…Или кем-то. Катенку не нравилось ощущать этот запах, эти запахи…
Они бывали разными, иногда повторялись в течение какого-то времени, но общее у них имелось – они были чужими. И Семеныч становился чужим: шутил и смеялся, с хорошим аппетитом уплетал ужин, не ложился на диван, не брал айпад и не смотрел телевизор, а сразу шел в спальню, где мгновенно и крепко засыпал.
А в глазах у него искрилось то чужое, чем он пах. В такие вечера Катенку хотелось убежать на улицу, но она не могла открыть дверь, а будить Семеныча своим мяуканием под дверью – ей казалось унижением. Она, кроме мурлыкания или недовольного урчания, никогда не издавала звуков кошачьей речи, считая их примитивными для себя.
Маленькая стрелка на часах показывала на четверку, и мокрый нос коснулся щеки Семеныча. За окном оживало утро. Семеныч открыл глаза и в первые секунды пытался сообразить, где он находится.
Частые командировки, когда он просыпался в гостиницах, и крепкий сон, который внезапно прерывался, постоянно сбивали Семеныча с толку. Но присутствие радостного и вечно неспящего котенка означало дом и кучу времени до начала рабочего дня.
Семеныч вздохнул: скорее всего, он больше не уснет. Виновница раннего пробуждения мгновенно поняла это, встрепенулась и, потеревшись головой о его правую руку, прикусила безымянный палец чуть ниже массивного кольца с треснутым сапфиром. Катенок этот палец то ли выделяла своим вниманием из всех остальных, то ли недолюбливала – но то, что он не оставлял ее равнодушным – было заметно невооруженным взглядом по следам от небольших царапин и неглубоких укусов. Семеныч спрятал его в кулак. Катенок, урча, попыталась носом поддеть руку, чтобы все-таки достать палец. Семеныч поддался, и Катенок победно схватилась за кольцо зубами, таща палец вверх.
Семеныч, глядя на возню Катенка, задумался. Вернее, он не совсем еще проснулся, поэтому его мысли были тягучими, медленными и обволакивающими. Необычность того, что он каким-то образом понимает Катенка, со временем стерлась, как любое необычное стирается временем, превращаясь во что-то привычное и естественное.
«Подумаешь, котенок, мало ли таких по дворам бегает? С первого взгляда – обычный котенок. А во второго? Почему на нее хочется смотреть дольше и внимательнее? Что в этих таких некошачьих глазах – волшебного? Даже цвет толком непонятный: синий, голубой, зеленый, серый. Но они притягивают, завораживают, обещают будущее, возвращают в прошлое, меняют настоящее, зовут за собой…» – Семеныч вспомнил, как первое время пытался ее покормить.
…Набрал в супермаркете всевозможных кормов для котят, но Катенок и к миске не подошла. Семеныч налил молока – бесполезно. Сырая рыба, мясо, каша – мимо. Катенок равнодушно отворачивалась, словно это и не являлось едой, и недоуменно поглядывала на Семеныча, точно не понимая, что он от нее хочет. Прошла не одна неделя, как он старательно заполнял миски едой по вечерам, и на следующий день выкидывал все в мусорное ведро. Чем и где питалась Катенок, для Семеныча так и осталось загадкой. Да и лоток с наполнителем для естественных нужд также остался ни разу не тронутым. Эти небольшие странности служили для Семеныча лишним доказательством необычности Катенка. Не раз мелькала мысль запереть ее в квартире на несколько дней и проверить, начнет ли она питаться и ходить в туалет, как нормальные кошки. Но, собираясь по утрам в коридоре, Семеныч наблюдал такое же деловитое поведение и у Катенка, точно она тоже уходила по делам. Это умиляло и останавливало Семеныча от желания запереть Катенка в квартире.
