– Благодарю, профессор, за Ваше беспокойство обо мне. Однако, я думаю, смогу постоять за себя и без мифических убийц. Я обязательно приму Ваши предостережения к сведению, – и, продолжая улыбаться, поклонился. Затем положил крюк на стол, откинул назад упавшие на лицо волосы, выпрямился, и вышел из класса.
Профессор посмотрел ему вслед и покачал головой. Хорек подбежал к учителю, попытался вскочить на стол. Не смог допрыгнуть до верха, повис на краю, отчаянно перебирая задними лапами. Запищал.
– Ну, что ты снова здесь копошишься? – спросил профессор и помог зверьку забраться. Хорек пробежал по столу, обнюхал крюк и недовольно фыркнул.
***
Через семь дней у студентов состоялся экзамен по руническому письму. Виконт Вига да Карманьона отсутствовал. Когда Бульгарус Николада спросил у главы класса, куда запропастился виконт, тот пожал плечами:
– Он уже второй день не ходит на занятия, профессор.
Профессор пообедал, причем выпил янтарной браги на пол-кувшина больше, чем обычно. Затем принял экзамен у еще трех групп студентов, большинству выставил отвратительные оценки и отправил на пересдачу. Вечером он отправил слугу с Вонючкой домой, выпил еще пару стаканов янтарной браги. Вышел из Магистрариума и кликнул ялик. Лодочнику сказал:
– Отвези-ка меня, милейший, на улицу Дорсодуро.
На этой улочке располагался особняк семейства Карманьона.
А затем профессор задремал, опустив большую овальную голову на грудь. Повязка на глазу немного спустилась вниз.
Ялик тихо плыл по каналам, а вокруг на берегах тесно лепились друг к другу двух- и трехэтажные дома. Через два столетия после образования Вецерунии город насчитывал около миллиона жителей. Два раза в год здесь проводили карнавалы, посвященные богу моря Вецеруне. Ближайший карнавал должен пройти через месяц.
От ялика расходились едва заметные волны. Вода плескалась о бортики каналов. Шест лодочника облепили речные водоросли. Профессор всхрапнул.
– Приехали, господин, – сказал лодочник, и тронул пассажира за плечо.
Бульгарус Николада, кряхтя, вылез из лодки. Взошел с канала по ступенькам на улицу, мощеную булыжником.
Стемнело, фонарщики ходили по городу и зажигали масляные фонари.
Профессор подошел к четырехэтажному зданию, самому высокому на улице. Постучал. Никто не открывал. В здании царила тишина.
Профессор открыл незапертую дверь и вошел. Внутри темно. Бульгарус Николада прошел по коридору, споткнулся о ступеньки. Выругался. И услышал наверху звуки. Кто-то разговаривал.
Профессор поднялся на второй этаж. Звуки шли с третьего. Он прошел выше, прошел коридором и вошел в комнату, откуда доносились звуки.
Посередине комнаты большой стол, около двух десятков стульев. Окна во всю стену. У стены камин, в нем тлели угли. Возле камина кресла. В одном сидел виконт Вига да Карманьона и глядел на собеседника. В другом – седой мужчина в грязном старом плаще, вытянув босые ноги на холодном каменном полу. Профессор узнал графа Кастеля да Карманьона, отца виконта. Граф покачивал головой, и говорил:
– Хватит, Ромитбал. Прекрати, Ромитбал. Не надо, Ромитбал.
Отец и сын не обратили на профессора внимания.
– Что случилось, виконт? – спросил Бульгарус Николада.
Виконт повернулся к профессору, и тот заметил, что по щекам юноши текут слезы.
– Мы обнаружили его вчера в таком состоянии, – ответил виконт. – Лежал на берегу канала в паре кварталов отсюда. Старая одежда, непонятно откуда взялась. Твердит про Ромитбала, не умолкает. Врачи не могут понять, что случилось.
– Весьма прискорбно, – сказал профессор.
– Это не все, профессор. Они убили матушку и сестру. Их зарезали ночью в собственных спальнях.
Профессор покачал головой.
– Я слышал, что проконсул открыто поддержал проект семейства Самарра о войне с Гальбанией. В таких случаях противники нового курса уничтожаются. Это ритуал "очищения грязных вод". Ваше семейство подвергнуто показательной порке, виконт. Сожалею.
