Меня можно было купить. И речь далеко не всегда о выступлениях. К счастью, пока Олег сохранял хотя бы какое-то достоинство, не продавая меня на ночь. А желающие, я знаю, имелись. И даже знаю, кто именно. Некоторые озвучиваемые Абрамовым фамилии вызывали недоумение, потому что среди них были люди, вместе с которыми я выступала или просто работала. Другие же вызывали рвотный рефлекс – персонажи, которых я могла представить в своей постели только в самом кошмарном сне. Но больше всего удивляли периодически мелькавшие в списках «коллеги», которые меня явно терпеть не могли. Что же было в их извращенных головах, когда на людях они обзывали меня стервой и дрянью, а в кулуарах шептались с моим продюсером о том, чтобы затащить меня в койку?

Олег специально ставил меня в известность о подобного рода заинтересованности в моей персоне, чтобы я помнила свое место и оставалась послушной девочкой: всегда улыбалась, говорила правильные слова и выступала своего рода сопровождением для определенного круга лиц, в сотрудничестве с которыми нуждался сам Абрамов.

Часто ли я думала о том, чтобы разорвать контракт? Каждый божий день. Когда открывала глаза после пробуждения. Когда слышала голос Абрамова в телефоне. Когда видела Абрамова вживую. Когда узнавала, кому мне нужно нализывать задницу в следующий раз.

Чтобы выплатить сумму неустойки, мне пришлось бы продать свою квартиру в элитном районе Москвы и накинуть еще сверху немалую часть накопленных средств.

При расторжении контракта меня оставят без имени, без песен, без всего, над чем я трудилась эти годы.

Мне будут закрыты дороги во все существующие российские продюсерские центры. Просто уйти от Олега к другому продюсеру у меня не получится. Абрамов все провернул так, что если я вдруг решу преждевременно уйти, то останусь с голой задницей. Да, у меня будут какие-то деньги, на которые я смогла бы купить неплохое жилье в родном городе. Но в Москве я превращусь в пустое место. Без средств. Без имени. Без какой-либо возможности дальнейшей реализации в профессии. Бывшая певичка, бездарно потратившая лучшие годы своей жизни на то, чего впоследствии лишилась в один миг.

Я ненавидела Олега, но была слишком гордой и терпеливой для того, чтобы потерять себя. Возможно, однажды я дойду до края, но сейчас в моей жизни больше нет ничего, что радовало бы меня так же сильно, как возможность петь и чувствовать энергетику зала, когда я выхожу на сцену. И речь не о проплаченных корпоративах наподобие сегодняшнего, а о больших концертных залах, о фестивалях. Где тысячи людей встречают тебя радостными возгласами, подпевают твоим песням, смотрят на тебя как на некое божество, спустившееся с небес. Лишь в эти моменты я чувствую, что что-то из себя представляю. Что кем-то являюсь. Что кому-то нужно то, что я делаю не потому что он хочет заработать на этом денег, а потому что мое творчество отзывается у него в душе. Заставляет плакать или улыбаться. Кто-то влюбляется под мои песни, кто-то расстается, кто-то переживает горе, кто-то веселится, кто-то занимается любовью.

Каждая моя песня – это маленькая история, маленькая жизнь, которую слушатель проживает вместе со мной. Мой слушатель – прекрасен. Мой слушатель – благодарен. И пока это то, ради чего я видела смысл жить.

И сейчас, в очередной раз пообщавшись с матерью, я, вместо того, чтобы поехать в «Бурлеск», надраться в щепки и забыть как выглядит родившая меня на этот свет женщина, сижу в душной, похожей на кладовку, гримерке и пытаюсь сдержаться, чтобы не ударить кулаком по зеркалу.

Она не смотрела мои выступления. Она не знала ни одной моей песни. Она помнила лишь сумму, которую я переводила каждый месяц ей на счет. У меня было более, чем достаточно средств для того, чтобы помогать ей финансово. Возможно, подсознательно этим я надеялась искупить хотя бы часть своих бесчисленных грехов. Несмотря ни на что, она была моей матерью. Родителей не выбирают.

В дверь негромко постучали, и в гримерку заглянула моя стилист Вера.

– Могу зайти? – неуверенно поинтересовалась девушка.

