– Прости, дорогуша, но кто первым встал – того и тапки!

Кофе допит. Спрашивать больше не о чем.

«Пупсик!» – эхом слышится в голове. Что ж, жук-редактор поквитался с ней сполна.

В сумке вибрирует мобильник.

Босс требует на ковёр. По своей привычке не оттягивать всё неприятное, она рысью устремляется на службу.

Хотя плана реабилитации в глазах начальства по-прежнему нет, остаётся надежда вырулить, так сказать, по наитию.

Роман Себастьянович ожидает подчинённую в кабинете.

Суровость выражения смуглого лица сделала его ещё более похожим на индейца и оправдывала не только фамилию Тальякагуа, но и прозвище «Чингачгук-Большой Змей». Папаша майора родом из Латинской Америки и 36 лет назад осваивал воинское искусство в областном центре их губернии.

– Присаживайтесь, Зинаида Семёновна. – И без всякого перехода: – Извольте объясниться.

Столь высокий стиль всплывает в речи Чингачгука в исключительные моменты и не обещает благоприятного исхода.

– Произошла утечка информации,– выдавливает из себя старший лейтенант Сыропятова.

Майор Тальякагуа несколько раз ударяет по подлокотникам кресла, словно пианист, берущий аккорд, и поднимается из-за стола. Когда босс это проделывает, увы, теряется часть его внушительности: ладно скроенный торс поддерживают мощные, но коротковатые ноги.

– Журналюги как-то пронюхали и…

– Ступайте на своё рабочее место и напишите рапорт.

Зинаида спешит ретироваться. Судя по всему, слух о фуршете ещё не достиг начальственных ушей, а потому следовало незамедлительно залечь на дно. Авось, пронесёт.

Вернувшись к себе, она первым делом звонит к местную клинику. Там работает одноклассница сестры-погодки.

Марго и её семья прибыла в Мирный после разрушительного землятрясения в Армении. Девочка часто заходила к Сыропятовым, чтобы сделать домашнее задание по русскому, который давался ей с трудом. А больше всего ей сопереживала Зина, у которой имелись схожие проблемы. Так они и корпели над тетрадками допоздна.

После школы Марго, пойдя по стопам матери, выучилась на врача. Проработав какое-то время в муниципальном учреждении, семья решила отправиться в автономное плаванье, организовав собственную клинику.

Марго звонку искренне рада, и после дежурного обмена новостями Зинаида сообщает:

– Маргоша, мне позарез нужен больничный.

– С одним условием. Ты явишься на приём.

Спорить с семейством Мелик-Адамян бесполезно.

– Сегодня подойдёт?

– Что, сильно прижало.

– Не то слово.

– Приходи.

* * *

Мы все осуждены на эту жизнь. По каком-то непонятному приговору. Ведь никто из нас не решился на подобное существование, если бы знал заранее… Мы все товарищи по несчастью! Такие мысли терзают меня не каждый день. Но сегодня один из таких.

Похоже, что у меня начинается чёрная полоса. Хотела фиктивный больничный лист, а получила кучу направлений на анализы.

Как всё это некстати. А тут ещё Радик пропал с радаров.Но главная головная боль – это плата за "Уютный уголок". Сёстры, сославшись на то, что подготовка в школу влетает нынче в копеечку, вносить свои доли отказались. Вся троица. В категорической форме. Как сообщить об этом мамику? Она так привыкла к этому пансионату! Но главное, реабилитация после инсульта принесла свои плоды. По мамику и не скажешь, что у неё проблемы со здоровьем. Марго считает, что это потому, что мы вовремя вызвали "неотложку". Никогда не забуду этот день.

Я что-то сегодня очень сумбурно пишу. А всё из-за того, что у меня в животе растёт скопище клеток, которое решило вдруг делиться. Оно будет множиться день ото дня. А в будущем создаст нам всем проблемы. Или, наоборот, станет спасением?

Самочувствие у меня сносное, но добрая душа Марго выписала больничный лист. На моё счастье, её клиника имеет на это право по закону. Моя подруга детства исключительно деликатна. В отличие от врачих в спецполиклинике нашего ведомства." Ваши проблемы бы разрешились, если бы вы стали мамой, Зиночка!" Ну что за манера у наших гинекологов – все женские напасти лечить деторождением? Вдобавок вокруг только и слыхать: " Размножайтесь и плодитесь и этим гордитесь!"

Да физически я – в норме, но настроение паршивое. Хочется позвонить Вилену и высказать всё, что о нём думаю. Предатель! А я ему доверяла!

А ещё меня мучает вопрос: откуда взялся куклёнок в Алёниных руках?

* * *

В то время, когда Зина поносит редактора последними словами, Вилен Владимирович

отрывается от вёрстки очередного номера. В глазах – будто песку насыпало. Всё-таки работа в одиночку даёт о себе знать. Следует нанять хотя бы верстальщика.

