Глава 6. Старый пройдоха

Санька единственный в мире человек, которому даже похмелье к лицу. Шикарная копна растрепанных волос, бледная, почти прозрачная кожа и широко распахнутые виноватые глаза.

Честно говоря, я давно почувствовал, что между нами зреет что-то иное. Вместе с тем, как мы сами взрослели, менялись и становились независимыми от мамкиной сиськи личностями, наши отношения с Сашкой так же меняли свое качество. От заступника маленькой шкоды, до друзей, как говорится – не разлей вода. Но, с тех пор как веселая пампушка Санечка превратилась в девушку с потрясными формами, а мой член наконец-то перестал вскакивать каждый раз, когда в поле зрения появляется кто-то без кадыка и щетины, между мной и Сашкой стало все иначе. Словно те крепкие узы дружбы начали натягиваться как гитарные струны, с каждым днем внося все большее напряжение между нами.

А вчера они лопнули. Струны эти. Не выдержали витавшей в воздухе между нами химии. Все реально взорвалось в момент, словно не выдержало накала спутанных чувств друг к другу. Химия сработала, а вот до физики мы так и не дошли… ну там сила трения твердого предмета по смазанной поверхности, скорости пошлых звуков…

– Мне нужно в душ, – пробормотала Санька, подозрительно косясь на мою сияющую морду.

А сияла она от того, что вчера я впервые уснул счастливым без секса. Матерясь под холодным душем и проклиная неспадающий стояк. Давясь слюной, глядя на офигеено-соблазнительную обнаженную грудь Сашки и не имея… хотя кого я обманываю! В моей крови нет ни капли порядочности и стыда, сплошной порок.

Притащившись ко мне ночью с замашками бывалой доминантки, эта смешная девчонка и не подозревала, какого демона во мне разбудила! Я набросился на её губы, словно одержимый. Сминал их своими, терзал, словно сожрать хотел. Полностью потерял контроль, таща её в кровать и на ходу сбрасывая одежду.

И я готов все конечности дать на отсечение, что Сашка отвечала мне взаимностью. Все время. И пока я нарочито медленно стаскивал с нее трусики, не разрывая зрительного контакта с такими же горящими безумием глазами. Я чувствовал дрожь буквально каждой ее клеточки, пока с кайфом изучал её тело, оглаживая и тиская, покусывая и облизывая. Зуб даю, она кончила за минуту, едва я добрался до розовых лепестков моего рая языком.

И всё. Эта коза вырубилась сразу, как только её тело перестало содрогаться в сладких судорогах. Это был, конечно, шок для южной головы Антуана, но верхняя голова ликовала, облизываясь, как обожравшийся хищник.

Не дождавшись ответа от зависшего в воспоминаниях меня, Сашка тяжело вздохнула, закатила глаза. Подхватив мой свитер и, завернувшись в кокон из одеяла, поплелась в сторону санузла моих апартаментов.

Черт!

– Саша, стой! Там занято… – только выкрикнул я ей вслед, как дверь из ванной с грохотом открылась и из нее показалась Элла. Вчерашняя блондинка, чей показ трусов не устроил Сашку.

Остановившись как вкопанная, Сашка медленно поднимала взгляд, с очевидным узнаванием длинных загорелых ног и все той же короткой юбки девушки, в которой она была вчера.

– Малыш, а это кто? – противно загундосила Элла, с насмешкой разглядывая нелепое создание в коконе из одеяла.

Может быть, Сашка и нелепая. Неуклюжая. Смешная. Но за это я её и люблю! За невероятное сочетание неприспособленности к жизни, вечные попадания в комичные ситуации и невероятно, но рациональному мышлению и отменному чувству юмора. Она такая одна, это точно.

– Вы встречались вчера, не помнишь? Александра, Элла, – сухо отозвался я и представил застывших девушек друг другу.

Посмотрев на Сашку, я нахмурился. Её взгляд медленно отсканировал вторую спальню, дверь в которую осталась открытой. Оценил вид смятых простыней и раскиданных подушек, затем вернулся на длинноногую пигалицу. Ни единая мышца не дрогнула. Ни слез, ни недовольства, ни ревности. Будто вчерашний фейерверк искр между нами мне приснился и Сашка мне по прежнему просто друг. Скорее всего, она даже не помнит, как кончала со мной.