Я кивнула ей и вновь сосредоточила внимание на своем отражении, на этот раз пытаясь придать лицу обычное равнодушное выражение. Здесь никого не волновали мои переживания. Ежедневно вокруг сновали десятки людей, но это не делало меня менее одинокой. Редкие моменты физической близости с Прониным помогали мне вспомнить о том, что я еще не окончательно закостенела, что я пока еще могу что-то чувствовать. Но насколько меня еще хватит – это большой вопрос.

Отвлекшись от зеркала, я покосилась на Веру, уложившую чехол с платьем на диван и начавшую распаковывать чемоданчик с косметическими принадлежностями. Глядя на то, как методично девушка вытаскивает и расставляет на столе флакончик за флакончиком, я отчего-то испытала жуткое раздражение. Веру тоже нанимал Абрамов, и не было никакой уверенности в том, что она не стучала ему на меня.

– А можно побыстрее? – рявкнула я и тут же услышала слабый дрожащий вздох стилиста.

Ничего. Пусть заранее знает, что сегодня я не в настроении и лишний раз бесить меня не стоит.

Ник

Мне хватило ровно десяти секунд залипания на захлопнутую перед моим носом дверь гримерки для осознания того, что меня не будут воспринимать всерьез до тех пор, пока я не начну брать инициативу в свои руки.

Стиснув зубы, я вернулся в главный зал. Первым делом перезнакомился со всеми музыкантами Вебер, которые в это время настраивали инструменты. Затем высмотрел парня, встречавшего нас на входе, и поинтересовался регламентом мероприятия, узнал, где находится уборная и где можно взять воду. Забрав у барной стойки, находившейся в дальней части зала, упаковку с минеральной водой, поднес ее к сцене и раздал всем нашим ребятам по бутылке.

Чуть позже ко мне подошел полноватый парень с планшетом и поинтересовался, где ушной мониторинг (устройство, которое музыканты используют для прослушивания музыки или вокала и сценических инструментов во время живых выступлений. – Прим. автора) артистки. Его вопрос ввел меня в ступор. Я озадаченно покосился на сцену. Махнул рукой басисту Косте, повернувшемуся в этот момент в нашу сторону.

– Ушной мониторинг, – повторил я Косте, когда он приблизился. Музыкант понимающе хмыкнул и ушел куда-то вглубь сцены, а затем вернулся к нам с небольшим чемоданчиком. Парень с планшетом забрал его и сел за один из ближайших столов. Открыл чемоданчик и принялся выуживать содержимое.

Я же, чтобы не тратить время впустую, сел за соседний столик и начал сохранять в телефонную книгу мобильника номера, которые утром на почту мне прислал Руслан. Контактов оказалось не меньше двадцати: косметолог, стоматолог, массажист, мастера маникюра и педикюра, доставка еды, психолог и куча других «полезных» номеров.

Не успел я подобраться и к середине, как в зале появилась Анна. Все внимание тут же оказалось приковано к ней. И не зря.

Девушка уже была полностью готова к выступлению. Ее длинные волосы завили в крупные локоны, а на самой ней было надето серебристое вечернее платье в пол с длинными рукавами и глубоким вырезом на спине.

Я убрал мобильный, сконцентрировавшись на Вебер. Девушка окинула скептическим взглядом зал. К ней подошел организатор и что-то негромко сказал, на что Анна поморщилась и, не ответив, направилась к сцене.

– Где мониторинг? – требовательно спросила она, подойдя к стойке с микрофоном.

Слева от меня выросла тень: это был тот самый парень с планшетом, который подходил ко мне раньше. Он протянул мне приемник с наушниками. Я поднял на парня вопросительный взгляд. Тот нагнулся ко мне и, выразительно округлив глаза, прошептал:

– Прости, дружище, но я к вашей мегере и на пушечный выстрел не подойду. Знаем, плавали.

Я принял из его рук мониторинг и пошел к лестнице на сцену. Вебер, увидев, что я несу, повернулась ко мне спиной, вместе с тем перекидывая волосы на одно плечо.

На мгновение я замер и судорожно сглотнул. Передо мной предстала изящная спина с чуть выпирающими лопатками и идеальной смуглой кожей. Разрез платья был настолько низким, что были видны две ямочки на пояснице. Чуть выше талии по спине протянулась широкая резинка телесного цвета.

