«Будто первое и невинное», – напряженно смотрит Семеныч на свою руку, ощущая блаженство. Однако разум его сопротивляется, извлекая из сознания другие мысли. Взгляд его устремляется на Ее колени, отмечает короткую длину юбки и стройные ноги, скользит выше – по молнии куртки, собачка которой остановилась на груди, раскрыв треугольник светлой блузки с глубоким вырезом. Виднеющийся миллиметр белоснежного белья на загорелой коже. Судя по выдающейся жилке на хрупкой шее, Ее голова повернута к нему. Очерченный подбородок. Бледные губы бесстыдно соблазняют возможностью узнать их вкус. И у Семеныча побеждает желание убедиться, что все это ему показалось, что Она такая же, как и тысячи других, окружавших его в жизни. Обычное желание, которое испытывает нормальный мужчина к красивой и волнующей женщине.

«Как бы спросить Ее о вечере, чтобы не обидеть», – думает он, подбирая слова.

«Здесь нет ничего обидного. Вечером я пойду обратно, и мы можем увидеться», – улыбается Она, но вслух ничего не произносит, как и он. Она слышит его мысли и отвечает ему так же. И он понимает Ее.

Как Катенка.

Заметив в глубине Ее глаз нежную насмешку, Семеныч осознал, что Она почувствовала его смятение. Он неприятно ощутил себя раскрытой книгой. Ему стало не по себе от того, что Она понимает, что происходит, а он – нет. И ему это не понравилось.

Семеныч почувствовал, как в нем закипает злость, вытесняя все остальное.

Будто ошпарившись, Ее левая рука тотчас отдернулась от его ладони и мгновенно Ее правая рука дернула ручку дверного замка.

– До вечера? – спросил он, чтобы еще раз убедиться в том, что Она слышала его мысли.

– До вечера! – рассмеялась Она, захлопывая дверь.

«Я не знаю как себя вести! Как будто в первый раз… Глупость какая – то!» – Семеныч был растерян, как маленький ребенок.

Он еще немного злился на Нее, и мужская злость толкнула его на другую мысль: «На ночь останешься?» – и тут же моментально вспотел, предположив вполне ожидаемый отказ, и разрыв еще не начавшихся отношений.

Она уже уходила вперед по дороге.

«Останусь!» – с вызовом донеслось до него. Он смотрел, как Она уходит, и не мог оторвать взгляд от Нее.

Вдруг между ними что – то пронеслось. Промелькнула маленькая и не очень заметная тень. Тень кошки. Тень его Катенка.

«Показалось?» – Семеныч смотрел на Ее удаляющийся силуэт. Она обернулась, сделала легкое движение головой, отрицательно ответив ему, и почти сразу же скрылась в толпе людей, шедших с автобусной остановки.

«Я сошел с ума!» – мысленно застонал Семеныч, включил зажигание и тронулся.

* * *

Семеныч не думал о Ней. Он достаточно глубоко окунулся в суету рабочего дня с паутиной бесконечных телефонных звонков, длительных переговоров и совещаний.

Семеныч совсем не думал о Ней весь день.

Она просто не выходила у него из головы ни на секунду.

Погасив свет в кабинете, Семеныч понял, что не взял Ее номер телефона. И о времени они не договорились.

«Вот осел», – повернул Семеныч ключ в замочной скважине, запирая рабочий кабинет.

* * *

День прошел довольно весело. С утра у Нее обнаружило себя прекрасное настроение, которое тут же перетекло в шутки и небольшие розыгрыши.

Выключив звук и вибрацию на радиотрубке телефона менеджера, Она положила аппарат под стопку бумаг на его рабочем столе. Спрятала коробку рафинада из сейфа и поставила рядом с банкой кофе полупустую банку с сахарным песком, предварительно насыпав туда и соли. Поставила на заставку своего монитора несерьезную фотографию менеджера с отдыха за границей, где он чудесно подпрыгнул в небеса. В электронной почте исправила подпись, изменив слово: «старший» на «весенний». Перевернула изображение рабочего стола экрана своей коллеги вверх ногами, и, в предвкушении начала рабочего дня затихла, расположившись с документами, которые требовалось разобрать, подписать и разложить по отделам.

– Застрял в пробках! – влетел Толик, молодой парень, недавно и неожиданно получивший повышение в виде должности менеджера. Он все время боялся сделать что-нибудь неправильно и навлечь на себя гнев вышестоящих. Парень был нацелен на карьеру в хорошем смысле этого слова: справедливый, ответственный, исполнительный и честолюбивый. – Никто меня не искал?! Ребята? Никто не звонил?

– Только отдел кадров, – непринужденно ответила Она, заправляя краской печати.

– Зачем? – испугался Толик.

