– Всенепременно! – охотно пообещал милый друг, я хмыкнула, – во сколько закончите? Может, встречу и прошвырнёмся куда-нибудь? Я соскучился…

– А работа? – удивилась, зная прекрасно об его полном рабочем дне, загруженном графике.

– Да там аврал, в здании прорвало канализацию, всех распустили по домам, ибо дышать нечем, впору от смрадного духа в обморок валиться. Так что я свободен. Давай в кафе посидим?

Я спешно прикинула в голове свой скромный бюджет, и настроение ушло в минус.

– Может быть… Слушай, Лёш, извини, но мне ещё повторить бы надо лекции. Жди к трём у входа в универ.

– Договорились!

Минуя привычные сюсюканья и нежные прощания, я отсоединилась и тупо уставилась в стол. Перед глазами его поверхность расплылась. Планировала сегодня купить себе кеды, очень удобные, а то в одних и тех же туфлях порядком надоело, постоянно ими ноги натираю, да и вообще…хочется чего-то нового. Но, видимо, не получится, не в этот раз. Один поход в кафе лишит меня этой возможности. Ладно, потерплю уж до следующей получки, которая теперь не скоро из-за сессии. Мы ведь с Лёшей и впрямь редко видимся, графики наших жизненных ритмов работы-учёбы нечасто пересекаются в удобном виде. Да ещё и в последнее время я и так несколько раз отказывалась от встреч: не было совершенно настроения и самочувствие оставляло желать лучшего – наверное, весенний авитаминоз накрыл. Скорее бы уже купить квартиру, где мы могли бы жить вместе, не придумывая мучительно, где в очередной раз встретиться, у кого из друзей попросить ключи, чтоб уединиться, потому что у меня дома концлагерь, а у него – больные родители, которым, кстати, я ещё не была представлена.

Глянула на часы и охнула: осталось около пяти минут! Выхватила тетрадь с конспектами и принялась судорожно листать, отодвинув сумку в сторону. Просто красота с моей головой, совсем ничего не помню.

Боковым зрением заметила под локтём что-то серое, непонятное, машинально двинула рукой и смахнула на пол. Наклонилась, подняла и оцепенела, всматриваясь в визитку Олега: просто имя, просто номер телефона, ничего лишнего. Но, как она у меня очутилась? Явно выпала сейчас из сумки. А когда он успел туда её сунуть? Ничего не понимаю. Помню ясно, пока выбиралась из машины, он всё так же растерянно держал её в руке, глядя вслед. Наружу точно не выходил…

Я постучала пальцами по столу задумчиво, ощупала картонный ламинированный квадратик: явно не плод моего воображения. Вновь рассеянно вспомнила о лекциях – немудрено, вся группа вокруг усиленно шелестела конспектами, ребята повторяли, монотонно бубня.

Пожала плечами, зачем-то сунула визитку в нагрудный карман джинсовой куртки и с облегчением мгновенно забыла об её существовании, окунувшись в зубрёжку.

* * *

Полуденное солнце неприятно ослепило, едва я покинула двери университета. Слёзы мгновенно навернулись на глаза, и не только от жгучих лучей, да на душе кошки скребли. Пупс зверствовал всю пару, в немилость попали даже отъявленные любимчики… Весной не только у душевнобольных обостряются расстройства и случаются рецидивы, но и просто у людей неуравновешенных.

Короче, зачёт завалила. Не повезло попасть в последнюю пятёрку, когда нервы милейшего Дениса Руслановича сдали окончательно, и он метал неуды направо и налево. Пересдача теперь лишь в понедельник, принципиальный преподаватель категорически не согласился на субботнюю встречу, сославшись на занятость. Ага, знаем мы эту занятость, именуемую вредностью. Чтоб студентам выходные малиной не показались, дабы зубрили, ночей не спали, а о развлечениях даже не помышляли.

Оттого вид сияющего, как начищенный пятак, Алексея, бодро шагающего навстречу, вовсе не порадовал, а даже пробудил в душе глухое раздражение. Может быть весеннему психозу и я подвластна тоже? Некрасиво и нечестно срывать на любимых людях раздражение, усилием воли натянула улыбку и смахнула слезы.