Во время ужина Катенок забиралась к нему на колени, но стоило включить айпад, как она тут же перемещалась на стол. Семеныч признал свою ошибку, что в первый раз не согнал со стола Катенка – но было невероятно смешно наблюдать за тем, как Катенок уставилась на экран и, казалось, с интересом смотрела киноленту. Семеныч тогда нажал на паузу, потому что в комнате зазвонил телефон. Когда он вернулся, Катенок продолжала просмотр фильма. Семеныч опять нажал, остановив показ. Катенок недовольно ткнула носом в центр экрана. Фильм возобновился.
Семеныч тогда улыбнулся:
– Нет. Все-таки ты – непростой котенок.
«Конечно. У простых хотя бы имена бывают», – услышал Семеныч в ответ и оторопел. Он, действительно, так никак и не назвал котенка. Ему и в голову не пришло придумать ей имя. Катенок, казалось, идеально ей подошло.
– У тебя есть имя! – тут же нашелся Семеныч. – Ты не котенок, а Катенок. Чувствуешь разницу?
«Нет», – обиженно отрезала Катенок, продолжив смотреть фильм. Семеныч перенес на стол сковородку с разогретыми свиными отбивными, нарезал хлеб и, взяв вилку с ножом, присел.
Катенок обернулась. Семеныч спонтанно снял с вилки отрезанный кусочек и протянул Катенку на ладони. К его удивлению, она придвинулась и съела кусочек. И потребовала еще. С тех пор, она только так и питалась: с его руки…
– Кофе? – Семеныч встал с постели. Катенок кивнула, и Семеныч расхохотался. Он уже отлично распознавал любое настроение по этой мордочке. Но когда Катенок еще и делала некоторые, почти человеческие движения: кивала, отворачивалась, отводила или опускала глаза, тыкала носом в айпад, толкала его лапой – то все это выглядело поразительно курьезным.
Семеныч налил кофе и вышел на балкон. Катенок важно прошествовала за ним. Дома она всегда ходила за Семенычем, как привязанная. Пока Семеныч курил, Катенок вдыхала запах сигаретного дыма и смотрела на разгорающийся уголек. Семеныч мягко выпустил дым на Катенка. Она, к его удивлению, даже не фыркнула. Прикрыла на миг глазенки и опять уставилась, глядя, как часть сигареты превращается в пепел, как пальцы Семеныча стряхивают отмерший табак вниз.
После Семеныч читал электронную почту на айпаде, а Катенок ходила по столу возле горячей чашки, вдыхая аромат и морща нос. Семеныч вновь засмеялся:
– Сигаретный дым вдыхаешь как родной, а от кофе фыркаешь.
«Кому – что нравится», – обиделась на его смех Катенок. Семеныч посмотрел на нее. Он уже смотрел на нее дольше, и тех взглядов, которые бывали раньше: сквозь и мимо – почти не случалось.
Это означало, что один прекрасно вошел в жизнь другого. И жизнь наполнилась присутствием. Присутствием для Семеныча чего-то очень непонятного, чего-то неизведанного ранее, чего-то иррационального: того, чего не бывает вообще. Не бывает никогда и ни с кем. Конечно же, подобрать кошку, то есть, завести домашнее животное – довольно распространенное явление. Но Семеныч все чаще и чаще старался заглянуть в глазенки Катенка, такие манящие, такие притягивающие. Как зеркальный коридор. Семеныч невольно чувствовал, что это не простая кошка. Мало того, ему казалось, будто она – его часть. Это было безумно, абсурдно, но это было именно так. Так, а не иначе. Потому что иначе было всегда. Всегда до встречи с Катенком.
…Постепенно все вошло в свою колею. У каждого события есть свое направление. Своя колея. Так и у Семеныча с Катенком. Теперь они были вместе. Они были необходимы и нужны друг другу. Или их союз, если можно это так назвать, был необходим им. Как ни крути, но по отдельности, они уже не могли. Слишком быстро и гармонично они стали частью жизни друг друга.
Вечерами Катенок поджидала Семеныча во дворе. Семеныч ждал вечера, который начинался теперь не с того момента, когда он поужинает и придет «в себя» после рабочего дня, а с угла дома.
