Черная степная трава жесткая после зимы. Стебли кололи через подошву сапог из бизоньей кожи. В земле застыли камни. Тощие искривленные березки едва доставали до груди.

На полпути к Иргилэ Чиун встретил двух пещерных гиен. Они с визгом и рычанием рвали на куски тело подростка лет десяти. Почти нетронутое лицо мертвеца было измазано синей краской.

Полсага спустя Чиун добрался до Иргилэ. Обычное стойбище. Укрыто между холмами. А сколько разговоров дома было…

Кибитки, костры, сизые дымки. Вдалеке пасутся овцебыки и бизоны. Женщин нет. И много ребятишек. Только не бегают, а ходят степенно. Из одежды лишь повязка на бедрах. На пришлого мальчика не обратили внимание.

Чиун подошел к ближайшей кибитке. У порога сидел мужчина с гривой грязных черных волос, собранных в пучок на затылке и точил халади с длинными клинками. На теле накидка из шкуры саблезубого леопарда. Мужчина глянул на Чиуна, махнул рукой в сторону:

– Новичок, не лезь ко мне. Иди к Салуру.

Чиун направился дальше, но у другой кибитки путь преградили двое мальчиков постарше, лет двенадцати.

– А, синее мясцо подвалило. Ты откуда такой взялся, замухреныш? – спросил тот, что справа, ростом, с взрослого. Широкие плечи, толстый живот. Смуглый. Нос картошкой, узкие глазки.

– Гляди, Кынык, у него волосы, как у варраха, – добавил второй. Пониже, тощий, улыбчивый.

Что верно, то верно, вихры у Чиуна в отца, огненно-рыжие. Только у отца всегда аккуратно собраны в косу, а у мальчика вечно торчали в стороны. И характер под стать рыжей плутовке. Мать, когда мыла голову, так и спрашивала: «Кого сегодня обманул, варрахенок мой неугомонный?».

– Мой тэйп кочует у гор Газгерда, – ответил Чиун, разглядывая мальчиков.

– А, так ты еще и вонючий горный козел, – заметил тощий. Улыбнулся шире, хотел добавить еще.

И не успел. Ни один даркут не потерпит, когда о его тэйпе отзываются пренебрежительно. Чиун сделал удивленное лицо, глядя им за спины. Поклонился, сказал:

– Пусть Амай светит ярче, почтенный Салур.

Старая уловка сработала, мальчишки оглянулись. Чиун выхватил калингу с тремя лезвиями, что прятал на груди. Полоснул тощего по удобно подставленной шее. Хотел ударить еще раз и посильнее, но тот успел отскочить.

А вот плотный Кынык, наоборот, бросился на Чиуна. Сбил с ног, придавил руку с калингой. Еще и лбом по лицу приложил. Пришиб бы, наверное, но у Чиуна в левом рукаве был припрятан еще один сюрприз. Остро заточенный гвоздь, украл у кузнеца. Мальчик изловчился, достал железку, хотел ткнуть Кыныка в глаз.

Но им помешали, и растащили в стороны.

Чиун поднялся, утер лицо и огляделся. Вокруг стояли другие подростки, разглядывали драчунов. Рядом с Кыныком стоял бородатый мужчина, среднего роста, в шкурах овцебыка. На поясе рог и свернутый кольцами аркан-болас.

Мужчина ударил Кыныка в лицо. Потом тощего. Тот стоял, зажав кровоточащую шею рукой.

– Это за то, что позволили синеротику ранить вас. Как будете проходить Большое испытание, ума не приложу. Я моргнуть не успею, а вас уже размажут по земле, – посетовал мужчина и поглядел на Чиуна. – А ты, щенок, отдай все оружие. Тебе не сказали, что ли? В драках между учениками нельзя применять оружие.

Чиун пожал плечами. Он слышал о запрете, но предпочел забыть. Отдал мужчине калингу и гвоздь.

– Это все? – спросил мужчина.

Чиун кивнул. В сапоге осталось шило, может еще пригодиться. Стащил у сапожника.

– Смотри, поймаю с оружием, отрежу голову, – пообещал бородач. Осмотрел Чиуна, добавил: – В наказание за проступок пробежишь сегодня сверх нормы десять дополнительных кругов вокруг Иргилэ с халади, луком, катарами и щитом. Пойдешь в стаю Ышбара.