– А еще пропала моя невеста. Зачем она им понадобилась?
– Сынок, твоя жизнь тоже под угрозой. Разум графа отравлен галлюциногенными ядами. Невесту ты, скорее всего, больше не увидишь.
Виконт встал и подошел к окну. На боку шевельнулась шпага. Ветер шевелил густые волосы.
– Вы были правы, профессор. Они все покинули нас. Друзья семейства не отвечают на мои просьбы о помощи. Мои товарищи заявили, что не знают меня. А ведь они каждый день гостили в нашем особняке.
Профессор подошел к юноше.
– Уходите из Вецерунии. Вам надо затаиться.
Юноша покачал головой.
– Я не уйду, пока жив отец. И пока не отыщу невесту.
Профессор вздохнул.
– По крайней мере, возьмите это, – и выложил на стол крюк. – Если решите обратиться за помощью, найдите лавку старьевщика Золо в Старом городе. Они помогут.
Потрепал юношу по плечу.
– Жаль, что все так обернулось. Вы подавали большие надежды, виконт да Карманьона.
И вышел из комнаты.
Старый граф продолжал умолять Ромитбала.
***
Спустя день после смерти графа Кастеля да Карманьона от нервного расстройства в постоялом дворе на улице Гнилых яблок пожилой работник мастерской по пошиву парусины встал из-за стола после сытного ужина. Его звали Якоби Фротест. Он только что отведал жареных голубей с тушеной капустой. Был он тучен, голова наполовину бритая, походкой напоминал жреца храма бога Вецеруна. Якоби вышел со двора, забрался на лодку, привязанную у берега. Потихоньку поплыл по каналу.
Стемнело. Мимо с тихим плеском проплывали другие лодки.
Под мостом Трех золотых копыт со дна ялика, откинув мешковину, поднялся юноша. В руке обнаженная шпага. Стараясь сохранить равновесие, он неуклюже попытался ткнуть шпагой Якоби.
Фротест ничуть не удивился. Вытащил шест из воды, отбил шпагу, другим концом ударил глупого юнца по макушке.
– А я тебя потерял, малыш Вига. Молодец, что сам пришел ко мне. Ложись на днище, я аккуратно перережу тебе глотку. Как твоей матери, сестре и невесте.
Юноша от удара уселся на днище, хлопая глазами. Якоби положил шест в воду, достал из-за пояса кинжал с узким клинком. Обычно он прятал его под фартуком работника мастерской. Якоби нравилась неспешная работа по пошиву парусов. Но и ремесло наемного убийцы ему также было по душе. Вдобавок приносило хорошие деньги, которые он под проценты хранил в банковском доме семейства Кордова.
Юноша опомнился. Лодка медленно плыла по каналу. Темно.
Фротест придвинулся к жертве.
Юноша вскочил с места и бросился на Якоби. Успел перехватить руку с кинжалом. Якоби ударил его головой в лицо, повалил-таки на днище. Лодка ходила ходуном.
Якоби, тяжело дыша, навис над виконтом, держа кинжал обеими руками. Юноша отчаянно сопротивлялся.
– Скоро ты увидишься со своим тупоголовым отцом, малыш Вига, – прошептал ему Якоби. – Передавай ему пламенный привет от семейства Самарра.
Тогда виконт вдруг ослабил хватку и рванул руку вверх. Кинжал легко вошел ему в плечо. Юноша застонал.
И тут Якоби ощутил боль в боку. Что за шутки? Оказывается, виконт успел левой рукой вонзить ему в бок крюк.
Сердце Якоби бешено заколотилось. Он повалился на днище ялика рядом с виконтом. Рот наполнился горькой желчью. Якоби не мог выговорить и слова, только хрипел. Вся кровь внутри будто вскипела и грозила выплеснуться наружу из вен.
Юноша принял сидячее положение. Вырвал кинжал из плеча, зажал рану рукой. Сказал, отдуваясь:
– Я бы с радостью, но, похоже, сегодня ты первый пойдешь в преисподнюю. Жди там семейство Самарра, и передавай им приветы от Амрака. Они тоже скоро попадут туда.
