– Наверное, для того, чтобы ночью она не выпала в проход? Разве вы не знаете, что наступил золотой век женского равноправия? Но конечно, причина у меня другая. Как вы считаете, смогу ли я выйти в проход, не потревожив вас при этом?

– Глупый вопрос!

– Так да или нет?

– Вы же понимаете, что нет.

– Будете ли вы готовы поклясться – разумеется, если забыть о тисках, – что я ни разу не побеспокоил вас в течение ночи?

– А вы собираетесь меня беспокоить?

– Да. Так как?

Эйприл улыбнулась:

– Мне кажется, я уже доказала, что умею лгать не хуже других.

– Вы не только прекрасны, но еще и талантливы.

– Спасибо. Куда вы собираетесь идти?

– Вы действительно хотите знать? Лучше не надо. Подумайте о тисках, о дыбе, о колесовании…

– Но начальник полиции Хендрикс сказал, что Брэнсон никогда не применяет насилие в отношении женщин.

– Речь шла о прежнем Брэнсоне. Сейчас он стал нервным, потерял спокойствие. Не исключено, что он окажется в таком положении, когда ему придется забыть о своих принципах.

Девушка вздрогнула, и виной тому было вовсе не то, что ее тонкое шелковое платье промокло насквозь.

– Лучше мне ничего не знать. Когда вы…

– Около полуночи.

– До тех пор я и глаз не сомкну.

– Прекрасно! Разбудите меня, пожалуйста, без пяти двенадцать.

Ревсон поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза.

За пять минут до полуночи в автобусе царила тишина. Несмотря на холод и неудобство, все спали уже примерно с час. Заснула и Эйприл Уэнсди. Сама того не сознавая, она положила голову на плечо Ревсона и прижалась к нему, чтобы согреться. У двери дежурил все тот же Бартлет. Лишенный визитов Ковальски, которые заставляли его постоянно быть начеку, он скорее спал, чем бодрствовал: его голова свесилась на грудь, и лишь изредка, через большие промежутки времени, он вскидывал голову. Один только Ревсон, сидевший с закрытыми глазами, был бдителен, как кот на ночной охоте. Он легонько толкнул девушку локтем и что-то прошептал ей на ухо. Эйприл проснулась и недоуменно посмотрела на него.

– Мне пора идти, – тихо сказал Ревсон.

В автобусе было почти совсем темно, свет исходил только от тусклой лампочки над сиденьем водителя и от фонарей на мосту.

– Дайте мне баллончик с аэрозолем.

– Что? – Внезапно Эйприл окончательно проснулась, сверкнули белки глаз, казавшихся в темноте особенно большими. – Да, конечно.

Она сунула руку под сиденье и достала из сумки баллончик. Ревсон положил его в левый внутренний карман.

– Как долго вы будете отсутствовать?

– Если повезет, минут двадцать. Может быть, полчаса. Я вернусь.

Эйприл легонько поцеловала его в щеку:

– Будьте осторожны!

Ревсон никак не отреагировал на этот в высшей степени бесполезный совет.

– Выйдите в проход. Как можно тише.

Он прошел мимо девушки и двинулся вперед, держа наготове белую ручку. Бартлет спал, свесив голову на грудь. Ревсон нажал на кнопку, выстрелив с расстояния примерно в один метр, и иголка вонзилась часовому за левое ухо. Ревсон осторожно откинул его назад, так чтобы голова лежала на спинке кресла. Этот препарат не только вызывал потерю сознания, но и оказывал временный парализующий эффект, поэтому Бартлету вряд ли грозило соскользнуть вниз. Эйприл наблюдала за происходящим внешне бесстрастно, но время от времени облизывала сухие губы, что выдавало ее волнение.

