С годами она научилась защищать своё нежное нутро от грубого вторжения мира. Сначала она тренировалась маскировать боль за улыбкой, а внутренний пожар за внешним спокойствием. А потом и вовсе спрятала сердце. Ее броня не давала ни одной напрасной надежде проникнуть ей в душу. Никаких надежд, никаких напрасных ожиданий. Она была доброжелательной к людям, но никому не открывалась до конца. Нет, она не могла совсем подавить свои чувства, но игра в их усмирение так увлекла её, что они больше не владели ею. Она была ничья, а потому свободна, ведь никто не мог больше превратить ее сердце в кровавое месиво. Стала ли она счастливее? Как знать. Но сильнее – однозначно

У нее просто не было другого выхода.

Когда она училась в пятом классе, прямо с урока ее вызвал к себе директор школы и сказал, что ее отца забрали в больницу с сердечным приступом. А на утро следующего дня Надя узнала, что ее папа скончался, не приходя в сознание.

Дальше все происходило, словно в кошмарном сне. Ее забрала к себе тетя Света, папина сестра. Пришлось покинуть Москву, а также свою школу и переехать в Подмосковье, где жила со своей семьей тетя. И, хотя она всегда хорошо относилась к Наде, ее мужу, дяде Сергею, перспектива кормить племянницу жены совсем не нравилась.

– Будет тебе, Сереж, – говорила тетя мужу, думая, что девочка ее не слышит. – Не в детский дом же ее отсылать, родная кровиночка, все-таки. Девчушка она хорошая, серьезная, с нашими мелкими поможет, да и мне в хозяйстве, а то я совсем умаялась.

– Ну, будь по-твоему, – согласился дядя Сергей.

У них росли погодки Ванюшка с Настей, трех и четырех лет от роду, с которыми и предстояло теперь возиться Наде. Но выбора у нее не было.

Родня Надю не обижала, но особо и не жалела, нагрузив девочку, словно Золушку, разной работой по дому и навязав ей двоюродных братика с сестричкой. Надя не жаловалась, она любила Ваню с Настей всем сердцем, хотя нередко приходилось ей отдуваться за их проделки. Работу исполняла исправно – придя со школы, прежде чем сесть за уроки, принималась хозяйничать: варила обед, убиралась в комнатах, мыла, стирала, пылесосила. На прогулку не хватало ни сил, ни времени. Но она не жаловалась, потому что знала, пожалуйся она хоть раз, ей немедленно порекомендовали бы детский дом. А туда Наде совсем не хотелось.

В новой школе Надю не приняли. Столичная замкнутая и серьезная девочка не понравилась местным ребятишкам. За неразговорчивость они дали ей кличку Рыба, и так ее и звали вплоть до девятого класса. Все изменилось, когда в их класс перевели еще одного новенького из Москвы – Марка Орлова. Этот красавчик спортсмен сразу выбрал вечно пустующее место рядом с Надей и никому больше не позволил называть ее обидной кличкой. Теперь ее звали только Надей, а тот, кто случайно по привычке обращался к ней Рыба, немедленно получал от Марка или в лицо, если это был мальчик, или строгое и внушительное взыскание, если девочка. Мальчишки Марка боялись и уважали. Девчонки сходили по нему с ума. Этот темноволосый парень с зелеными глазами и голливудской улыбкой сразу же вскружил голову всей девичьей половине школы. И никто не понимал, что он нашел в невзрачной сироте Наде. Одета не модно, бедно, не накрашена, глаза грустные, волосы вечно собраны в хвост. Скучная молчунья. Родители Марка были очень обеспечены, отец занимал высокий пост, мать разъезжала на дорогой машине и поговаривали, что ни дня в своей жизни не работала. Однако парень отличался добрым нравом и скромностью, чем еще больше привлекал к себе внимание. Его боялись и боготворили. Но другом он выбрал себе именно Надю, которую теперь открыто никто старался не задевать, а некоторые девчонки даже стали искать с ней дружбы, лишь бы приблизиться к предмету их девичьих грез – Марку.

Но Надя не стремилась ни с кем, сближаться, кроме Марка. В него ее так рано осиротелая душа вцепилась мертвой хваткой. К концу десятого класса Надя с ужасом обнаружила, что испытывает к Марку нечто больше дружеских чувств. У нее не было подруг, чтобы порассуждать на эту тему, и так как, кроме самого Марка рассказать о том, что на душе, было некому, однажды она не вынесла и призналась ему в переполняющих ее сердце чувствах.

Была весна и они только вышли из кинозала, где Марк то ли по-дружески, то ли еще почему, но как-то особенно тепло и нежно сжимал Надину ладонь. Ребята зашли в кафе и Надя, чувствуя, что ее сердце сейчас выпрыгнет из груди от волнения, выпалила, глядя Марку в его зеленые глаза:

– Марк, я люблю тебя…

Парень посмотрел на нее без тени усмешки, но ничего не ответил.

– Ты можешь об этом забыть, – Девушка резко поднялась и хотела уже выскочить из кафе, но Марк очень крепко ухватил ее за руку.

– Надя, сядь.

Ей пришлось сесть на место, хотя это было для нее теперь настоящей пыткой – сидеть с ним рядом.

– Я давно тебя люблю, – сказал он так тихо, что если бы она не прочла по его губам, вряд ли бы расслышала фразу, заглушаемую гулом кафешки.

– Я уже давно влюблен в тебя, – продолжал он уже громче и увереннее. – Да что там! Я полюбил тебя сразу, с самого первого взгляда. Как вошел в класс, так только тебя там и увидел. Ты была такой красивой и такой одинокой.