Якоби закрыл глаза и затрясся всем телом. Виконт осторожно подобрал крюк и направил лодку к краю канала.
Враг государства
В степи жарко. Нещадно палил белое светило Гелион – даркуты называли его Тэйангом. А голубой Фебий скрылся за красными облаками. Кочевники его тоже называли как-то иначе, переводчик говорил, да только Трипто забыл.
Трипто ехал в ставку каана, повелителя всех даркутов. Высокий, бородатый, смуглый от загара мужчина в белом хитоне. Два месяца назад во сне ему явилась богиня Деумирия, и приказала прибыть сюда, в край свирепых варваров.
– Настало время превратить эти земли в плодородные поля, – сказала богиня. – Используй свой дар, но будь осторожен. Дикие иноземцы поклоняются другим богам. Они могут лишить тебя жизни или продать в рабство. Там моя защита ослабнет.
– Я жрец лучезарной богини, – ответил во сне Трипто. – И во славу ее пойду хоть на край света.
И вот он здесь, в стране кочевников, как гласят легенды, с каменными головами. Слава чудотворца бежала впереди – степняки с любопытством глазели на человека, способного выращивать растения взмахом руки. Это спасало его от поединка с даркутом или плена.
Трипто уже бывал в поселениях даркутов, которые они называли аилами. Насмотрелся на их обычаи. Как малые дети, в самом деле. Из-за косого взгляда или неосторожно брошенного слова они с готовностью перерезали друг другу глотки. С младенчества держа лук в руках, на скаку пускали стрелы в центр мишени. Рубились халади, мечом с двумя клинками.
В то же время добродушные и веселые люди. Шутки грубые, но смешные. А еще даркуты любили петь. Конечно, чего еще делать, когда пасешь овцебыков. Музыку извлекали из примитивного инструмента дунбурра, похожего на лиру. Пять струн натянуты на длинный корпус из дерева.
Ставка хаана скрывалась за холмами, покрытыми синей травой. Огромное стойбище, размерами с небольшой город. В небо тянулись многочисленные дымы от костров.
Трипто сидел в коляске скрипучей колесницы. Ее тянули зуброны. Рядом на антилопах-гаурах ехали слуга и переводчик.
На носу даркутских антилоп к моменту взросления появлялись гигантские кожные наросты, похожие на морские раковины. Гауры выдували через них воздух и издавали трубный рев. Звук разносился далеко вокруг. Когда Трипто услышал рев впервые, чуть не осел на землю. А потом ничего, привык.
Они проехали еще немного, и взобрались на пологие холмы. Перед ними открылась ставка каана.
Повсюду стояли кибитки, полукруглые жилища кочевников. Вокруг паслись стада овцебыков, зубронов и гауров. Кибитки каана и приближенных к нему людей, высокие, белые, с знаменами на копьях у входа, стояли в центре стойбища.
На подъезде к ставке, путников встретили бори, гвардейцы каана. Переводчик рассказывал, что для того, чтобы стать бори, даркуту нужно в одиночку победить пять обычных воинов.
Всадники сопроводили Трипто к каану. Его спутники ехали рядом. Даркуты стояли возле кибиток и рассматривали приезжих.
Трипто сошел с колесницы, опираясь на посох из кизила, красного дерева и подошел к огромному куполу кибитки. Перед входом в кибитку каана стояли бори, и верховный шаман, уже пожилой, с высохшим морщинистым лицом, облаченный в вонючие звериные шкуры. Он рассказывал даркутам о воле Тэйанга. В руках шаман держал бубен, и изредка потряхивал им. Когда подошли пришельцы, он прервал рассказ, оглядел их с головы до ног.
– Я слышал о тебе, белоликий жрец, – сказал шаман и предупредил. – Если твои боги навредят даркутам, я вырежу твою печень и съем.
– Моя богиня преисполнена любви ко всем людям, – ответил Трипто, выслушав переводчика.
Шаман посмотрел ему в глаза, затем отошел в сторону.
Трипто прошел в кибитку каана. Переводчик шел следом, а слуга остался возле колесницы.
Каан Линх оказался зрелым мужчиной. Массивный, широкоплечий, с узкими пронзительными глазами. Густые черные волосы, усы, борода ковшом. Халат из шерсти черных варрахов, с золотым поясом, стоил целое состояние. От такой одежды не отказался бы и правитель Эфенеса, решил Трипто.