– Мне надо к Салуру, – сказал Чиун.

– А я есть Салур, – ответил мужчина. – Распределяю новичков по стаям. Иди куда сказано, приступай к тренировкам и не сыпь мне соль на хвост.

И закричал на зрителей:

– Чего встали? Приступайте к занятиям. Кто опоздает, заставлю таскать мешок с камнями до темноты.

Подростки разбежались. Кынык, уходя, бросил на Чиуна взгляд и провел большим пальцем по шее.

Салур тоже ушел. Остался один мальчуган, ростом с Чиуна, примерно его возраста, худенький и чумазый. Длинные нестриженые волосы, пытливый взгляд. Плечи в шрамах. Руки в ссадинах.

– Чего тебе? – спросил Чиун.

– Меня зовут Илде. Мне понравилось, как ты чуть не заломил Кыныка. Я никак не могу его побить, – ответил мальчик. – Я тоже из стаи Ышбара. Пойдем, отведу к нему.

Где-то далеко завыли каменные волки. Чиун кивнул, пожал протянутую руку.

***

На следующее утро Чиун проснулся в час кылана. Светила еще не взошли, темно. Холодно. Голодно. Все тело болит.

Накануне Ышбар отобрал одежду, оставил только набедренную повязку и обмотки. Хорошо, Чиун успел закопать шило возле кибитки.

Потом новичок весь день таскал камни, тренировался с халади и арканом. Пробежал пять, а потом и десять, назначенных Салуром, кругов вокруг стана в полном вооружении. Вечером, натянув на кулаки ленты из шкуры гаура, до первого пропущенного удара, дрался по очереди с каждым членом стаи.

Ужина не дали, да и не до того было. Чиун поплелся в кибитку, но Ышбар его прогнал. Оказывается, только взрослые даркуты могли спать в кибитках. Ученики спали снаружи, на ветру. Странно, что отец никогда не рассказывал про это. Чиун повалился возле порога и уснул.

Наутро мальчик не мог пошевелиться. Все лицо опухло от тумаков, еле открыл глаза.

Из кибитки вышел Ышбар. Потянулся, отпихнул Чиуна ногой, пошел куда-то.

– Эй, – прошептал рядом Илде. – Вставай. Скоро общий сбор. Пропустишь, тебе могут отрезать голову и бросить гиенам.

Чиун продолжал лежать.

– Тебе повезло. Сегодня стая Барака проходит Большое испытание. Поэтому для остальных стай будут просто маневры на бизонах.

Чиун поднял голову и сел. Поморщился от боли. Стонать нельзя, это позор для всего тэйпа, Чиуна сразу выгонят из стана.

– На, попробуй, – Илде сунул кусок вяленого мяса и мешочек из кожи гаура. – Это дохлая гарпия. А это соль. Смешай, будет вкусно.

Чиун насыпал щепотку соли на мясо. Съел. Голод отступил.

Где-то в стане протяжно и низко заревел бивень мамонта. Чиун встал. Побрел на звук вслед за Илде и другими учениками.

Всюду неровными рядами стояли кибитки. Земля, истоптанная сотнями ног, превратилась в грязь. Чиун вместе с остальными вышел на огромную прямоугольную площадь в центре стана. У края стоял Салур и держал руками длинный изогнутый бивень мамонта.

– Оставь соль пока у себя. Спрячь в повязку, – продолжал шептать Илде. – Собирай тушки крыс и гарпий, ешь, не брезгуй. А то сдохнешь.

– Знаю, – пробурчал Чиун. – Отец рассказывал.

– Зимой, на козшик месяце, сразу двадцать новичков оголодали и не выдержали, – рассказывал Илде. – Тогда четыре дня подряд тренировали пробежки и пешие бои. Новички легли и не вставали. Салур вымазал им лица синей краской и перерезал глотки.

Мальчики стояли кривым строем, поджимали пальцы ног и потирали озябшие руки. По четырем углам площади из земли торчали копья. Ветер полоскал стяги на их древках.

На небе показался Тэйанг.

Ышбар разговаривал с другими предводителями стай в отдалении. Из строя вышла сотня подростков четырнадцати лет. И толпой двинулись с площади. Впереди шел взрослый мужчина с длинным луком за спиной.

– Стая Барака, – прошептал Илде. – Пошли готовиться к Большому испытанию. Интересно, сколько из них останутся в живых после этого?