– Привет…

– Сдала?

– На понедельник перенесли, – соврала ничтоже сумнящеся. Не хочу выслушивать соболезнования и наблюдать скорбный вид сострадающего.

– Вот и здорово! Зря нервничала, – разулыбался Лёшка, – ну что, пошли?

Приобнял за плечи.

– Лёш… слушай, может просто погуляем? Голова что-то болит… – попыталась я отговориться от нежеланного мероприятия, – подышим свежим воздухом.

– Так можно совместить, – пожал плечами парень, – посидим вон там, в открытом кафе, чего ноги топтать? Я не успел позавтракать.

Ну, замечательно… Краем глаза наблюдала, как любимый закуривает (только дорогие сигареты!), машинально вдохнула дым и в виске запульсировала придуманная мной минуту назад и материализовавшаяся боль, а внутри вновь заклубилось, набирая силу, глухое раздражение.

– Не кури… – буркнула недовольно.

– Ты чего? – удивился Лёшка.

– Голова! Воняет как…

– Так не дыши… – обиделся он, надулся, похожий на большого ребёнка, отошёл.

Глядя, как он укоризненно шагает к столикам под тентом, мне вдруг совершенно неожиданно, нестерпимо захотелось повернуться и уйти прочь. Бросить всё, плюнуть на последствия, просто уйти куда-нибудь… Страстно захотелось рядом человека, который обнимет, молча прижмёт к груди, и без слов станет тепло и надёжно. Который не будет курить в лицо, когда мне плохо, хоть иногда считаясь с моим желанием, а не только с собственными. Захотелось перестать всю жизнь нянчиться с мужским самолюбием, а вот чтоб со мной понянчились. Поняли без слов, успокоили, что-то решили за меня, преподнесли так, чтоб все беды показались несущественным пустяком.

Но отчего-то привычно поплелась следом, твердя под нос «Лучше синица в руках, чем журавль в облаках…». Алексей стоял в стороне и курил, бросая на меня искоса взгляд, выражающий всю глубину его разочарования в любимой женщине, которая вместо того, чтоб накормить мужа, смеет делать замечания: что можно, а чего нельзя, придираться к мелочам.

Поняв, что моё самочувствие – исключительно моя проблема, я вздохнула, подавляя обиду, отправилась внутрь, к стойке, делать заказ.

Небольшой зал кафетерия был почти полностью занят, полдень пятницы, многие уже мечтают об окончании рабочего дня и продлевают себе обеденный перерыв. Хорошо им, а кое кто без выходных вкалывает…

За стойкой никого не было, взяв коричневую папочку меню, принялась рассеянно листать, размышляя, что понравилось бы на сей раз моему ненаглядному. В выборе лучше не ошибиться, не дать нового повода для обид.

– Эй, красавица! – возглас с лёгким акцентом заставил машинально обернуться.

За столиком неподалёку расположилась компания: трое парней кавказской внешности и две девушки.

– Такая замечательная, необычная девушка – и одна будет обедать? – весело проговорил симпатичный парень с пронзительно чёрными глазами, – составь нам компанию!

– Я не одна, – голос дрогнул.

– Да? – парень растерянно заозирался, выглянул в окно, – с подружкой?

– С любимым человеком!

– И где же он? – недоумённо наклонил голову незнакомец, – почему сам не заказывает? Такая девушка должна отдыхать и наслаждаться жизнью, а не бегать…

– Что-нибудь выбрали? – позвала вернувшаяся барменша.

Я посмотрела в её равнодушные, безэмоциональные, ехидно прищуренные (слышала наш разговор) глаза и… вдруг захлопнула папку. Как же в этот момент захотелось громко выматериться, плюнуть на всё и подсесть к этой пирующей компании. Парень всё ещё выжидающе смотрел в мою сторону. И снова, самым последним усилием воли, взяла себя в руки и, избегая взглядов других посетителей, опрометью выскочила на улицу.