Катенок неслась Семенычу навстречу или неожиданно спрыгивала с дерева прямо перед ним. Однажды Катенок, осмелившись, перешла через широкий перекресток и гордо ждала Семеныча на автостоянке, за что тот ее отругал. Тот факт, что она перебегала быстро и на зеленый сигнал светофора, Семеныча не умалил, и он пригрозил запереть Катенка дома.
Дальше было их время. Время мыслей, разговоров, споров, обид, время их сосуществования, которое с завидным постоянством истекало утром, как только Семеныч поворачивал за угол и уходил. Катенку именно по этой причине утра и не нравились…
«Ты любишь утро?» – спросила она.
Семеныч оторвался от экрана айпада.
– Раньше бы я, безусловно, ответил: «Да, я люблю утро! Потому что начинается новый день! И он может дать что-то новое, что-то хорошее и интересное!» А сейчас? – Семеныч увидел, как напряженно она ждет его ответа. – А сейчас я не люблю утро, потому что мне приходится расставаться с Катенком. Да, глуповато. Но, вроде бы, так и есть.
Глаза Катенка мгновенно просияли, и Семеныч понял, что именно это она и хотела услышать.
«Какая глупость, Семеныч! – ответила Катенок. – Не расставайся со мной, если не хочешь. Возьми меня с собой! Или останься со мной! Если ты знаешь причину, по которой тебе не нравится что-то – устрани ее!».
Семеныч уставился на Катенка. Долго смотрел, сначала растерянно, потом внимательно. Потом хрипло, будто с трудом выдавливая из себя слова, сказал:
– Не все так просто.
«Но однажды ты сказал, что новый день ничего хорошего с собой не может принести», – вдруг вспомнила она.
– Я тебе этого не говорил, – Семеныч поперхнулся кофе.
«Значит, ты так подумал. Без разницы», – невозмутимо продолжила Катенок.
Сказать, что Семеныч был ошеломлен в это мгновение – не сказать ничего.
– Ну, хватит, – он потряс головой. – Если так будет продолжаться, мне в скором времени понадобится психиатр.
Он выключил айпад и встал из-за стола. В коридоре застегнул молнию спортивной сумки.
«Значит, пойдет качаться», – с раздражением посмотрела на него Катенок, и разозлившись, оставила коготками пару царапин на его ботинках. Ей не нравилось, что до начала рабочего дня Семеныч безобразно и нагло ворует два часа от их совместного утра, посещая тренажерный зал. Хотя его подтянутая фигура нравилась Катенку. Она не любила располневших или слишком худых людей, которые из-за собственной лени или слабости в питании гробили такую прекрасную вещь, как человеческое тело. Семеныч был отчасти солидарен в этом вопросе с Катенком. Отчасти, потому что он никогда не был согласен ни с чем полностью, впрочем, как и не отрицал полностью тоже ничего. В отличие, от Катенка, которая еще делила мир на два цвета: черный и белый. Мир у нее еще не смешался.
Семеныч уже приготовился обуться, но, мимоходом взглянув в зеркало, провел по щеке. Брился он не каждый день, полагая, что это вполне можно делать и реже. Семеныч не любил лишних действий. Ни в быту, ни на работе, ни в чем. Некоторые считали его ленивым, но на самом деле, Семеныча раздражала напрасная трата собственного времени, которое он причислял к невозобновляемым, а потому ценным ресурсам.
Он повернул к ванной комнате. Недоумевающая Катенок поплелась за ним: Семеныч либо брился сразу, умываясь утром, либо не брился.
Следующим странным событием, явилось и то, что Семеныч после этого прошел в комнату, снял пиджак и переодел другую рубашку.
Катенка эти два действия не на шутку встревожили.
Расставание. Угол. Поворот. Катенок не остановилась, шагает рядом. Пересекли вдвоем улицу. Дошли до автостоянки.
– Всё. Ты – во двор.
«Нет».
– Что значит, нет?! Ты отправляешься назад, я иду на работу. Ты – кошка. Я – человек. Что непонятного?! – Семеныч стал заводиться: портить день с утра – дурной тон, так можно испортить весь день, или вечер, на который у Семеныча сегодня были свои планы.