Чиун хотел спросить, что такое Большое испытание, но не успел. Растолкав мальчиков из стаи Ышбара, подошли Кынык и его тощий друг.

– В час алет я буду ждать тебя за скалой Кондора, варрахский замухреныш, – сказал Кынык. – Закончим наш разговор.

– Ученикам нельзя драться за пределами Иргилэ, – заметил Илде. – За это строго накажут.

– Ничего, – сказал Чиун. – Из этих тупиц выйдет отличный корм для пещерных гиен. Некого будет наказывать.

К мальчикам подошел Ышбар. Зевнул, махнул рукой:

– Идите за зубронами. Начинайте учения. Тема – прорыв глубокого строя пехоты с помощью бревен. Я подойду к часу саске. За старшего пока будет Кубул.

***

Незадолго до полудня, когда стаю отпустили добывать обед, Чиун пошел к скалам. После скачек на зубронах, огромных быках, боль в теле отступила, изредка напоминая о себе.

Сквозь тучи тускло светил Тэйанг. В небе кружили гарпии. Иногда подлетали к земле, рассматривали мальчика, поджимали когтистые лапы. Густое оперение вокруг их голов напоминало женские волосы.

Чиун полез по камням. Скалы высились вокруг серыми утесами причудливой формы. Одна как голова антилопы с тремя рогами, другая походила на овцебыка. На вершинах скал гнездились гарпии.

Мальчик услышал писк, обошел громадный валун. В расселине лежали птенцы. Голые сморщенные тельца, огромные тяжелые головы. Птенцы беспомощно копошились в трещине и разевали темно-синие клювы.

Из-за камней к птенцам крался горный кот. На кончиках ушей – длинные кисточки. Заметил Чиуна, оскалил клыки.

Мальчик отошел за валун. Птенцы напомнили ему, как гиены рвали на куски вчерашнего мертвеца с синим лицом. У птенцов и учеников одинаковые судьбы. Чиун покачал головой, полез дальше.

Вскоре за грядой скал он заметил высокий утес. Верхняя часть точь-в-точь, как голова хищной птицы, с гребешком поверх клюва. Выступ, похожий на изогнутый клюв, уходил в сторону, и нависал над землей. Под ним свободно мог пройти человек.

– Голова кондора, – прошептал Чиун, и направился к скале.

Кынык вместе с дружком мог явиться сюда пораньше, и устроить ловушку. Но, насколько Чиун разгадал характер врага, тот не способен на изощренную хитрость. Кынык не таясь, сидел бы под скалой, ожидая противника.

Чиун, наоборот, как раз собирался расставить Кыныку западню. Слишком уж сильны недруги. Можно спрятаться в выемке на скале, и сбросить на врагов камни.

Спустя три суткана Чиун, пыхтя, дошел до скалы Кондора. Торопился, чтобы успеть до прихода Кыныка. Хотел спрятаться на другой стороне утеса.

Мальчик зашел под широкий навес в форме клюва. Сюда почти не проникал дневной свет.

Чиун сделал несколько шагов и услышал сверху шорох. Поднял голову.

Прямо над ним к выступу крепилась огромная выпуклая раковина. Гладкая поверхность блекло отражала свет. От раковины вниз тянулась бесформенная темно-серая слизь.

Вмиг накрыла Чиуна, обволокла, потащила наверх. Он пробовал освободить руки, но вязкое покрывало не давало дышать и шевелиться.

Сквозь толщу слизи мальчик увидел, как из-под раковины высунулось длинное тонкое жало. Потянулось к беззащитной жертве. Чиун замычал, задергал руками. Бесполезно.

Жало кольнуло в бедро, но боли Чиун не почувствовал. Жало будто высасывало соки из тела.

А потом липкая хватка ослабла. Мальчик упал на камни, больно ушибив спину и ноги.

Глянул вверх.

Слизь колыхалась под навесом, ее цвет сменился на ярко-красный. Раковина открывалась и тут же захлопывалась. Чиун встал и побежал из-под выступа. Он был голый, набедренная повязка осталась у твари. Все тело липкое от слизи, ноги противно хлюпали.

Когда выбежал, позади раздался грохот. Чиун оглянулся.

