Но, не успел он и шага сделать, как Арланд двинулся вперед, предупреждающе крутанув меч.

– Ступайте, добрые люди, с миром, – миролюбиво предложил он. – А с вором мы сами как-нибудь разберемся.

Отойдя подальше от инквизитора, мужики робко переглянулись между собой.

– Как скажете, господин инквизитор, как скажете, – пробормотали они, а затем быстро убрались подальше от полянки.

Только когда их голоса затихли, мы позволили себе выдохнуть. Арланд убрал меч в ножны, я впитала левой рукой скопившуюся в правой энергию, а Али грохнулся возле костра, рыская вокруг взглядом в поисках съестного.

– Кто ты такой? – спросил инквизитор, садясь к огню.

– Али ибн Дамьяр! – представился незваный гость, красиво поклонившись и взмахнув полой алого плаща. – Сказочник, поэт, немного бард, немного философ и торговец от части!

– И где же такие водятся? – спросил у меня Арланд с беззлобной улыбкой. Что и говорить, своим щегольским видом Али так и напрашивался на насмешки.

– Мы с Дейком разбирались с птицей хаарь в одной деревне, – рассказала я. – Там я и встретила Али, он рассказывал народу одну из своих историй.

– А потом я рассказал Бэйр историю всей своей жизни, – подтвердил Али, продолжая бегать глазами.

– Молока, как я понял, ты так и не получил? – догадался Арланд.

– Да куда уж там? Сомневаюсь, что та старая бычара могла выдавить из себя хоть каплю! – отмахнулся сказочник. – Ах, если бы благородный инквизитор соизволил поделиться чем-нибудь с бедным бардом, он воспевал бы такие баллады о доблести и чести белых сов!…

– На, держи, – поморщившись от количества слов, Арланд протянул изголодавшемуся сказочнику флягу с компотом и пирожки.

– О, великодушие из твоего большого сердца бьет ключом чистейшей доброты! – заулыбался Али, подсев поближе к своему спасителю и выхватив у него из рук пирожки.

– Так каким ветром тебя занесло в эту глушь? – спросила я у сказочника.

– Да я ж все Кудеяра ищу, – напомнил он, жуя пирожок. – Тут бешеный единорог объявился, вот я и подумал, что царевич сюда направится, так сказать, начинать с малых подвигов. Сначала единорог, а потом, глядишь, и до дракона дело дойдет… Но опоздал ушастый старина, единорога какой-то рыцарь уже грохнул.

– Это мы с Дейком отметились, – не без гордости заметила я.

– О, я так и подумал! – закивал Али, прихлебнув из фляги. – Ну а я с вами, так и быть, до ближайшей харчевни, а там уж разбежимся. Кстати, а кто этот вот, с темными глазами и светлым сердцем?

– Арланд Сеймур, – спохватилась я. – Рыцарь надоел, решила вот завести себе инквизитора… только проблем с ним, вредный до ужаса!

Не выдержав, я ехидной покосилась на Арланд. Он только закатил глаза, мол, дурочка я и шутки у меня дурацкие.

– Аааа… Так ты правда что ли инквизитор? – Али округлил глаза.

Вместо ответа инквизитор отодвинул полы плаща, показывая серебряные кресты на одежде.

– Вот теперь видно, – кивнул сказочник. – Я думал, белые совы ходят в белом.

– Ученики носят черное, – коротко объяснил Арланд.

– А ведь и правда! – кивнул сказочник. – Как совенок из гнезда, так и Белая Сова из Ордена. Попала черт знает кем, а вышла опасным хищником… Эх, баллада так и просится!

– Кстати о балладах. На чем ты играешь? – поинтересовалась я.

– Я пока только пою, на лютню все денег никак не соберу… Куда-то все время деваются эти маленькие кругляшки, ума не приложу, куда.

– Скучно… а есть, не знаешь ли, такие инструменты… ну, с шестью струнами?

– Есть шестиструнные лютни, для особо ленивых, которым по двенадцати пальцами скакать лень. А что?

– Приобрести бы мне тоже, – мечтательно вздохнула я, укладываясь на землю, положив руки под голову. Только когда я уперлась затылком в раздробленную руку, вспомнила, что вряд ли смогу на чем-то играть. Хотя, кто знает, вдруг мне попадется кто-то вроде Люки и сумеет правильно срастить мне кости? В этом мире, как бы плохо не было, всегда можно надеяться на чудо.