Он поднимается из-за компьютера и выходит во двор выкурить единственную полагающуюся ему в день сигарету. Курилка располагается на скамеечке под гигантским тополем и на тот момент пуста, что ему на руку. Вилену Владимировичу хочется побыть одному, чтобы пораскинуть мозгами. Нет, не насчёт верстальщика. Следовало бы дать в номер продолжение о трагедии в Горбатом переулке. Но единственный источник информации- Сыропятова находится, по его данным, на больничном, а начальник штаба Тальякагуа непременно воспользуется этим фактом как предлогом держать рот на замке. После того случая, когда майора в одной из публикаций назвали Ромеро вместо Романа, и имя пристало к Тальякагуа намертво, его отношение к СМИ стало более чем прохладным. Хотя какая разница? Роман или Ромеро.

Адаев достаёт из пачки сигарету и в предвкушении подносит к ноздрям. Здоровый образ жизни, за который ратует супруга, это, разумеется, замечательно, но жизнь без никотина…

…Здесь поток приятных мыслей несколько замедляется, ибо зрение фиксирует прискорбный факт: сигарет в пачке остаётся всего – ничего, а это значит: опять отчёт перед супругой. Хорошо хоть знакомый доктор убедил её: резко бросать курить в этом возрасте не стоит, иначе… Здесь мысли дают очередной крен, ибо он улавливает некую чужеродность внутри пачки. Вернее, на внутренней стороне крышки. Однако лишённые очков глаза не дают возможность идентифицировать, что это. С досады он суёт коробку в карман и присаживается на скамью.

В последующие минуты из головы испарились и Ромеро, он же Роман, и назревшая необходимость брать в штат дополнительного человека. Он наслаждался никотиновой атакой на свой организм. Когда реальность потребовала его присутствия, он поднялся со скамьи и двинулся в свой кабинет, посвятив остаток дня работе над следующим номером.

К сигаретной пачке ему пришлось вернуться уже дома, когда супруга потребовала отчёта о выкуренных сигаретах. А поскольку на фуршете он позволил себе лишку не только в отношении алкоголя, но и никотина, пришлось выслушать тираду о штрафных санкциях.

«До чего я дошёл!»– пришло на ум редактору, когда он принялся пересчитывать оставшиеся в пачке сигареты. И вот тогда глаза вновь наткнулись на… некий знак. На внутренней стороне пачки. Этот росчерк поначалу можно было принять за каляку-маляку, получаемую в процессе опробования ручки: «пишет- не пишет». Однако после водружения на переносицу очков для чтения, он смог распознать собственную гелевую ручку.

Да, эту пометку сделал он. Ибо только он владел в городе ныне вышедшим из употребления искусством стенографии. Мечтая о работе журналиста, юный Вилен поступил на заочные стенографические курсы. Умение быстро фиксировать речь действительно пригодилась ему во время учёбы в университете. Но ещё больше ценил он то, что его записи по существу оказывались недоступны простым смертным, так что и свои личные дневники он также вёл с помощью стенографических значков.

Однако когда была сделана эта запись? Адаев сопоставил дату покупки сигарет, норму их употребления – по всему выходило, что в воскресенье. На фуршете.

Он вгляделся – три знака. Первый означает букуву «п». Далее стелется длинная горизонтальная линия – «у». Опять «п» и на самом кончике- округлая «галочка», означающая «с». Пупс! Хм… В тот вечер он долго бродил среди лиц, голосов и прикидов гостей. Он проходил сквозь невидимые стены слов, пока не услышал про Горбатый переулок. Здесь он замер, словно взявшая след гончая.

Потом он попытался взять её на абордаж. Это было несложно. Ибо за её приятельницами – бывшей редакционной машинисткой явилась облачённая в сари дочь. Бывшее «Золотое перо» редакции Модлесскую сопровождал супруг-издатель. И только Зина оставалась одна, и он вызвался проводить её.

По пути она рассказала ему о пережитом ужасе. Он довёл её до калитки, а потом пошёл назад и, притормозив у гигантского камня, врытого прямо по середине дороги. Он закурил, после чего нацарапал на внутренней стороне слово «пупс». Для чего? Чтобы не забыть, что он провожал даму с таким прозвищем или… Или?

Память отказывалась выдать ответ, и Адаев дал себе зарок не злоупотреблять спиртным и вообще начать бегать по утрам. Но поостыв, он решил, что достаточно и пеших прогулок перед сном. И как результат- мадам Адаева была не на шутку встревожена, когда супруг объявил о своём намерении.

Пока они под ручку двигались по аллее местного парка, она бросала на него пытливые взгляды: уж не хочет ли муж сообщить ей об… адюльтере. Меньше всего адаевской супруге хотелось оказаться в курсе подобных дел. Однако к её облегчению, муж и не думал пускаться в покаянные, душеспасительные откровения. И от сердца её отлегло. Что нельзя было сказать о Вилене Владимировиче, которому чудится: на их семью пала мрачная тень господина Альцгеймера. Однако перед самым сном его настигает прозрение: Пупс – это не прозвище сотрудника пресс-центра Сыропятовой, а кукла в руках трупа из Горбатого переулка.

Его накрывает волна раскаяния: он воспользовался Зиночкиной женской слабостью. Некоторое время он отмахивается от покаянных мыслей, и в конце концов Вилену Владимировичу удаётся уговорить свою совесть: такова нынче се ля ви.