Алексей сидел, вальяжно развалясь, за столиком, брезгливо смахивая с него невидимые соринки.

Вся дрожа от непонятного порыва, я быстрым шагом подошла и встала, как вкопанная

– Ну? Чего заказала? – всё ещё демонстративно обиженно спросил он.

– НИ-ЧЕ-ГО! – отчеканила зло, – знаешь, дорогой, я тебе не служанка, чтоб бегать и приносить! Хочешь есть – иди сам. Мне вообще по барабану, я сюда не рвалась…

– Тихо-тихо… – Лёша испуганно подскочил, – что с тобой, Лизонька?

Доселе он ещё не видел меня в такой ярости. И на глаза совсем некстати снова навернулись слёзы. Меня затрясло, еле сдерживалась, чтоб не разрыдаться и не извергнуть из себя истерикой накопившееся напряжение.

– Прости, дорогая, конечно же, сядь, отдохни… Я сейчас сам всё сделаю… – залепетал любимый.

Осторожно приблизился, как к фарфоровой статуэтке, но смертельно ядовитой, протянул руки, только прикоснуться не осмеливался, очевидно, опасаясь следующего приступа гнева. И я сама бросилась к нему в объятия.

Алексей растерянно обнял, прижал к себе, не зная, что сказать. А я и была благодарна ему сейчас именно за молчание. Просто расплакалась, навзрыд, вцепившись в парня, как в спасительную соломинку, не задумываясь о том, как выгляжу со стороны.

Что со мной происходит, с чего сорвалась? Ведь и раньше случались проблемы с учёбой, бывало и пострашнее. А сейчас жизнь на мгновение какой-то беспросветной показалась. Смешно даже помыслить – всё бросить и уйти… куда? От жизни вполне возможно, но от себя самой? Что так сбило с толку?

– Прости, Лёш… – отрыдав, хлюпая носом, жарко прошептала парню на ухо, – не знаю, что на меня нашло. Прости, любимый.

Парень тихонько облегчённо вздохнул.

* * *

Домой вернулась только под вечер с, в полную силу разыгравшейся, головной болью. С Лёшей распрощались в центре, он никогда не провожал меня до самого дома, отсюда ему было далековато возвращаться к себе.

Морщась от злосчастной мигрени, ввалилась в квартиру, любимый ранее запах жаренной рыбы, приготовленной к ужину, ворвавшись в мозг, только ещё больше растеребил, усугубил и без того отвратительное самочувствие. Накатила противная тошнота

– Лизавета! – отец, шурша газетой, махнул из кухни, – чего припозднилась? Давай-ка за стол.

– Спасибо, я не голодная, мы с Лёшей в кафе были, – пояснила разуваясь и всё-таки шагая на голос.

Мама, как обычно, совмещала ужин с заполнением рабочих бумаг. Их ворох занял добрую половину стола, папа сиротливо жался с краю. Оторвала взгляд и, строго поджав губы, констатировала:

– Ужинать нужно дома, только деньги тратить по кафешкам!

«С удовольствием бы…» – уныло подумала я, потирая виски.

– Как дела в университете, сдала зачёт?

– Нет, – обречённо проговорила, – Пупс снова был не в духе. В понедельник сдам.

– Преподаватель виноват в том, что ты не смогла ответить? – мама вздёрнула брови, голос обжег льдом: она неимоверна строга ко всему, что касается моей учебы.

– Мама, он срезает нас, когда настроение плохое, что, в первый раз что ли? Вот проблему нашла…

Я прошла в ванную, принялась намыливать руки. Не спеша, потому что за закрытой дверью родительские нотации звучали приглушенно и не так раздражали слух.

– Проблема не в нём, а в том, что ты так легкомысленно относишься к учёбе! – отчеканила мать, – думаешь, выйдешь замуж и осядешь дома? Так муж тебя очень быстро бросит.