– А ты что… играть умеешь? – заинтересованно спросил сказочник.

– Ага, – киваю, решив не расстраивать сказочника своими проблемами. – Я б вам Высоцкого спела… Хотя, тут, наверное, не оценят.

– Кого-кого?

– Ну… бард такой. Из моих краев.

– А, такого я точно не слышал, – заметил Али. – Глухое это место, твои Великие Равнины.

– Не то слово, какое глухое, – улыбаюсь, наблюдая за дымом от костра, стремящимся вверх, сквозь деревья к небу. Вдохнув полной грудью свежий лесной воздух и дым, наслаждаюсь неповторимым ароматом… Вдохнув еще раз, я поняла, что аромат до боли знакомый… а после третьего раза стало ясно, что у меня или галлюцинации, или же…

– Трубка! – поняла я.

Посмотрев на Арланда, я увидела, что он оперся спиной о ближайшее дерево и умиротворенно раскуривал свою белую костяную трубку.

– Да, – умиротворенно улыбнулся инквизитор.

– Дашь? – попросила я.

Он покачал головой.

– Хватит с тебя. К такому лучше не привыкать.

Посмотрев на него внимательнее, я поняла, что ничего не добьяюсь.

– Молись, как бы я не научилась поджигать зачарованные инквизиторские костюмчики, – проворчала я, перебираясь на свою импровизированную кровать. – Не знаю, как вы, а я спать хочу. До завтра.

– Радужных кошмаров, – пожелал мне Али.

– Спи спокойно, – присоединился к нему Арланд.

Под рокочущие голоса разговорившихся спутников я быстро уснула, даже не заметив этого.

Мне приснился странный сон.

Одиноко. Пусто. Холодно.

Бесконечно или временно, целиком или частично – уже давно не имеет значения. Бесконечно одиноко, так пусто, временно холодно… застывают хрупким льдом остатки моего последнего сокровища – моей памяти. Внутри или снаружи все исчезает – не понять. Но происходит что-то и ничего, долго и быстро, ощутимо и незаметно. Давно. Или недавно. Не понять.

Помню момент. Только один. Ни больше, ни меньше. Беспокоюсь. Почему? Не знаю.

Помню мгновение жара, обжигающего и удушливого… убивающего. А потом паралич, вспышка и крик… Пронзительный, полный отчаяния крик ребенка. Кажется, нежные связки вот-вот разорвутся, но кричат еще долго.

Надрывно, знакомо…

«Я иду к тебе, сынок!» – говорит память, и я иду.

Иду сквозь такой пустой, несуществующий мир. Набор смутных красок, цветов, воспоминаний, и не больше. Тянет, утягивает, хочется дойти… Куда? Зачем? Не знаю, память молчит.

Одиноко. Пусто. Холодно. И ничего больше. Ничего вокруг нет, мир изменился, стал иллюзией, а я, как птица в сетке, запуталась в обманках и не могу выбраться. Брожу по жутким лабиринтам без цели, куда память ведет. Редко натыкаюсь на невидимые преграды.

Я часто вижу привидений.

Они проходят совсем рядышком и не видят меня. Они живут своей, отдельной жизнью. Их существование так суетливо, так знакомо… так далеко и необычно. Я наблюдаю за ними, но не могу ничего понять. Ни кто они, ни откуда они взялись, ни что они делают, ни зачем… Их много, десятки или сотни, они почти каждый раз разные… или я их не запоминаю.

Так странно.

Я часто вижу одно место. Не помню, где оно, не помню, зачем оно.

Коридор. Недолгий, маленький коридор. С одной стороны стена из камня, с другой большие, высокие окна с красивыми рамами. Мне так нравились эти рамы.

За окном всегда гроза, всегда дождь, всегда ночь.

Я вижу паутину, вижу пыль… Хочу убрать, стереть, потрогать… Не могу, не получается. Все это иллюзия, обманка. Как и весь мир. Но это место – лучшая иллюзия. Все как настоящее… настоящее, о котором я почему-то знаю.

Иногда в том месте я вижу приведение. Оно мне нравится, это мое любимое приведение.

Оно меняется, каждый год оно выглядит иначе. Оно двигается плавно и грациозно. Красиво. Люблю наблюдать за тем, как привидение танцует.

Оно предлагает мне станцевать с ним. Я соглашаюсь, мы танцуем вместе.