«Она – такая же девушка, как и миллионы других», – уговаривал я себя, борясь с дрожью в руках. – «Это твоя работа. Ты же хотел быть полезным!»

Я приблизился к Анне. Сосредоточившись и стараясь не думать, что это именно Анна Вебер, принялся прикреплять на резинку приемник от мониторинга. В нос снова ударил одурманивающий аромат ее духов. Я нахмурился, не позволяя себе отвлекаться от задачи.

– Господи, что так долго? – недовольно пробормотала Вебер, и я невольно вздрогнул. Закрепив приемник, осторожно перекинул через плечо провод от наушников.

– Наконец-то, – бросила девушка и отошла от меня, брезгливо дернув плечом.

Я спустился со сцены и вернулся на свое место за столиком.

Наблюдать за тем, как Анна отчитывает звукорежиссера, – а парень не то, что боится сказать ей что-то в ответ, но и вдобавок ко всему весь блестит от пота и не поднимает лишний раз глаз от планшета, – было не очень приятно. Я понимал, что Вебер – суперзвезда и заслуженно требовала соответствующего к себе отношения, но иногда девушка явно перегибала палку.

– …Если в один прекрасный момент я перестану себя слышать, заставлю тебя выйти сюда, – Анна указала пальцем на место рядом с собой на сцене, – и в красках расписать, как такое могло произойти. Прямо во время выступления. – Вебер говорила в микрофон, и ее наверняка было слышно далеко за пределами зала. – А потом позабочусь о том, чтобы сегодняшний рабочий день стал для тебя последним.

Анна бросила на красного как рак звукорежиссера последний уничижительный взгляд сверху вниз и направилась к лестнице со сцены. К ней тут же вновь подскочил организатор. В этот раз я слышал все, что он ей сказал:

– Анна, но мы же не донастроили…

Вебер даже не задержалась, идя мимо него:

– Это уже не мои проблемы.

Ее собеседник бросился за ней следом, не отставая ни на шаг:

– Гости начнут подходить минут через двадцать, у нас есть еще немного времени…

– У меня нет никакого желания работать с дилетантами, Алексей. Мы настраивали звук целый час, и ваш сотрудник не прислушался ни к одному моему пожеланию. Если вы заказываете мое выступление, будьте добры соответствовать. Где мой ассистент? – вдруг выпалила она, резко остановившись. Алексей чуть не налетел на нее. Я тут же поспешил к ним. Анна бросила на меня равнодушный взгляд: – Хочу клубнику со сливками. Принеси. – После этого продолжила движение в сторону гримерной.

Я обратился к оставшемуся растерянно смотреть на меня Алексею:

– У вас есть?..

Парень кивнул и махнул мне рукой, приглашая следовать за ним. Организатор проводил меня на кухню. Я заметил, как беспокойно он заламывал руки, отдавая распоряжение одному из официантов подготовить для артистки порцию клубники со сливками.

Вот, кажется, и началось то, о чем предупреждала Вера. Склочный характер, неуместные требования… Зачем ей понадобилась прямо сейчас эта чертова клубника? Ведь можно было провести время с пользой и до конца настроить звук… А может, она намеренно подводила все к тому, чтобы сорвать выступление? Впрочем, не мое это дело.

Спустя несколько минут я направлялся к гримерке, держа в руке прозрачную пиалу с сочными ягодами, щедро политыми сливками.

У двери в коридоре я застал Веру. Девушка при виде меня поспешно отвернулась и всхлипнула.

– Что случилось? – поинтересовался я, подходя ближе. Вместо ответа Вера принялась тереть глаза. – Тебя кто-то обидел?

Стилист вздохнула:

– С ней всегда тяжело работать, но сегодня она просто невыносимая.

Что ж, ей даже не нужно было уточнять, кто такая «она». Я покосился на закрытую дверь гримерки и понизил голос:

– Может, у нее что-то произошло?

Вера громко фыркнула и повернула ко мне заплаканное лицо.

– Ага! Зарядка для телефона работает медленнее обычного. – В ее голосе было столько обиды, что мне стало не по себе. – Пойду свежим воздухом подышу, – пробормотала она, обходя меня.