Ревсон знал, что по мосту ходит патрульный (он несколько раз видел этого человека) и что о нем нужно «позаботиться». Он осторожно выглянул через открытую дверь водителя. Действительно, с южной стороны в нескольких шагах от автобуса проходил мужчина с автоматом на плече. Ревсону показалось, что это Джонсон, пилот вертолета, но до конца он не был уверен. Выключив свет у сиденья водителя, он остался на прежнем месте, держа наготове баллончик с аэрозолем, однако в последний момент передумал и вместо него вытащил ручку. Дело в том, что человек, приходивший в себя после воздействия иглы, неизменно просыпался в неплохом самочувствии и ему обычно казалось, что он всего лишь на минутку заснул. А после воздействия газа, насколько Ревсон мог судить по приобретенному вчерашним утром опыту, человека мучила тошнота и ощущение жестокого похмелья, и у него не оставалось сомнения, что его вырубили тем или иным способом. Только этого и не хватало, чтобы Джонсон сообщил обо всем Брэнсону.

В нужный момент Ревсон нажал на кнопку авторучки и тут же выпрыгнул из машины, чтобы подхватить Джонсона, прежде чем тот упадет на дорогу, – не столько из гуманных соображений, сколько из опасения, что карабин, стукнувшись об асфальт, издаст металлический звук. Он осторожно удалил иголку со лба патрульного, а затем, стараясь не шуметь, втащил его в автобус и втиснул перед сиденьем водителя в очень неудобной позе. Джонсон был не в том состоянии, чтобы чувствовать дискомфорт, а Ревсон не хотел рисковать, на случай если кто-нибудь из журналистов неожиданно проснется – хотя это казалось маловероятным – и обнаружит в проходе незнакомого человека, лежащего без чувств.

Эйприл Уэнсди снова начала облизывать губы.

Ревсон вышел из автобуса через левую переднюю дверь. Благодаря ярким фонарям на мосту было светло почти как днем. Он не сомневался, что за его деятельностью внимательно наблюдают с северного и южного берегов в мощные приборы ночного видения, но его это нисколько не заботило. Главное, он был надежно закрыт от двух других автобусов, хотя Ревсону не верилось, что там еще имеются желающие наблюдать за чем-либо или даже просто не спящие. Вопреки его мнению, Ван Эффен и Крайслер тихо беседовали в третьем автобусе, но со своих мест они не могли видеть Ревсона.

Он перешагнул через заградительный барьер, склонился над перилами и посмотрел вниз. Там царила непроглядная мгла. Ничего не было видно, и Ревсону оставалось лишь надеяться, что подлодка уже там.

Вернувшись на мост, он достал из-под автобуса пакет, в котором лежали рыболовный шнур и небольшой утяжеленный контейнер – утяжеленный для того, чтобы при наличии довольно сильного ветра шнур опустился строго вертикально вниз.

Ревсон срезал с конца шнура крючки и блесны и привязал к нему контейнер, перекинул его через перила и начал потихоньку разматывать шнур, намотанный на квадратную деревянную рамку. Примерно через тридцать секунд он остановился, зажал шнур между пальцами и стал ждать подергивания снизу. Но его не было. Он отмотал еще три метра. По-прежнему никакого ответа. А что, если подводная лодка еще не подошла или капитан не смог удерживать ее на одном месте из-за сильных подводных течений? Но ведь адмирал Ньюсон говорил, что знает человека, который сумеет это сделать. Не похоже, чтобы адмирал ошибался, с его-то репутацией! Ревсон отмотал еще три метра и с облегчением вздохнул, почувствовав два резких рывка снизу.

Через двадцать секунд снизу снова дважды дернули за шнур, и Ревсон начал сматывать его со всей возможной скоростью. Почувствовав, что до конца остается всего несколько метров, он перегнулся через перила и стал очень медленно вытягивать груз. Ему не хотелось, чтобы радиопередатчик ударился о стальную махину моста. Наконец у него в руках оказался водонепроницаемый пакет, горловина которого была крепко обвязана шнуром. Ревсон вернулся к автобусу, чтобы проверить свой улов. Он перерезал шнур ножом и заглянул внутрь пакета. Там была маленькая поблескивающая транзисторная рация.

– Странное время для рыбалки, Ревсон! – раздался позади него голос Ван Эффена.

Секунду, не более, Ревсон оставался неподвижным. Он держал пакет на уровне груди, и его рука украдкой скользнула в левый внутренний карман.