Марк взял Надину ладонь и приблизил к своим губам.

– Ты говоришь правду? – Наде было очень страшно. Она понимала, что ее сердце просто не выдержит еще одного удара.

– Конечно, правду, глупая моя.

– Прошу тебя, не играй со мной в любовь. На этом свете так много разных игр, но в эту играть самое последнее дело. Любовь – это дар Божий, а сердце не игрушка, оно живое. Сломать так легко, потом не соберёшь, даже если захочешь. Любовь не для игры, она для жизни, для счастья, радости. Вечности! Любить нельзя понарошку, как будто, поверхностно, легко. Любить нужно сильно, так, чтобы на небе засияло новое Солнце и родилась ещё одна Вселенная. По-настоящему.

– Вот именно так я и собираюсь тебя любть.

Надя ожидала подвоха, страшась, что он сейчас засмеется и скажет, что просто пошутил. Но Марк продолжал держать ее маленькую ладонь в своей и целовать ее пальчики.

В тот майский вечер они впервые поцеловались и дали клятву любить друг друга вечно. Но что такое «вечно», когда тебе всего семнадцать?

После окончания школы перед Надей встал вопрос: куда поступить? Она давно уже решила стать врачом, но, хотя училась она хорошо, прекрасно понимала, насколько малы ее шансы. У Марка с этим никаких проблем не было. Его родители давно уже подготовили ему место в Питерском Университете.

– Едем со мной! – уговаривал ее Марк. – Ты такая умненькая, подашь документы в медицинский, и мы будем учиться в одном городе.

И Надя поехала. Марк поступил, а она не прошла, не хватило баллов.

– Не переживай так, Надюша, в армию тебе не идти, будешь меня дома с учебы ждать, снимем квартиру, ты там хозяйничать будешь.

Но перспектива остаться без профессии и сидеть на шее своего парня Надю не радовала. Его мать и так не одобряла выбор сына, ей категорически не нравилась эта «голодранка из семьи маргиналов», так еще не хватало ей обвинений в том, что Надя живет с ее сыном за счет его родителей. В Москве у нее была родительская квартира, да и работу можно было найти, а вечером спокойно готовиться к поступлению в московский мед через год. И хотя расставаться с Марком было больно, но прожив с ним две недели в Питере, она приняла единственно правильное, с ее точки зрения, решение.

– Я поеду в Москву, Марк. Ты учись, а я пока поработаю и подготовлюсь, как следует.

– Зачем тебе вообще эта медицина? – недоумевал парень. – Учиться лет десять-двенадцать, чтобы потом получать мизерную зарплату?

Наде было очень обидно такое слышать от любимого человека. Врачом она хотела быть с самого детства. Ей очень хотелось спасать маленьких детей, чтобы они не умирали, а их мамы не выбрасывались потом из окон, оставляя с разбитым сердцем осиротевших других своих детей. А еще ей хотелось лечить сердца мужчин, которые разрывались у них в груди от невозможной боли. Для нее это было более чем важно. Как он мог этого не понимать, если она делилась с ним своими детскими переживаниями? Ведь он же всегда так внимательно слушал и никогда ее не перебивал, правда, сразу же после лез целоваться.

Но она не стала высказывать это ему, а, проглотив обиду, спокойно сказала:

– Я поеду в Москву и сделаю, как решила. Будем встречаться на каникулах. Вот увидишь, мы выдержим.

Она хотела его поцеловать, но он отстранился. Сердце ее ухнуло вниз, а потом очень больно сжалось в маленький жгучий комочек. Предательские слезы брызнули из глаз, но он даже не сделал попытки ее утешить. Просто уткнулся в телефон и стал увлеченно с кем-то переписываться. Такого Марка Надя еще не знала.

Сидя в поезде, куда ее молча посадил Марк, вручив ей рюкзак, она думала о том, что все образуется. Марк обязательно перестанет на нее дуться, они будут переписываться и общаться по скайпу, а после окончания вузов найдут способ быть вместе. Правда, учиться Наде предстояло немного дольше, чем Марку, но это ничего.

В Москве Надя быстро и без труда устроилась на работу – санитаркой в больницу, взялась за учебу и ремонт квартиры. Ей было больно смотреть на обои из детства, каждый узор которых напоминал о прежней жизни с мамой и папой. Она не хотела застревать в своей детской трагедии, а потому сама поклеила новые обои и приобрела на первую свою зарплату новые занавески. Работа, учеба и ремонт занимали все ее дневное время. А по ночам она очень скучала по Марку, который даже не ответил на ее сообщение: « Я доехала». Не ответил и на второе, и третье, а потому Надя писать перестала. Но ждала, вздрагивая от каждого входящего, потому что в душе надеялась – он напишет, позвонит, приедет, и все будет по-прежнему. Но проходил день, за ним другой, а Марк молчал. В душе Надя понимала, что виновата перед ним, что своим отъездом ранила его, но иначе она бы поступить все равно не смогла.

По вечерам, валясь в постель от усталости, девушка вела со своим любимым диалоги прямо у себя в голове. Часто он ей снился, и она просыпалась в слезах в своей одинокой и холодной постели.

Ей очень хотелось, чтобы он ее просто любил. Любил, как прежде, не говоря об этом, но позволяя своей заботой чувствовать эту любовь на своей коже и в своём сердце. Без него она словно потеряла свой рай, своё пристанище. Теперь даже самое важное не имело смысла. Но даже без смысла она старалась выжить, цепляясь за совсем мизерные остатки своей надежды. Надежды на то, что однажды все будет хорошо…

Ей сложно было сознаться самой себе в том, что он от нее просто отказался.