– Подписать перевод в распределительный центр в калужской области, – оторвав кусочки бумаги и зажав ими печать, чтобы не испачкать пальцы, Она стукнула по столу, проверяя четкость оттиска. – Я сказала, что ты после обеда зайдешь.

Толик растерянно подошел к своему столу, щеки его зарделись: работать в другой области ему совершенно не хотелось.

– Не слушай ты ее, – со смехом ответила Маша, похлопав по его плечу. – Что ты ее не знаешь, что ли? Кофе всем наливать? Никто тебя не искал, успокойся.

Толик глубоко и облегченно вздохнул, усаживаясь за стол.

– Где моя трубка? – Толик заглянул под стол.

– Я не видела, – ответила Маша, ставя перед ним чашку кофе.

Толик настроженно взглянул на Ее спину. Но Она спокойно и тщательно скомкала испачканную штемпельной краской бумагу и выбросила комок в ведро.

– Я оставлял телефон на столе вчера!

– Позвони с рабочего, – предложила Маша. Отхлебнула из своей кружки солоноватый кофе, и от неожиданности нечаянно выплюнула содержимое на стол Толика: – Фу! Извини…

В этот момент в кабинет ворвался полный мужчина в возрасте, начальник отдела, и, ни с кем не здороваясь, подскочил к Ней:

– Ты отправила отчеты и резервы?

– Конечно, – Она тут же открыла электронную почту. – С вашего ящика еще вчера днем. Я утром повторно отправила, полчаса назад.

– А что это за ответ пришел: «Намекаете на надбавку в связи со сменой сезона?»

Толик вытянулся по струнке, не утерев с лица капли кофе. При непосредственной близости руководства Толик впадал в ступор.

– Где моя трубка? – одними губами прошептал он Маше, которая кокетливо прикрыла лужу на его столе первым попавшимся листком бумаги.

– У вас в подписи стоит «весенний руководитель», – осторожно сказала Маша, глядя на экран Ее монитора. – Очевидно, поэтому.

Мужчина обернулся на красное в коричневую крапинку, застывшее от испуга лицо Толика, на стоявшую рядом Машу, державшую ладонь на бумаге, по которой, расплываясь, ползло темное пятно в сторону стопки оригиналов договоров с поставщиками. Перевел взгляд на свою подпись на Ее компьютере.

– Что за бардак у вас?!

– Ой, извините, я на подпись не посмотрела, не думала, что она может измениться со вчерашнего дня, – виновато сказала Она, с деланной преданностью заглянув в его глаза снизу. Она-то знала, что он вчера напился с начальником соседнего отдела до такой степени, что вызвал Ее к себе, передав пароль от почтового ящика и перепоручив ответить на некоторые письма, пришедшие от головного офиса.

– Так. Ладно. Это я, наверное, ошибся. Дай-ка, – мужчина подошел к соседнему столу, дернул мышкой, и перед ним предстал перевернутый экран рабочего стола. – Мария? Позвольте спросить, как вы работаете?!

Маша онемела, не зная как отреагировать на то, что она, будучи в кабинете второй час, еще не подходила к компьютеру. У Толика в это время вываливались глаза, потому что он на Ее компьютере увидел свою фотографию вместо стандартной заставки компании. Мысленно взмолился, чтобы взгляд руководителя не коснулся Ее монитора.

Зазвонил телефон, и начальник отдела, прижал палец к губам, означавший, чтобы находившиеся рядом не произвели ни звука.

– Да, да, – он, кивая, засуетился. Прижимая трубку к уху, мужчина выходил из кабинета. Дверь за ним закрылась. Потом открылась, и в нее просунулся кулак, который пару раз тряхнув собой, тоже скрылся.

Маша заливисто расхохоталась и протянула намокший листок Толику:

– Утрись, что ли.

Толик вытерся воротником пиджака и, приподняв стопку бумаг, нашел свой телефон. Сотряс им в воздухе:

– Вот я тебя!!! Убери эту заставку!

Толик кинул в Нее скомканным листком бумаги. Она отмахнулась и рассмеялась, и всем стало ясно, чьи это оказались проделки. На Нее невозможно было сердиться.

В окно деловито проник солнечный луч, словно осведомляясь причиной всеобщего веселья.

– Как с тобой муж живет? – пробормотал Толик, ища в настройках телефона громкость и вибрацию.

– Да отлично живет, не тужит, – Она вспомнила утро и набрала номер: – Привет. В садик отвел? У меня тут аврал, я допоздна буду. Наверное, у Машки тогда останусь. Не буду вас беспокоить. Пока.

Она, быстро выпалив и не дожидаясь ответа, мгновенно положила трубку. Маша лукаво посмотрела на Нее:

– Аврал?!

– Весна, – загадочно ответила Она и расплылась в улыбке.