Я прямо физически ощутила тоску папы, выразившуюся в этот миг во вздохе. Он бы с удовольствием согласился на такой вариант в своей семье, но мама была непробиваемо устремлена на карьеру и статус домохозяйки не воспринимала категорически. Потому, даже дома, в редкие, свободные минутки, всегда бывала с головой погружена в дела, если не в бумаги, то думала о них беспрестанно. Удивительно, и как только она вообще так лояльно выделила время на то, чтоб родить меня? Потом же за воспитание взялась бабушка.

В своей семье я с детства всегда сильнее тянулась к папе, он мягче, человечнее, более домашний. С ним и поговорить можно, а не только выслушать неоспоримую точку зрения. Однако это возможно лишь наедине. Стоит рядом появиться маме, он меняется на глазах: всячески её поддерживает, даже тон перенимает, ни разу не возразил жене. В лучшем случае, просто молчит, вот как сейчас.

– Лёша любит меня не за образование и статус, а… – начала оправдываться я, ощущая всю нелепость этого занятия, – к тому же я не карьеристка…

– Будешь рожать детей и сидеть с ними дома? – язвительно хмыкнула мама.

Её пронзительный тонкий голос ржавой пилой проникал сквозь стены, полосовал мой воспалённый мозг, и больше не в силах выдерживать, желая пресечь дальнейший спор, я сорвалась, сама того не желая:

– Мне придётся сидеть с детьми, бабушка умерла, а бабушке моих деток просто будет не до них, что поделать!

Выскочила из ванной, не дожидаясь ответа, хлопнула дверью и убежала к себе в комнату.

Мама, похоже, остолбенела от такого отпора. Через некоторое время я услышала бубнящие с надрывом звуки, она что-то яростно выговаривала отцу, Но самое главное – меня не трогают!

* * *

В своей маленькой, пару лет назад обклеенной небесно-голубыми обоями и уставленной неприхотливыми домашними бабушкиными цветами, комнате, я зажгла приглушённый свет, сбросила на стул куртку и устало улеглась на кровать. Подумала было о том, чтоб взять конспекты и создать хотя бы видимость учебы (на случай, если кому-то вздумается полюбопытствовать), но вот незадача: конспекты остались в пакете, в прихожей, а двигаться не возникло ни малейшего желания.

Закрыла глаза, чтоб лишний раз не напрягать их, провоцируя очередные приступы головной боли, выгнала все мысли из головы, погрузившись моментально в некое подобие дремоты. От нагревающейся лампы по комнате кругами расходился аромат апельсинового масла…

«…Под ногами край крыши, а там, внизу, повсюду насколько хватает взгляда – раскинулся наш город. Причудливые облака зелёных крон деревьев замерли над дворами, укрывая их своей тенью, серые крыши скромных пятиэтажек робко выглядывают из-под листвы, а там, на горизонте, серой чертой отсекает городской сектор от пригородного железнодорожная насыпь с тонкими линиями рельс. Рядом – соседняя девятиэтажка, вторая и последняя, на весь город.

Ликующее ощущение свободы! Ни головокружения, ни боязни высоты, ни страха невзначай оступиться. Стою и – «весь мир у ног моих». Где-то там внизу «муравьишками» передвигаются люди, не видят меня, не подозревают, что сейчас творится в моей душе.

Ласковые закатные лучи обнимают, разжигая внутри тоскливое, странное, жгучее желание, подобно тому, что овладевает волком при полной луне. Невыразимая тяга, влечение к чему-то, мне неизвестному. И безумное желание… лететь.

Но я не двигаюсь. Любуюсь оранжевым шариком, огненными всполохами красиво расцветившим небо, улыбаюсь счастливо: вслед за тоской нежданная эйфория окутала душу, вскружила, как кружит голову аромат прекрасных духов, заворожила. Я сама уже не знаю, чего хочу и для чего нахожусь здесь…

И в этот момент замечаю на соседней крыше пару силуэтов. Парень и девушка. Они стоят рядом, рука об руку – есть что-то торжественное в их позе – и так же, с жадным наслаждением вглядываются в последние закатные лучи, пьют их.