Легкий ветерок веял из круглого верха кибитки. Каан сидел на золотом троне в центре кибитки. За ним гвардейцы бори с копьями. По бокам стояли даркуты в богатых одеждах – советники и министры каана, главы родóв.
Трипто поклонился.
– Приветствую великого каана Линха, правителя необъятной страны Ташт-и-Даркут. Я Трипто, жрец храма богини Деумирии.
Каан выслушал переводчика и кивнул.
– Я слышал, что ты великий кудесник, можешь на глазах превратить росток в дерево. Это правда?
Трипто снова склонил голову.
– Богиня Деумирия в своей бесконечной благости даровала мне такое умение.
– Хорошо, – сказал каан. – После трапезы покажешь свое волшебство.
– Позволь, досточтимый каан, зачитать послание от архонта Эфенеса Данакта Второго.
– Я слушаю, – сказал каан.
Трипто развернул свиток и прочитал послание архонта. После каждой фразы он останавливался и ждал, перевода.
– Почему этот сын шелудивого пса посмел назвать великого каана братом? – спросил один из даркутов у трона, когда Трипто закончил. – Он младше, а значит должен обращаться к каану, как к отцу.
Переводчик перевел и его слова. Это ябгу Судани, высший министр каана. Вспыльчивый и неразумный человек, Трипто о нем наслышан от переводчика.
– Это обычное обращение к государям иноземных держав, – ответил жрец.
Другой даркут, молодой, высокий, мускулистый, в пластинчатых доспехах, с шрамом через лицо, тонко улыбнулся.
– Главное, чтобы архонт не обратился к могучему каану, как к своей сестре или жене, верно? Нас волнует другое. Эфенес поддерживал деньгами и воинами Южный Элам, с которым мы воевали. Перевозил войска эламцев на своих кораблях. А теперь предлагает договор о мирном сосуществовании и ненападении. Как это понимать?
Трипто выслушал переводчика и улыбнулся в ответ.
– Архонт Данакт Второй желает жить в мире с даркутами. Мир приносит процветание, а война разруху. Поэтому Эфенес протягивает руку дружбы.
– Для даркутов нет сладостнее звука, чем шум битвы, – возразил молодой воин. Поверх доспехов он носил плащ из шкуры саблезубого тигра, на пряжке герб бори. Селенг-тархан, начальник гвардии. Один из главных военачальников каана. Умудрился добраться до высокого поста в юном возрасте. Трипто слышал, что для этого нужно победить в смертельной схватке с лучшими бойцами бори.
– Мы обсудим ответ, и сообщим тебе, – сказал каан Линх. – Сейчас пойдем пообедаем, кудесник.
***
Для трапезы Трипто отвели в другую кибитку, еще больше по размерам и усадили на покрывала в середине стола. Не близко к каану, но и не слишком далеко.
Когда переводчик сказал, что Трипто не употребляет мяса, даркуты удивленно зашумели. Кухня кочевников состояла из мясных и молочных продуктов.
– Как человек может обходиться без мяса? – недоверчиво спросил ябгу Судани. – У него ведь выпадут зубы и отсохнут ноги.
– Меня поддерживает сила богини Деумирии, – ответил Трипто.
– Разве из мужчины выйдет воин, если он не ест мяса? – спросил Селенг-тархан. – Как он удержит халади в руке?
– Богиня Деумирия призывает решать споры без оружия, – ответил Трипто.
– А что будет призывает делать богиня, когда на вашу страну нападут враги? Закидывать их кочерыжками от капусты?
Даркуты рассмеялись. Слуги внесли блюда с жареными тушами зубронов и овцебыков. Все приступили к трапезе. Даркуты разрывали горячее мясо на куски голыми руками и кидали в рот. Жирные руки вытирали об одежду. Недалеко от входа сидел старик, и тихонько перебирал струны дунбурры.
Трипто наблюдал за степняками, и ел кислую рассыпчатую сыворотку из молока овцебыков. Запивал водой.
Каан махнул помощнику. Тот объявил:
– В честь кудесника Трипто из далекого Эфенеса, бойцы бори проведут несколько показательных поединков.