Я остался один как дурак перед гримерной с пиалой в руке. Самым ужасным для меня во всей этой ситуации было то, что я, по идее, первое лицо, через которое Вебер должна взаимодействовать с окружающими и окружающие должны взаимодействовать с ней. Но я пока не имел ни малейшего представления о том, какой к ней нужно иметь подход. К себе Анна меня не подпускала. А судя по тому, как общалась с остальными, я не был уверен в том, что хотел сближаться с ней.

Вспомнив о клубнике и о том, зачем здесь нахожусь, я мотнул головой, отгоняя идиотские мысли. От меня не требуется выполнения каких-то сверхзадач. Быть может, даже лучше, что Вебер предпочитала держать меня на расстоянии. Та же Вера тесно работала с ней и сейчас была вынуждена приводить нервы в порядок.

Я расправил плечи и уверенно постучал в дверь.

– Заходите, – раздалось из-за нее.

Анна полулежала на кожаном диванчике и со скучающим видом рассматривала маникюр. Чувствуя себя последним придурком, я засмотрелся на нее. Что бы Вебер ни делала, какую бы позу ни принимала, все ее движения были изящными, отточенными, артистичными. Гримерка была маленькой и скудно обставленной, но одно лишь присутствие Анны придавало помещению чувство стиля.

Как бы я ни пытался убедить себя в том, что она – обычная девушка, сейчас передо мной находилась эффектнейшая женщина в вечернем наряде. Вебер лежала расслабленно, уперевшись в подлокотник, быть может, намеренно, быть может, по привычке провокационно выпятив бедро.

Концентрация цитрусово-сливочного запаха, соблазнительные феромоны, исходившие от девушки, и осознание того, что мы с Анной находимся вдвоем в тесной комнате, вызвали испарину на моей шее. Я немного оттянул ворот рубашки.

Какого лешего со мной происходило? Минуту назад Вебер вызывала раздражение и недоумение, а сейчас меня бросило в жар от одного ее вида.

Анна подняла глаза и посмотрела прямо на меня.

– Вот, принес клубнику, – выдавил я, не в состоянии увести взгляд. Темные, почти черные глаза Вебер пристально изучали меня. В первый раз с момента нашей встречи она смотрела на меня так долго и сосредоточенно. Причем я не мог понять, заинтересованным был этот взгляд или предостерегающим. Ее глаза были похожи на два бездонных колодца, гипнотизирующих своей неизвестностью.

– Оставь на столе, – произнесла она, наконец отвлекаясь от меня и вновь сосредоточив внимание на ногтях.

Я едва сдержал облегченный вздох. Поставил пиалу на столик у зеркала и уже развернулся, чтобы выйти…

– Напомни, как тебя зовут?

Обернувшись, я обнаружил, что Анна перестала интересоваться маникюром и смотрела каким-то отстраненным взглядом в район моей обуви.

– Никита… Кочетов, – зачем-то добавил я.

– Хорошие бабки тебе пообещал Абрамов за то, что ты будешь стучать ему на меня, Никита Кочетов?

Я решил, что ослышался:

– Что?

Девушка печально усмехнулась, а затем снова посмотрела на меня. И теперь ее взгляд читался как с листа. Не припомню, чтобы хоть кто-то когда-нибудь смотрел на меня с такой открытой неприязнью.

– Можешь не изображать из себя святую невинность. Не трать свои силы и мое время.

Я свел брови:

– Я здесь не для того, чтобы кому-то на кого-то стучать.

Анна закатила глаза с таким видом, будто слышала нечто подобное уже сотни раз.

– Эту работу мне посоветовал один мой хороший знакомый. Да, мне предложили достойные деньги, но ни в контракте, ни в разговоре с Олегом Павловичем не было и слова о том, в чем вы сейчас пытаетесь меня обвинить.

Вебер с саркастичной улыбкой покачала головой.

– Это еще не значит, что сегодня вечером он не позвонит тебе и не попросит рассказать, «как у меня дела», – на последних словах девушка изобразила пальцами кавычки. Затем устало отмахнулась от меня. – У меня нет настроения выяснять отношения. Можешь возвращаться в зал.