«Я с тобой», – твердо продолжила Катенок. Подняла на него сердитый взгляд. Она стояла на земле и казалась Семенычу такой маленькой, такой беспомощной. Ссориться с таким слабым существом ему совсем не хотелось. Но это существо было так сильно упрямо, что наводило Семеныча на мысль: «а так уж ли слаб тот, кто кажется слабым?».
Иногда Семенычу казалось, что Катенок имеет над ним непостижимую власть. Как будто может, при желании, его в любой момент уничтожить, стереть с лица земли, распылить на молекулы. Словно она, имея внешний вид кошки, фактически является другим, неземным, одним словом, не совсем материальным существом.
Семеныч сел в машину и включил зажигание. Катенок не шевельнулась.
Хлопнула дверь. Сцепление, задняя передача, газ, движение, сцепление, тормоз, сцепление, первая передача, газ, движение. Сцепление, тормоз, остановка. Хлопнула дверь.
Семеныч вернулся и встал перед Катенком, которая так и не двигалась последние две минуты, глядя, как пытается уехать автомобиль.
– Ты не можешь со мной поехать, – мягко сказал Семеныч.
«Я хочу!»
– Пойми, желание и возможность…
«Я есть у тебя? Почему я не могу сегодня быть рядом?»
– Мне в кабинет тебя взять? На стол, как статуэтку поставить? Или, может быть, тебе рядом с моим придвинуть кресло? Это ненормально для общества, чтобы я разъезжал по делам или сидел в офисе с котенком!
«То, что ты с ним делишься всем, что есть у тебя, то, что ты с ним разговариваешь – это нормально?! Пока об этом никто не знает? Значит, нормальность определяется лишь видимостью? Тогда объясни, почему ненормальность становится несуществующей, если о ней никто не знает? Она все равно есть, видит ли ее один человек или несколько. Или не так?» – вознегодовала Катенок.
Семеныч не знал, что на это ответить. Естественно, он мог бы сказать банальность: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя», или что-то подобное. Но Семеныч никогда не был приверженцем ханжеской морали и слепым последователем сложившихся в социуме стереотипов. Он понимал правоту Катенка, но не мог ее принять. Потому что тогда полностью разрушилось бы все его восприятие мира, вся его предыдущая жизнь, которую Семеныч вовсе не считал такой уж плохой. Так, разве бессмысленной немного. Или много бессмысленной. То есть полностью.
Поэтому он промолчал.
Дверь. Машина резко тронулась с места и уехала. Катенок тут же пожалела, что Семеныч рассердился. Затем она разозлилась на себя, потом на Семеныча, и снова на себя.
Вздохнула и поплелась по дневному маршруту, который становился известным с каждым сделанным шагом ровно на один следующий шаг.
«Ну что за человек – Семеныч?! – досадовала Катенок. – Хотя, что с него взять. Человек всего лишь. Наставить ограничений и тайком их раздвигать – норма. Норма общества? Или норма сохранения спокойствия общества, чтобы оно не сошло с ума?».
Солнце припекало: было слишком жарко для осени. Катенок старалась идти в тени. Она шла в такт своим мыслям.
«И я знаю, что он ответит! Он скажет: «Ограничения сами выстраиваются. Эволюционно. Человек их или принимает или не принимает. Когда человек принимает те или иные ограничения, он не предполагает их раздвигать. А если потом ограничения становятся тесными, то их раздвижение одним человеком может негативно влиять на других людей. Хороших людей, которые не заслуживают такого к себе отношения», – даже в мыслях Катенок точно воспроизвела его слова с его же интонацией.
Сначала она злилась, потом смирилась, затем отвлеклась. Желтые листья от ветра падали на землю, словно показывая Катенку закон всемирного тяготения.
«Сколько еще этих законов, которые сами себя доказывают, и сколько других, которые сами себя оправдывают и существуют только для того, чтобы видимость была узаконена, ни капли не доказывая ее реального отображения?» – мысль перебилась запахом свежего хлеба из магазина. Катенку захотелось есть: кофейным ароматом сыта не будешь.