– Эля! Мне зовут Эля! – надула пухлые губы, как оказывается, Эля.

Да похер. Ни капли раскаяния в моем лице найти не удастся, потому как его нет.

– Еще увидимся, Эля, – намекнул я, что даме пора возвращаться в свою спальню, где якобы не работал душ с утра.

Но, к моему великому огорчению из двух девушек, понятливой оказалась не та, что я бы хотел.

– Пожалуй, я приму душ у себя, – развернулась к двери Санька и, проходя мимо меня, шепнула: – Бабник!

Сто процентов Сашка решила, что я с ней спал! И ведь не поверит, что эта хитрая девка явилась сюда «типа помыться» только утром!

– Зайду за тобой в четыре, будь готова, – буркнул я, сморщившись от перспективы остаться наедине с ушлой девицей.

– Тебе тоже пора, Геля, – хмуро кивнул я на выход. – Мне нужно собираться.

Проводив напросившуюся на помыться девицу, я было хотел захлопнуть дверь, как сбоку гаркнул дед:

– А я вижу утро у тебя доброе, Антуан.

Бля! Ну что за подстава на подставе с утра? Любимый дедуля стоял чуть поодаль, в широко распахнутых дверях на террасу второго этажа. Опять кофе хлестал втихаря, чтоб мать моя, и она же его дочь, не спалила и не отобрала.

– Ты бы завязывал кофе с коньяком с утра хлестать. Подводит тебя зрение, дед. Утро хуже не придумаешь, – не согласился я с ним.

– Судя по выпорхнувшему из твоей спальни вороху бабочек, должно быть наоборот. Иль ты опростоволосился? С двумя не справился? – подначивал меня дед, шутками, которые шли вразрез моему настроению.

– Обсуждать свою интимную жизнь с восьмидесятилетним стариком как раз то, чего мне не хватало, дед, продолжай, – ёрничал я, возвращаясь в комнату с новым гостем, который с ходу оценил обе смятые постели моих комнат. Засада, шо пиздец!

– Спасибо, что напомнил, повеса Токсик. Я как раз и пришел поговорить о том, что уже стар и тебе пора заканчивать со своей праздной жизнью.

Мои глаза закатились настолько, что, кажется, я видел свой мозжечок. Разговор о том, что Антуан должен жить так, как ему предназначено родословной, меня уже утомили, и родители давно смирились с тем, что заставить меня заниматься строительным бизнесом им не удастся. Но дед Филипп упёртый. Его просто так не прогнуть, манипулировать им так, как безумно любящими единственного сына родителями, не получится. Филипп Бертран мужик старой закалки, и все эти ноу-хау воспитания детей с уважением в них личности ему неизвестны.

– Изнемогаю от любопытства, какие же аргументы на этот раз? – сложив руки на груди, скривил я губы в ухмылке.

– Ну что ты как маленький, Антуан. Какие еще аргументы? Банальный шантаж! – лукаво ухмыльнулся дед. – Жду тебя в кабинете. И дюже прошу, прикрой свои бананы, прежде чем явиться пред нарисованные ясны очи предков.

– Жулик, – проворчал я, глядя как дед Филипп покинул мои апартаменты, деловито заложив руки за спину и весело насвистывая.

Проводить со мной воспитательные беседы дед предпочитал в своем просторном кабинете, где все стены были завешаны портретами династии Бертранов, уходивший далеко на столетия назад. С портретов на меня смотрели люди благороднейших кровей, сплошная аристократия и знать. И лишь на самом скромном, задвинутым в самый угол, был мой кумир семейства Бертран – дядя моего деда по материнской линии – Готье Тосни. Для этого типа появиться в пивнушке Марселя без подбитого глаза было всё равно, что завалиться в Лувр в грязных сапогах и пропахшей силосом фуфайке – одним словом, моветон и полнейшее пренебрежение нормами этикета. И он единственный из всех первых сыновей династии Тосни, женившийся по любви на простой торгашке, что в его время крепко осуждалось в обществе.