– Я вот не умею совсем врать, – вздохнула Маша. – Как это у тебя получается?

– А я не вру, потому что. Я же не сказала ему, где у меня аврал.

– Кошмар, – подтвердил Толик, выливая свою чашку в ведро. – Я делаю кофе номер два. Всем?

– Теперь, да, – кивнула Она. – Сахар на верхней полке.

– Верни мне экран! Даже стрелка вверх тормашками! – взмолилась Маша после десятиминутного бесполезного нажимания на клавиши перезагрузки.

– Все к вашим услугам, – ласково ответила Она, нажав на несколько кнопок. И хлопнула по столу пачкой документов. – Это, в виде благодарности, тебе до обеда. И не бери трубку сегодня, если позвонит мой муж или незнакомый номер.

Маша выразительно приподняла брови, прищелкнула языком и махнула рукой…

– Мань, – простонала Она, вернувшись к разбору документов. Пальцы перебирали уголки скрепленных листов и выхватывали лишние, рассортировывая в несколько стопок. – Мне так жить скучно!

– Тебе?!

– Мне, – вздохнула Она, меняя заставку экрана на стандартную картинку.

– Да у тебя за день событий столько, сколько со мной за месяц не происходит. Детки у тебя, муж. Ну и… Не придумывай!

– Тошно мне. Повеситься охота. От этой работы я тупею. Домой не тянет. Плохо мне, – продолжала Она. – Вот если бы знать, для чего человек нужен. Я б лучше прикрыла собой танк на войне. Или, к примеру, дали б мне задание: покрасить великую китайскую стену. Я бы знаешь, с каким удовольствием ее красила? Красила бы и спала. Потом просыпалась и опять красила бы.

– Больная ты, – поморщилась Маша.

– Мне это тоже порой в голову приходит.

– Может, вечером, в бар? – Толик поставил перед ними по кружке горячего кофе. – Я еще не проставился, как-никак.

– У меня дела. Давайте завтра, – нахмурилась Она, вспомнив Семеныча. Его руки, взгляд, улыбку. «Вечером встретимся. А номер телефона не спросил. А он женат? Вечером. На ночь. А я и согласилась. Зачем?! – посмотрела в окно и ладонями горестно шлепнула себя по горящим щекам. – Вот дура!».

* * *

Обычный вечер для всех. Лишь двое в этом мире с волнением ждали его. Смотрели в течение дня на часы и желали, чтобы время не летело так быстро. Оба понимали всю скоропалительность принятого решения. Боялись очередного разочарования, чем иногда являлись встречи и заканчивались отношения, и хотели вечера.

«Что я так нервничаю? Вроде бы ничего особенного. Встретились двое, понравились друг другу. Мы же взрослые люди. Но что я так нервничаю?» – думал Семеныч, гоня машину к знакомой улице.

«А где мои мозги? – думала Она, торопясь к перекрестку. – Выпьем кофе где-нибудь, и я пойду домой. Мне еще только этого не хватало. Вернее, это уже надоело. Я не готова к новым отношениям, которые впоследствии станут очередной банальностью».

Она заметила его автомобиль издалека.

Семеныч ходил по тротуару возле машины взад – вперед, ожидая Ее. Ему нравилось ждать Ее. Он курил и слегка нервничал, но это было приятное волнение. Он мерил шагами улицу, и в это время у него из памяти стирался весь прошедший день, работа и семья.

Натянуто кивнули друг другу и спрятали взгляды. Одновременно они повернули и молча пошли по улице вперед. Мимо кафе и торговых центров, мимо домов и дворов. Вдоль дороги, по тротуару. У моста молча свернули к трехэтажному зданию гостиницы…

…Поднимались по крутой лестнице. Семеныч впереди, прислушиваясь к Ее шагам. Она – позади, глядя, как преодолевают ступеньки его ботинки.

«Зачем я согласилась?»

«Почему мне так напряженно? Она прелестна. А у меня даже язык с трудом поворачивается».

«Надо отдать ему должное, ведет себя вежливо, достойно. Знал бы он, как мне страшно. Что я наделала? Передо мной чужой незнакомый мужчина. Зачем я здесь? Может уйти, пока не поздно?» – подумала Она, испытующе взглянув на Семеныча. Он в это время вынул из прорези карточку, и дверь на этаж открылась. Семеныч поглядел на Ее, слегка зарумянившееся от волнения лицо, на закушенную нижнюю губу и, вновь, не желание обладать женщиной возникло в нем, а желание погладить, утешить, поцеловать это милое существо, обнять и успокоить.

