик и его внук просили милостыню. Некоторое время девушки шли молча, не в силах выговорить ни единого слова от нахлынувших на них чувств. Но мало-помалу их стало тяготить молчание, и Эдит первая нарушила его. Она снова стала рассказывать Ольге об исторических достопримечательностях Базеля. Показывая на памятник Святому Якову, она поведала Ольге об одной тысяче двухсот конфедератах, смело сражавшихся в 1444 году против шестидесяти тысяч французского вой ска и погибших от рук неприятеля. Вино, которое делают в Базеле из лучших сортов красного винограда, до сих пор называют «Кровью швейцарцев».

В городе часто проживал император Карл Великий и его преемник Генрих IV, построивший в византийском стиле Базельский собор, который после землетрясения в 1356 году был разрушен и вновь перестроен, но уже в готическом стиле и лишь в 1536 году. Глубокой стариной веяло от разбегающихся от собора узких кривых улочек, небольших площадей, вымощенных камнем, таверн с причудливыми железными вывесками. За Базельским собором находились женский и мужской монастыри, у их стен покоились останки знаменитых людей XII и XVII столетий. Проходя между могилами, Эдит рассказывала о тех, кто похоронен в них, и что примечательного эти люди сделали для своей страны. Вокруг царила тишина. Ольга, думая о своем, скользила взглядом от одного памятника до другого, от одной надгробной плиты до другой.

Грустные, полные скорби слова, пришедшие ей на ум еще раньше, вдруг сами собой вырвались из ее груди:

– Как коротка человеческая жизнь… Как коротка… – Ольга печально усмехнулась и вдруг, резко повернувшись в сторону Эдит, сказала: – Эдит, я должна как можно быстрее выучить немецкий язык. Ты поможешь мне?