Мысленно робко тянусь к ним с легким интересом и в этот момент, словно ощутив порыв, парочка дружно оборачивается и наши взгляды встречаются. Так далеко друг от друга, что лиц толком не рассмотреть, но ярким красным пятном алеет кофточка девушки, приветственно вскинувшей руку…»

И вдруг все помутнело, а когда обрело четкость – обнаружила, что лежу на кровати, уставившись в хорошо знакомый потолок. За окном комнаты виднеется соседний дом и отсюда, с моего пятого этажа, открывается прекрасный обзор на его крышу. Закатные лучи мягко освещают её и стену дома, а у самой кромки что-то ярко краснеет…

Поморщившись, чтоб смахнуть наваждение, не желая верить глазам, я медленно встала и мягко, ощущая слабость в ногах, подошла к окну, отодвинула тюль.

Де жа вю. Девушка стояла там же, а чуть поодаль мужская фигура. Что они делают на крыше?

Отсюда можно было гораздо лучше рассмотреть их, чем в сновидении, я жадно вглядывалась, замерев в оцепенении от нереальности происходящего, в какой-то миг стало вдруг страшно от нелепой мысли: сейчас она сделает шаг и… Но девушка не двигалась и будто не замечая любопытную меня, вполоборота подставляла, щурясь в упоении лицо закатному солнышку. Наслаждалась, как наслаждается кошка первыми весенними, проглянувшими из-за зимних туч, лучами, будто бы набираясь сил.

Опершись всем телом о подоконник, я почти не дышала.

И тут девушка заметила меня. И, улыбнувшись широко, открыто, как близкому другу, помахала весело рукой. А потом размашисто начертила в воздухе какой-то знак, смутно знакомый, и снова рассмеялась, кивнула… Мне показалось, что услышала звенящий колокольчик её смеха.

Резко разорвавшая тишину мелодия мобильника вернула меня в реальность.

Девушки на крыше не было. Там вообще не наблюдалось никого, кроме голубей, устраивающихся на ночлег, выглядывающих из чердачного окошка…

– Что за… – пробормотала растеряно, смущенно, рассерженная на ударивший по нервам телефон.

Ещё раз глянула с опаской на пустую соседнюю крышу (и померещится же!), задёрнула тюль, подумала секунду – и шторы тоже. А потом выудила из кармана брошенной на стул куртки надрывающийся мобильный и ответила хмуро:

– Слушаю.

– Лизка, привет! – жизнерадостно защебетала трубка голосом давней и хорошей подруги Оксаны, – как твоё ничего?

– Совсем ничего… – и только в этот момент я поняла, что совершенно прошла головная боль. В связи с этим непроизвольно улыбнулась. А перед глазами отчего-то встал знак, начерченный девушкой-виденьем…

– Слушай, в Москве в это воскресенье будет проходить концерт Лары Фабиан, я тебе с утра не могла дозвониться, а сама только вчера узнала! Ромка сюрприз хотел сделать, молчал зараза, билеты уже забронировал нам всем, присоединишься? Выезжаем завтра с утра.

У меня в глазах вмиг потемнело от радостного возбуждения, это же давняя мечта: побывать на концерте любимой певицы. И она, кажется, имеет возможность осуществиться! И ничего, что на машине ехать до ого-го-где-находящейся Москвы почти 10 часов, это всё такие мелочи в сравнении с тем, что я услышу её «живьём»! А повезёт нас Оксанкин молодой человек Роман. Узнала, однако, цену билета и на меня снова обрушилась темнота – на этот раз от обиды и разочарования. Я никаким образом не могла сейчас достать такую сумму…

– Лиз, займи у кого-нибудь, у родителей, наконец! Ты что, такой шанс редко выпадает, – кричала Оксана в трубку, – мы с Ромчиком решили отпуском пожертвовать, все накопления вложили. Но это того стоит, отпуск каждый год, а Ларочка… да что говорить, сама понимаешь.

– Родители не дадут, – тускло прошептала в трубку, захотелось зареветь.