Раковина свалилась с выступа на камни. Из нее повсюду растеклась слизь, пучась прозрачными пузырями. Длинное жало изломанным стебельком выглядывало из-под края. На кончике белели крупинки кристаллов.

– Ты как здесь оказался? – спросили сзади.

Чиун опять обернулся. Перед ним стоял мужчина с длинным луком в одной руке. В другой горящая стрела, с нее капал дымящийся жир. Кажется, Барак. Чуть ниже по склону стоял бородатый Салур, за ним толпились подростки.

– Я, это… – попробовал объяснить Чиун. – Пищу искал.

Барак заглянул ему за спину и увидел лежащую на камнях раковину.

– Ты в своем уме, щенок? – спросил снизу Салур. – А если бы наткнулся на ишаяку?

И запнулся, потому что разглядел слизь на теле Чиуна.

Барак прошел мимо мальчика к раковине, пихнул ногой. Раковина закачалась, слизь тошнотворно чавкала.

Салур поднялся к выступу. Барак нагнулся, осмотрел жало. Повернулся, сказал:

– Я не верю своим глазам. Мальчик, откуда ты узнал, что ишаяка не переносит соли?

– Он что, убил ишаяку? – спросил Салур. – Голыми руками, без огня?

– Я искал пищу, – повторил Чиун.

– Ну ты даешь, синий рот! – воскликнул Салур. – Только вчера пришел к нам, а уже прошел Большое испытание.

Подростки удивленно зашептались между собой.

– Тихо, щенки, – поднял руку Салур. – Этот мальчишка прошел испытание за вас. Поэтому я назначаю вам новое испытание. Завтра мы идем на саблезубого тигра. Возвращайтесь в Иргилэ.

Стая Барака гурьбой пошла вниз по камням. Салур и Барак подошли к мальчику.

– Как тебя зовут? – спросил Салур.

– Я Чиун, сын Халька, из рода жарчиутов! – ответил мальчик.

– Молодец, Чиун, сын Халька, – сказал Салур. – Сегодня ты прославил свой род. А теперь, паршивец, дуй в лагерь. В наказание за срыв Большого испытания пробежишь двадцать кругов вокруг стана в полном вооружении.

Чиун кивнул, мысленно проклиная Салура.

– Чего застыл? – спросил Барак. – Иди в Иргилэ.

Мальчик помчался по склону. Слизь на теле высохла и стягивала кожу.

Пробежав немного, Чиун оглянулся. Взрослые скрылись под выступом. Наверное, опять пошли осматривать раковину.

Чиун перевел дух и пошел медленнее. Мальчики из стаи Барака с радостными визгами бежали между скалами.

За большим валуном Чиун обнаружил Кыныка и его тощего дружка. Они прятались от взрослых.

– Ты что, и вправду убил ишаяку? – спросил Кынык, скривив рот.

Чиун кивнул.

– Ого, – тощий широко раскрыл глаза и поднял брови. На шее грязная повязка. – В прошлый раз тварь перебила пол-стаи Инвара.

Кынык опустил взгляд, помолчал. Потом почесал кончик носа, глянул на Чиуна исподлобья, и протянул руку.

– Мы были неправы, синеротик из Газгерда. Ты храбрый. Мир?

Друзья в Иргилэ всегда пригодятся. Поэтому Чиун кивнул, и пожал руку.

Подростки вместе пошли в стан.

Со скал с криками срывались птенцы гарпий.

Пурпурное платье

Тридцать третьего числа месяца букжан Эймура приехала с торговым караваном под гору Тэйанг-каан. Здесь ежегодно проводили общенародные моления, и для участия в священном ритуале съезжались тысячи даркутов со всех концов страны.

Купец Моджи, владелец каравана, продавал пурпурные одеяния. Он каждый год разбивал палатку на базарчике у горы. После окончания молений даркуты устраивали семидневный пир, и, не торгуясь, покупали женам богатые подарки. Среди прочего – одежду из пурпура по баснословным ценам. Моджи туго набивал кошели золотом.

Вот уже три года Эймура продавала товары купца. Работать с Моджи хлопотно, но выгодно. Купец хорошо платил ценным работникам.