Черта с два. Меня слишком сильно задели ее слова для того, чтобы я промолчал. Я сделал шаг к Анне, и она заметно напряглась.

– Просто поразительно, с какой легкостью вы плюете людям в душу, а потом делаете вид, что ничего не произошло. Сколь бы вы ни были влиятельны, красивы, талантливы, это не дает вам права обращаться так с людьми, которые желают вам добра. Я – не Вера, которая так держится за свою должность, что все молча проглатывает, а потом плачет за дверью. Вы можете хоть прямо сейчас меня уволить, но я не потерплю такого к себе отношения. Это моя работа. А я привык работать честно. И я не крыса.

Я замолчал, тяжело дыша и не отрываясь глядя на девушку перед собой. Анна не сменила своего положения, но ее взгляд заметно потяжелел. Не получив в ответ никакой реакции, я еще чуть осмелел.

– И если вы все же нуждаетесь в ассистенте, прошу вас не игнорировать меня и давать поручения. Я хочу приносить пользу, а не получать деньги лишь за то, что бегаю за вами хвостом и смотрю в закрытые двери. Я неопытен, но быстро учусь. Эта работа нужна мне, и я буду стараться делать ее качественно.

Вебер еще несколько секунд посверлила меня недобрым взглядом, после чего медленно поднялась и подошла к зеркалу.

– Выйди, мне нужно готовиться к выступлению, – спокойно произнесла она.

Не знаю, смог ли я донести до нее свои мысли, но сердце билось так сильно, что меня замутило.

Выйдя и закрыв дверь, я прислонился к ней спиной, переводя дыхание. Я что, только что отчитал Анну Вебер? Интересно, как скоро мне позвонит Руслан и «обрадует» сообщением о том, что я уволен? Но даже если и так, лучше я останусь без работы, чем буду выслушивать беспочвенные обвинения в свой адрес.

«Стучать» на нее Абрамову? Высокие у них, конечно, отношения. Что бы ни происходило, я точно знал одно: ни за какие деньги я не буду ни за кем следить и ни перед кем выслуживаться.

На ватных ногах я вышел в зал, который уже постепенно начал заполняться гостями. Свободного места за столиком, за которым я сидел до этого, уже не оказалось, поэтому я отошел к бару, тем более, что там маячила широкая спина Егора. Водитель, заметив меня, отсалютовал стаканом с минеральной водой и кусочком лайма.

Я присел на барный стул рядом.

– Ты чего такой смурной? – поинтересовался Егор, подтолкнув меня плечом.

Немного пожевав губу, я повернулся к нему вполоборота:

– Анна всегда такая?

Мужчина снял со стакана дольку лайма, закинул себе в рот и скривился.

– Какая? – выдавил он.

– Самоуверенная, высокомерная, бесцеремонная.

Проглотив фрукт, Егор сделал глоток минералки и ухмыльнулся:

– Она – звезда. Ей по статусу положено.

Я отвернулся от него, сложив локти на стойке и качая головой.

– Что, уже тяжко пошло?

– Пока не знаю. – Подумав, я решил признаться: – Она меня задела.

Мой собеседник громогласно хохотнул:

– Привыкай, парень.

Я вновь покачал головой:

– Это неправильно.

Теперь Егор повернулся и наклонился ко мне:

– Послушай. Думаешь, ты первый, кто хотел выйти благородным рыцарем, вразумив ее и исправив характер? – Он похлопал меня по спине. – Это шоу-бизнес. А она, – он ткнул пальцем себе за плечо, – крутится в его эпицентре. Мы с тобой слишком мелкие сошки для того, чтобы пытаться сдвинуть Акупару (согласно индуистской мифологии Акупара – гигантская сухопутная черепаха, которая держит мир на своей спине. – Прим. автора). Это все, – Егор вывел круг на барной стойке, – существовало до нас, существует с нами и будет существовать после того, как нас не станет. А ты, – он указал на меня, – не путай храбрость с безрассудством. Ты вроде парень неплохой, но пока не представляешь, в какую мясорубку попал. Сегодня ты есть, а завтра тебя нет. Поэтому лучше сиди и помалкивай.

Я скосил глаза на Егора. Он не выглядел грозным. На его губах даже играла добродушная улыбка.