Время, так или иначе, прошло. И приблизилась та часть суток, которая сама по себе уже вызывала радость у Катенка.
Катенок побежала во двор, залезла на дерево. Залезла высоко: она на такую высоту еще не забиралась. Но все течет и изменяется: лапы становятся крепче, когти острее, ловкость и сноровка оттачиваются. Отсюда был виден поворот и большая дорога. И можно было уже не ждать шагов Семеныча, а видеть, как подъедет его автомобиль на стоянку.
Но Семеныч не появлялся. Час, другой, третий – его машины не было. Катенку стало не по себе. Пространство наполнялось тревогой так же быстро и неотвратимо, как одна секунда сменяется другой. Катенок напряженно смотрела на дорогу: синяя машина, красная, белая…
«Где же ты?» – она слезла с дерева и к окнам. Нет. Мертвая тишина, приоткрытое с утра окно. Вскарабкалась опять на дерево.
Шелест шин заставил сердце биться чаще. Еще не видя и не слыша, но чувствуя Семеныча, Катенок стала торопливо спускаться обратно.
Знакомый звук подъезжающей машины. Катенок неслась вперед: точно, родной звук захлопывающейся двери автомобиля. Шаги, любимые шаги.
Поворот. Угол. Перекресток.
«Семеныч!!!»
Семеныч пребывал в отличном расположении духа. Заметив, как Катенок мчится к нему, затем делает пару кругов около его ног, остановился, чтобы не наступить на этот «эмоциональный вихрь». Оба уже давно забыли об утре. Память быстро и глубоко умеет прятать неприятности и также стремительно умеет извлекать их в самый неподходящий момент.
И, как будто, ничего не было: ни утра, которое поссорило их, ни дня с его разъединяющей их сущностью. Все встало на свои места. Как будто все стало именно так, как и должно было быть. Для Катенка была только одна радость – Семеныч, а для Семеныча сейчас была только одна радость – Катенок. Любая эмоция должна возникать в свой, отведенный ей момент времени, для того чтобы быть полноценной.
Катенок, подняв хвост трубой, побежала к подъезду. Не услышав шагов позади себя, обернулась. Семеныч сел на скамейку, оглядел заросший двор, старенькую детскую площадку, опавшие листья на земле под ногами. Достал сигареты.
Катенок на всех парах помчалась к нему, и с разбегу запрыгнула к Семенычу на колени.
– Как ни парадоксально, но понятие «бесконечность» не распространяется ни на постоянное хорошее, ни на постоянное плохое, – Семеныч закурил. – Постоянно плохо или постоянно хорошо не бывает. Никогда не бывает. Ни у кого. «Хорошо» или «плохо» – это как разность потенциалов, дающая энергию жизни. Если бы этой «разности потенциалов» не существовало, то и жизни бы не было. Или была бы? Но это была бы уже другая жизнь. Люди так не живут. Хотя живут некоторые. Издавна на Руси сумасшедших звали блаженными. Вот только у них все могло быть хорошо. Наверное.
Катенка уже не удивляло то, что Семеныч мог ни с того, ни с сего заговорить на отвлеченные темы. Скорее всего, считала она, он продолжает свою мысль, только, выраженная без видимого начала, то есть причины, она выглядит странной. Но Катенок без труда домысливала то, о чем говорил Семеныч. Он мог, как неожиданно о чем-то начать говорить, так и неожиданно оборвать свою речь, точно мысли посещали его разум, как скоростные поезда в тоннеле: влетали и вылетали.
Он замолчал также внезапно. Катенок ревниво проследила за взглядом Семеныча: вдалеке, на площадке играли дети.
– Почему ты не любишь детей? – Семеныч потрепал Катенка за уши. Она пригнула голову от удовольствия.
«А ты любишь?» – по возмущенному вопросу вместо ответа, Семеныч понял, что попал в точку. Он никогда не видел, чтобы Катенок подходила к детям. Хотя они часто звали ее, выманивая из-за кустов. Но Катенок брезгливо старалась обойти их стороной.
О проекте
О подписке