Сначала привидение меня боялось. Оно приходило на место украдкой, тихонько, как мышонок… что такое мышонок? Не помню. Но мышонок трусливый, маленький, слабый. Мышонок робкий, но ловкий и любопытный.

Мой Мышонок.

Сначала совсем небольшой, едва доставал мне до пояса, он пришел на то место и долго смотрел в окно, сидя на холодной каменном подоконнике.

Я сказала ему, чтобы не сидел на холодном, а не то подхватит какую-нибудь болезнь, и маги-лекарю будут тыкать в него иголками. Привидение очень испугалось, а потом заплакало. Так горько, так жалобно. Оно долго плакало, а я стояла и смотрела, не знала, что должна сделать. После этого Мышонок, как я назвала приведение, стал часто приходить на то место. Поначалу он всегда горько плакала, упав на пол, а потом начал говорить, рассказывать мне что-то, называя меня «мамой».

Кто такая мама? Не помню. Наверное, Мышонок любит ее.

Как-то раз Мышонок пришел с другим привидением. Наверное, он хотел нас познакомить.

Мышонок плакал и что-то говорил.

Вдруг я поняла, о чем он спрашивает и ответила ему.

Он спросил: «Ты скучаешь по мне? Ты видишь меня?». А я ему ответила, что скучаю, потому что он мое любимое привидение, и что вижу его.

Мышонок тогда засмеялся и заплакал еще сильнее. Смеялся и плакал одновременно. Бедный Мышонок.

Другое приведение не плакало и не смеялось, оно встревожено наблюдало за Мышонком, а потом село перед ним на корточки и стало что-то объяснять. Мышонок еще что-то говорил, а потом они ушли.

С тех пор я почти не видела моего Мышонка, он приходил очень редко. А потом исчез. Его долго не было, так долго, что я забыла о нем.

Но однажды я снова увидела Мышонка. Он казался больше, он изменился. Теперь он не плакал и не смеялся, не говорил. Смотрел на меня и на окно. Он сел на холодный подоконник, и я сказала ему, чтобы не сидел на холодном, а не то подхватит какую-нибудь болезнь, и маги-лекарю будут тыкать в него иголками. Тогда Мышонок встал и улыбнулся. Улыбка у него была грустная, вымученная, а взгляд отстраненным, как у юродивого. Посмотрев на Мышонка, я тогда решила, что ему почему-то очень плохо. Он сильно изменился за то время, которое не приходил ко мне.

С тех пор мы стали видится чаще, почти каждый день. Мышонок перестал меня бояться, он приходил ко мне надолго, часто разговаривал со мной, что-то спрашивал, а я ему отвечала. Мы подружились, он по-прежнему звал меня «мамой».

Однажды Мышонок пришел ко мне и сказал, что скоро уйдет. Он сказал, что мы вряд ли еще увидимся, что он не сможет больше ко мне приходить. Он сказал «прощай».

Его долго не было, но потом он опять появился. Он был еще больше и теперь был даже выше меня. Из-за странной одежды я не могла полностью его видеть, он расплывался в воздухе серым туманом. Я видела только лицо Мышонка. Когда он тогда пришел ко мне, то предложил потанцевать. Предложил сухо и холодно. Приказал.

Я спросила, как мы будем танцевать, если у него нет ног, а он сказал, что как только я соглашусь, ноги появятся. Откуда-то зазвучала музыка. Она была такой красивой, что мне захотелось танцевать. Я подошла к Мышонку, он взял меня за руки.

Он оказался совсем как живой. Теплый, твердый и не расплывался больше в воздухе.

Мы танцевали по коридору, пока музыка не закончилась, а потом Мышонок меня крепко обнял и долго не отпускал. Из его глаз потекла соленая вода, когда он целовал меня, я чувствовала ее вкус. Такой странный, яркий, непривычный… такой знакомый вкус.

Потом Мышонок исчез. Он ушел так быстро, что я и не заметила.

Теперь Мышонок приходил очень редко, но, когда приходил, много говорил со мной, рассказывал что-то, спрашивал советов. Потом я его опять долго не видела, но он всегда появлялся снова и всегда неожиданно. Так продолжается до сих пор.

Но Мышонок это только одно приведение. Есть еще много, иногда я их запоминаю, иногда нет. Они меня не видят и не слышат. Жаль. Наверное, было бы интересно с ними поговорить.