В кибитку вошли шесть гвардейцев. Поклонились, встали друг против друга по трое с обнаженными клинками.
Старик быстрее и громче заиграл на дунбурре.
Бойцы разом бросились в схватку. Зазвенели халади – странные мечи с изогнутыми клинками сверху и снизу. Почти сразу двое гвардейцев упали. Одному перерезали горло точным ударом, второму вспороли живот.
Вельможи за столом одобрительно зашумели.
– Поздравляют павших со смертью в бою, – пояснил сидевший рядом переводчик.
– Он же объявил показательные бои, разве нет? – спросил Трипто.
Переводчик кивнул.
– Это и есть показательный поединок. Для развлечения гостей каана. Души павших бойцов прямиком попадают в Верхний мир. Поэтому все радуются.
Трипто покачал головой. В боевой истории его страны много славных страниц. Но все-таки его согражданам лучше не воевать с даркутами.
Поединки, тем временем, уже завершились. На ногах остался только один воин бори. Удивительно, но он остался невредимым, в то время как другие бойцы умирали у его ног, истекая кровью.
– Молодец, Датун, сын Эхно, из рода туле! – крикнул каан Линх. – Твой отец радуется, глядя на тебя с Верхнего мира. Дарю тебе сотню гауров.
Воин поклонился. Вытер окровавленный халади, и вышел из кибитки.
Каан поглядел на Трипто.
– Кудесник из далекой страны! Покажи свое мастерство.
Трипто встал из-за стола.
– Это будет честью для меня, великий каан.
– Проводите его, – велел каан.
Трипто сполоснул руки, взял посох, и вышел вслед за даркутом-сановником. Остальные гости завершили трапезу.
Недалеко от входа в кибитку очистили место для волшебного ритуала. Вбили колышки, обвязали их веревками, получился квадрат. Вскопали землю, насыпали кучки семян, положили саженцы деревьев.
Вокруг квадрата стояли даркуты, целая толпа. Видно, слух о том, что чужеземец будет творить чудеса, мгновенно разошелся по аилу.
Трипто подошел к площадке. Оглянулся. Из кибитки вышел каан Линх, встал неподалеку. Следом тянулись его приближенные. Слуги постелили ковры, принесли трон.
Каан уселся. Селенг-тархан встал рядом, благожелательно улыбался.
Трипто зашел в огороженное место. Поглядел на толпу людей вокруг. Впереди стоял шаман с застывшим лицом.
Трипто отложил посох, встал на колени. Закрыл глаза. Помолился Деумирии.
Даркуты молчали. Только где-то плакал младенец, да ревели антилопы-гауры.
Жрец встал. Подошел к вскопанной земле, осмотрел. В одном месте остались репей и хвощ. Не пойдет, это сорняки. Трипто стукнул посохом о землю, провел рукой над вредной травой.
Даркуты удивленно зашептались. Каан Линх подался вперед на троне, не веря глазам. Сорная трава почернела и увяла. Превратилась в сухие стебли. Легла на землю.
Слуга подошел и вырвал сорняки с корнями. Убрал в сторону. Собрал семена, осмотрел, высыпал в грядки. Взял мотыгу, углубил ямы в земле, посадил саженцы яблони. Отошел за веревки. Оперся о мотыгу, ждал.
Трипто прошептал:
– Мать плодородия Деумирия, даруй свою милость урожаю.
Снова стукнул посохом. Провел рукой над посевами. Подошел к саженцам, поводил ладонью вдоль тонких стволов.
Даркуты снова заговорили, уже громче. Из земли, там где посадили семена, показались маленькие светло-зеленые ростки.
– А деревья? – крикнул шаман.
Трипто слабо улыбнулся.
– Всему свое время. Не торопись, тоже зацветут.
Оперся на посох, поклонился каану.
– С вашего позволения, великий каан, мне требуется отдохнуть. Милость богини Деумирии забирает много сил.
Каан кивнул.
– Ты и вправду кудесник. Иди, отдохни. Эй, кто там, проводите гостя в его кибитку.
Трипто пошел за слугой. Толпа даркутов почтительно расступилась перед жрецом.
***
Поздним вечером Селенг-тархан пришел к каану. В кибитке светили лампы с жиром овцебыков.
О проекте
О подписке