Тревога стала покидать Ее…

Они расположились у столика в стандартном номере гостиницы, и довольно беззаботно разговаривали. Горели три ночных лампы: одна стояла на столике, две другие – на тумбочках, стоящих по обе стороны двуспальной кровати. Большой свет не зажигали. Был создан маленький уютный мир для двоих. Никто из них даже не догадывался о том, что этот мир возник не только на одну ночь, а расширяться дальше самостоятельно, поглощая тот мир, который был раньше.

Так, наверное, наступила первая ночь после создания мира.

Семеныч допил кофе. Ее бокал мартини опустел. Вялая беседа иссякла совершенно. Складывалось впечатление, что им не то, чтобы нечего сказать друг другу, а имеется более важное дело, которое уже просто невозможно становится откладывать.

Семеныч осторожно посмотрел на Нее:

– Иди ко мне?

От него веяло желанием. Заботой. Сильным мужчиной. Ласковым мужчиной. Она робко поднялась со стула и подошла к Семенычу.

Он притянул Ее к себе на колени.

Сердце билось отчаянно у обоих.

Их губы соприкоснулись.

Он целовал Ее долго и бережно, вдыхая Ее почти неощущаемый, трогательно нежный аромат. Он чувствовал Ее дыхание на своих губах. Он целовал Ее прохладные губы, Ее горевшие щеки, Ее закрытые веки, незащищенную одеждой шею.

Он дышал Ею и не мог надышаться.

Она целовала Семеныча, словно поцелуй был первым и последним в Ее жизни. Она пробовала его губы, уголки губ, крылья носа, глаза, брови… – то сильнее, то еле касаясь. Она с жадностью знакомилась с его запахом, вкусом, кожей. Ощущать себя в его сильных руках, которые с такой нежностью трогали Ее – казалось волшебством.

Пуговицы на его рубашке стеснительно расстегивались Ее пальцами – Ей не терпелось увидеть и почувствовать все его тело. Пиджак Семеныча уже давно валялся на полу. Вслед за рубашкой бесстыдно поддался Ее движениям и ремень на его брюках.

Не более метра оставалось до широкой постели.

Семеныч разделся окончательно. Она с восхищением смотрела на его красивое тело, оно казалось Ей совершенным. Теперь Она смотрела на всего него. Она немного боялась, но этот страх, этот невыразимый трепет перед мужчиной, был до невозможности приятен.

Семеныч приблизился к Ней. Притянул Ее лицо к своему лицу. Внимательно посмотрел в Ее завораживающие, с блеском желания, глаза. Обвил руками, продолжая медленно и неуверенно целовать. Бережно положил Ее на спину и продолжал целовать…

Он гладил Ее, как котенка. Он обнимал Ее и не мог оторваться. Он испытывал к Ней такую странную и необъяснимую, вдруг вырвавшуюся из глубины души, нежность, что… Ему этого было бы вполне достаточно, но…

Мужчина…

…Мужчина должен соответствовать принятым стереотипам. Если уж пригласил даму, и она согласилась, то отсутствие стремления к близости могло быть расценено как нерешительность или, того хуже, как мужская несостоятельность…

И Семеныч начал расстегивать пуговицы у Нее на блузке.

Она, выгибаясь, потянулась всем телом, с которого Семеныч в это время успел беспрепятственно снять последние остатки одежды, к выключателю. Лампа у постели погасла. Она, касаясь Семеныча и скользя в его руках, целуя и обнимая его, потянулась в противоположную сторону. Погасла вторая лампа. Остался гореть лишь ночник на столике.

Она стеснялась света. Ей хотелось полностью насытиться Семенычем, его телом так, чтобы свет не вскрывал Ее наслаждения процессом. Чтобы темнота дала полное расслабление, которое никакого свидетеля не терпит рядом с собой.

Семенычу же хотелось видеть Ее лицо: такое милое и невыразимо приятное; Ее фигуру: такую гипнотизирующую и восхитительную. Не хотелось ему выключать свет. Но Семеныч, конечно же, ничего не сказал.

Теперь, когда они были полностью обнажены, полумрак комнаты стал их одеждой, их миром, их любовью, в которых они постепенно исчезали. Ощущение поцелуя передалось всему телу Семеныча. Точно все его тело, целиком целовало Ее тело, тело его Катенка: такого маленького и хорошенького, такого независимого и строптивого…

Приближался тот самый момент, когда мужчина становится обладателем. Когда он входит в женщину, и ее тело с готовностью и безудержным желанием поддается его первому проникновению.

Это произошло неспешно и восхитительно.

Она сдалась полностью. Отдалась его силе, его власти, его красоте.

Его руки гладили Ее лицо, бесстыдно блуждали по Ее разгоряченному телу. Его пальцы с дрожью касались расплавленного шелка Ее кожи. Каждая часть Ее тела пьянила Семеныча до безумия. Его губы ласкали Ее поцелуями вновь и вновь. И все его тело любило Ее.