Появился Страх.

Он пришел так неожиданно, так странно. Не знаю, откуда он взялся.

Я гуляла по лабиринтам того, что осталось от мира, как всегда это делала. Тогда я искала еще одно привидение, которое часто приходит в лабиринты. Мне хотелось попробовать поговорить с ним. Оно долго что-то искало, но не видело меня. Мне казалось, я знаю, что оно ищет. Я хотела помочь.

Когда я нашла это странное привидение, оно не обратило на меня внимание, так усердно что-то копало.

Я встала за спиной привидения и стала наблюдать за ним. Мне было интересно узнать, что оно делает.

Привидение что-то тихо говорило, я не понимала что. Но говорило оно это не мне, а кому-то другому. Но то, другое невидимое молчало и никогда не отвечало, а ищущие что-то все равно с ним разговаривало.

Когда я стояла за спиной привидения и пыталась понять, что же оно делает, я увидела большую собаку.

Она была такая большая, что ей приходилось пригибаться, чтобы не задеть горбатой спиной потолок. У нее была уродливая морда со злыми глазами и большой пастью. Лохматая, спутанная шерсть на животе алая, а на спине серая, по хребту полоса черной вздыбленной гривы.

Собака зарычала на меня и на привидение. От ее рыка у меня внутри появился Страх. Он смешал всю мою память, пробрался в мир, стал рвать его терзать… Я испугалась, мне стало очень больно, я закричала. Собака обрадовалась моему воплю, зарычала громче и Страх усилился.

Подумав, что пес накинется на меня и растерзает, я убежала из лабиринта, так и не успев предупредить привидение. Но что ему могла сделать собака? Не знаю. Ничего, наверное.

Я долго никуда не выходила, не видела мира. Ушла домой, в пустоту, и боялась выйти. Там я поняла, что собака это и есть Страх. Она пожирает все светлое, все спокойное и превращает это внутри себя в страх. Она – сплошной страх. Живой. Воплоти.

Я хотела увидеться с Мышонком, слышала, как он звал, но не смогла найти дорогу к нему. С тех пор, как я увидела Страх, я никуда не могу найти дорогу. Сижу дома.

Одиноко. Холодно. Пусто…

Я задрожала от холода, горло сдавило ощущение полного одиночества, появилась резкая потребность в тепле и в ком-то. Невольно всхлипнув, я машинально утерла слезы и… проснулась.

Открыв глаза, я с удивлением обнаружила рядом с собой спящего сказочника. Али во сне хмурился и пытался кому-то доказать, что в разбитой лампе сидит джин и что три золотых за нее – уникальное предложение.

– … Нет, ты просто не понимаешь, от чего отказываешься!… Не… Нет… Да подожди ты! В ней сидит джин, я тебе говорю!… Вот так вот трешь и!… – бормотал сказочник во сне.

Невольно улыбнувшись, я начала успокаиваться.

Это был всего лишь очередной кошмар, меня никто не поглотил, со мной все хорошо… Ох, и приснится же такое безумие!

Утерев рукавом рубашки оставшиеся слезы, я села на плаще и осмотрелась.

Было холодно, костер почти погас. Подкинув в него немного веток вперемешку с магией, я уже решила ложиться обратно, как заметила, что чего-то не хватает.

Обведя взглядом весь лагерь, освещенный вновь ожившим костерком, я поняла, что этого «чего-то» действительно не хватает. Инквизитора нигде не было. Ни его плаща, ни сумки… но лошадь его на месте, значит, не сбежал.

Куда он мог деться, интересно? В кусты обычно с походными сумками не ходят. Хотя, кто его знает, что ему там нужно для этого процесса?

Усмехнувшись про себя, я улеглась спать дальше. Беглец вернулся еще раньше, чем я успела заснуть.

– Ну ты и кикимора, – шепнула я, принюхиваясь к стойкому запаху рыбы и тины.

– Сама не знаешь, что теряешь! – вздохнул инквизитор, укладывая на место свои сумки.

– Нет бы в чистой и теплой воде в трактире вымыться, понесло же тебя в эту чащу! – проворчала я, разглядывая мокрое чучело. Посмотрите только на эту довольную морду!

Арланд не ответил, молча завалился на свое место и уставился в небо счастливым взглядом человека, у которого только что сбылась мечта. Не выдержав, я улыбнулась его виду, и закрыла глаза, собираясь спать дальше.