– Я бы с удовольствием посмотрел, что за рыбку ловят ночью в заливе Золотые Ворота. Медленно и спокойно повернитесь ко мне, Ревсон. Я человек нервный, а вы знаете, как это отражается на пальцах, лежащих на спусковом крючке.

Ревсон повернулся, медленно и спокойно, как человек, которому все известно о нервных пальцах, лежащих на спусковом крючке. Баллончик с аэрозолем уже находился внутри пакета.

– Ну что ж, это не могло долго продолжаться, – смиренно произнес Ревсон.

– Значит, Брэнсон был прав относительно вас.

Ван Эффен, чье круглое лицо было, как всегда, бесстрастно, стоял в полутора-двух метрах от Ревсона. Обеими руками он держал автомат, держал вроде бы небрежно, но его указательный палец покоился на спусковом крючке. Ревсон стал бы мертвецом, не успев покрыть и половины разделяющего их расстояния. Однако Ван Эффен явно не ожидал сопротивления.

– Давайте посмотрим, что там у вас. Только медленно и спокойно, медленно и спокойно.

Ревсон медленно и спокойно вытащил из пакета баллончик, который был настолько мал, что почти полностью помещался в его ладони. Он знал, что давление в баллончике в три раза больше обычного и что действует он с трех метров. Во всяком случае, так говорил ему О’Хара, а Ревсон был склонен доверять доктору.

Ван Эффен направил дуло автомата прямо на Ревсона:

– Дайте мне посмотреть.

– Медленно и спокойно?

– Медленно и спокойно.

Ревсон неторопливо протянул к нему руку. Лицо Ван Эффена оказалось всего в метре от баллончика, и Ревсон нажал на кнопку. Он тут же ловко перебросил баллончик в другую руку и подхватил автомат Ван Эффена, стараясь избежать характерного металлического лязга. Ван Эффен рухнул к его ногам. Ревсон относился к Ван Эффену с некоторым уважением, как к человеку и профессионалу, но в его сфере деятельности сожалениям не было места. Сунув баллончик в карман, он достал рацию и щелкнул выключателем:

– Говорит Ревсон.

– Хагенбах слушает.

Ревсон убавил громкость.

– Это закрытая частота? Нас могут подслушать?

– Нет.

– Спасибо за рацию. У меня тут возникла проблема. Надо кое от кого избавиться. Ван Эффен поймал меня, но я не растерялся. Воспользовался баллончиком. Этот человек опознал меня, его нельзя оставлять на мосту. Я мог бы сбросить его в воду, но мне не хочется этого делать. Он не заслужил подобного обращения. Пожалуй, он может даже стать свидетелем. Могу ли я поговорить с капитаном подводной лодки?

Раздался новый голос:

– Капитан Пирсон слушает.

– Приветствую вас, капитан, и благодарю за рацию. Вы слышали, что я говорил мистеру Хагенбаху?

– Да.

– Вы готовы принять на борт пассажира, находящегося в бессознательном состоянии?

– Сделаем все возможное.

– У вас на борту не найдется веревки, достаточно легкой, чтобы я мог поднять ее наверх, но достаточно прочной, чтобы выдержать вес человека? Мне понадобится примерно сто пятьдесят метров.

– Боюсь, что нет. Но постойте, сейчас проверю. – После непродолжительного молчания голос капитана зазвучал снова: – У нас есть три бухты троса по тридцать морских саженей каждая. Если их связать, получится около ста шестидесяти метров.

– Великолепно. Я посылаю вниз свой шнур. Подождите минутку. Мне надо привязать к нему какой-нибудь груз.

Ревсон повесил рацию на шею, чтобы освободить руки, и его взгляд тут же упал на автомат Ван Эффена. Он прикрепил шнур к спусковой скобе и начал быстро спускать его, сказав по рации:

– Шнур пошел вниз. Он утяжелен автоматом Ван Эффена – привязан к спусковой скобе. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь случайно выстрелил в себя.