Родилась Эймура на юге, в далекой стране Терай. Маленькая, тонкая девушка приветливо улыбалась покупателям, то и дело убирая со смуглого лица пряди непослушных черных волос. По обычаям терайцев, она носила в носу золотое кольцо, красила веки в синий цвет. Мужчины-покупатели на базаре слетались на ее звонкий голос, как янтарные бабочки на нектар. Женщины обожали слушать, как Эймура расхваливает достоинства пурпурных нарядов и делится сплетнями о жизни в гареме хараджа.

Эймура любила свободу и не желала подчиняться суровым законам Терай, обрекавшим людей на жизнь в жесткой кастовой системе. Девочка родилась в чарне гончаров. От глины у нее беспрерывно чесался нос и текли слезы. Терайцу нельзя менять ремесло, и отец упорно заставлял ее сидеть у гончарного круга. Когда Эймуре исполнилось шестнадцать, она убежала из дома с бродячей труппой канатоходцев. Через три года в городе Джерамсал на ее возлюбленного местный колдун наложил заклятие. Парень сошел с ума и возомнил себя хищным зверем. Он пытался укусить Эймуру. Старший труппы сказал, что это необратимо. Парень вскоре умрет или действительно превратится в животное. Лучше его прикончить.

Девушка не могла смотреть, как убивают парня, и ушла из балагана. Впоследствии только чудом она избежала цепких лап работорговцев. Затем сменила занятия танцовщицы, акробата и ныряльщицы за жемчугом, пока, наконец, не прибилась к Моджи и вскоре стала его незаменимой помощницей.

Караван прибыл к Тэйанг-каан поздно вечером. Окрестности полны народу. Во мраке непрерывно вопили мужчины и женщины, ревели бизоны и овцебыки, гудели антилопы. Многие даркуты не могли поделить места под кибитки, и вокруг постоянно вспыхивали быстротечные схватки. Побежденный оставался лежать на земле с распоротым горлом, а его семья и имущество переходили победителю. Смерть накануне и во время Дыгыр Даих считалась у даркутов почетной.

Всю ночь Эймура не сомкнула глаз. Помогала распаковывать тюки, натягивать покрывало для палатки, раскладывать товар. Моджи, как приехал, сразу ушел с богатыми подарками, приветствовать знакомых даркутов из свиты Линх-каана.

Подремать удалось только перед рассветом, когда Пинар, которую даркуты называли Малас, почти сошла с неба, уступая место дневным светилам.

Едва рассвело, Моджи растолкал сонных помощников.

– Вставайте, не время дрыхнуть. Я хочу, чтобы сегодня все золото даркутов перетекло в мои карманы.

Эймура уже была на ногах. Вышла из палатки.

Стоянка для торговцев расположилась далеко от священной горы. Но это не мешало благоговеть перед святыней. Тэйанг-каан стояла в степи в гордом одиночестве, никаких других гор поблизости, только небольшие скалы. Острый пик пронзал розовое небо. Эймура неотрывно смотрела на вершину, потом шумно выдохнула и сказала:

– Как же она прекрасна!

Моджи за спиной откликнулся:

– Это точно. Не устаю любоваться. Притягивает взгляд.

Эймура оглянулась на купца. Невысокий полный мужчина в шелковом фиолетовом халате. На ногах легкие сапожки. По щекам стекал пот.

Моджи помолчал, и добавил:

– Похожа на вставшего на дыбы мамонта.

Странно, Эймуре гора напоминала человеческий кулак с вытянутым вверх указательным пальцем. Впрочем, она слышала, что каждый видит гору по-своему.

Мимо стоянки каравана проезжали даркуты, семьями и поодиночке. Не доходя до горы, слезали с бизонов и антилоп, падали на колени, и ползли к горе, читая молитвы. Мужчины добирались до подножия, а женщины с младенцами оставались дальше. Вокруг горы колыхалось целое море коленопреклоненных даркутов.

– Все, за работу, – скомандовал Моджи. – Моления уже начались. После полудня, когда светила встанут в один ряд, даркуты будут делать жертвоприношения. Вечером начнется пир.

Эймура помогала таскать товары на раскладные прилавки. Потом вместе с другими помощницами раскладывала ткани и одежды. Вокруг палатки стояли рослые стражники из далекого южного племени гарунга.

Со стороны Тэйанг-каан послышались протяжные песнопения шаманов, звон бубнов и бой барабанов. Шум толпы сразу утих, только изредка ревели бизоны.

Из-под навеса палатки Эймура видела кусочек неба. По небу ползли косматые облака.