– Военные моряки привыкли иметь дело с оружием, мистер Ревсон.

– Я не хотел никого обидеть, капитан. Получив веревку, я пропущу ее через перила и обвяжу Ван Эффена. Двойной беседочный вокруг бедер, один виток вокруг талии, а руки свяжу за спиной, чтобы веревка не соскользнула через плечи.

– У нас на флоте есть вакантные места для находчивых молодых людей вроде вас.

– Боюсь, что не пройду по возрасту. Когда я все подготовлю, не могут ли двое-трое ваших людей потравить конец веревки, чтобы опустить Ван Эффена через перила? Один я даже и пытаться не стану делать это – как я сказал, возраст уже не тот.

– Вы не поверите, насколько модернизирован современный флот. Мы обычно используем лебедку.

– Я всего лишь сухопутная крыса, – извинился Ревсон.

– Мы получили ваш шнур с автоматом. Никто не пострадал. – И после короткой паузы: – Тяните!

Ревсон вытянул веревку наверх. Она была чуть толще бельевой, но Ревсон не сомневался, что капитан прислал то, что нужно. Он обвязал Ван Эффена способом, который описал Пирсону, и подтащил бесчувственное тело к краю моста.

– Готовы принять нагрузку? – спросил он по рации.

– Готовы.

Ревсон перекинул Ван Эффена через перила. На мгновение тело зависло, раскачиваясь в воздухе, затем пошло вниз и исчезло во тьме. Очень скоро веревка на перилах ослабла, и из радиопередатчика послышался голос капитана:

– Он у нас.

– Целый и невредимый?

– Целый и невредимый. Это все на сегодня?

– Да. Благодарю за сотрудничество.

Ревсон вдруг представил, какова будет реакция Ван Эффена, когда тот очнется на подводной лодке. Он снова заговорил по рации:

– Мистер Хагенбах?

– Слушаю.

– Вы все слышали?

– Да. Неплохая работа.

Хагенбах не имел привычки забрасывать своих подчиненных поздравлениями.

– Мне повезло. Взрывное устройство выведено из строя, и надолго.

– Хорошо. Очень хорошо. – Подобная похвала из уст Хагенбаха была эквивалентна почестям, которые римляне воздавали военачальникам, завоевавшим во славу Рима вторую или третью страну подряд. – Мэр Моррисон будет очень доволен, когда узнает.

– Когда еще он это узнает! Полагаю, через пару часов нужно опять выключить свет на мосту и произвести высадку на восточной стороне южной башни. Вы подготовили людей?

– Лично отбирал.

– Не забудьте напомнить им, чтобы сразу же удалили детонаторы из взрывчатки. Просто из предосторожности, вы понимаете.

– Ха! – еле слышно выдохнул Хагенбах. – Ну конечно.

– И еще одно. Прежде чем отключить свет, направьте лазер на прожектор, который освещает южную башню моста.

– Все сделаем, мой мальчик, все сделаем.

– Пожалуйста, не пытайтесь связаться со мной. Сигнал вызова может поступить в самый неподходящий момент, например, когда я буду разговаривать с Брэнсоном.

– Мы будем постоянно прослушивать твою частоту.

Хагенбах оглядел своих коллег. На его лице уже готова была появиться улыбка, но он сдержался и на этот раз. Директор ФБР по очереди взглянул на каждого из присутствующих, не особенно стараясь скрыть свое удовлетворение, и в конце концов сосредоточил свое внимание на вице-президенте:

– Вы, кажется, говорили, сэр, что он сумасшедший.

Ричардс принял это замечание совершенно спокойно:

– Вероятно, это некое божественное сумасшествие. То, что ему удалось вывести из строя взрывное устройство, – важный шаг вперед. Если бы об этом знал Моррисон!

– Такое впечатление, что изобретательность Ревсона беспредельна, – сказал Квори. – Это то, что называется «нужный человек в нужном месте и в нужное время». И все же пока не решена главная проблема – освобождение заложников.

Хагенбах откинулся на спинку стула:

– На вашем месте я бы не волновался. Ревсон что-нибудь придумает.