Я подёргался, тело сразу отозвалось болью на малейшие движения. Да, повезло за первые месяц получить столько ран, сколько многие не получают и за всю жизнь. Привязали меня крепко, не вырваться, а дикарей в живых осталось ещё восемь человек, включая их жреца-предводителя. Хрен с ними справишься, ведь я один и без оружия. Не вооружён и не опасен.

Дикари, между тем, ещё быстрее закружились, распевая свои дикарские песни, только теперь к ним подключился и жрец, выудив откуда-то примитивный там-там и принявшись барабанить по нему своими широкими ладонями. Полный писец. Надо готовиться к худшему, может, хоть плюнуть в кого-то удастся напоследок, жаль, что я не ядовитая кобра, а то бы глаза выжег.

Тяжело ощущать беспомощность, осознавать, что так глупо попался, зазвездился…, уверен в себе стал. Ладно, пока есть хотя бы одна искра надежды, буду жить и бороться. Я вам ещё покажу! Попляшете у меня пляской святого Витта.

Тут предводитель дикарей остановился и что-то заорал на каком-то малопонятном мне диалекте. Его широкие ладони забили по барабану ещё сильнее, отчего дикари заплясали энергичнее и быстрее. Помнится, я и сам занимался подобным, а теперь вот смотрю со стороны на это действие и ощущаю сюр и пафос в одном флаконе. Вот только приношение жертвы и пытки я не применял. Что с бою взято – то богам, что в плен попало – то в дело, а не в смерть.

А тут всё совсем наоборот. Не зря меня привязали: явно мучить будут, вон и тесак рядом воткнутый. Таким только грудную клетку вскрывать да сердце вырывать, ну и живот распарывать, кишки тянуть. Мда, что-то фантазия разыгралась не на шутку, а может, и не фантазия, а предвидение. Тут особого ума не надо, чтобы понять, к чему приведут эти безумные пляски. Встретили сильного воина и решили его замучить во славу богам, а попутно сжевать его печень и сердце, чтобы стать такими же сильными, как он, храбрыми, как он, умелыми, как он и…тьфу.

Пока я думал-размышлял, жрец бросил барабанить, схватил свой посох и принялся орать, вскидывая его к небу. Клоун, жаль Змееголовый такого оценить не может, чтобы разницу почувствовать между мной и этим чёрными извращенцем. Весело…

Но должен же быть какой-то выход? Я стал дёргаться, пытаясь освободиться от пут, а мозг стал лихорадочно работать, пытаясь найти выход из создавшегося положения. Пытался, но не мог. Раны саднили и кровоточили, причиняя боль, но больше всего мучила боль моральная. Так глупо попасться, это надо постараться, и чего попёрся? Гораздо проще было плюнуть и прийти с утра, чтобы посмотреть, а то и вовсе свалить «в закат» под утро, чтобы забыть и не вспоминать, как очередной неудачный эпизод своей полной приключений жизни.

На костре парило какое-то варево, бурля, как начало жизни всей вселенной, исторгая попутно такие тошнотворные запахи, что кроме рвоты ничего и не вызывали. Не иначе, накидали туда куски протухшей человечины, земляных червяков, местных тараканов с тарантулами, да приправили сороконожками и тошнотворными сколопендрами, ещё и помочились, небось, туда же. А предводитель называет сиё варево напитком богов! Стопудово! Сюр, одним словом, а я непосредственный участник сего действа. Тьфу!

Безумный, здоровый, как окружающие скалы, и такой же чёрный, жрец бросил тамтамы и, сжимая в руке скипетр, попёрся к костру, на огне которого и бурлил огромный котёл. Взяв лежащую недалеко от костра здоровую деревянную ложку, он зачерпнул дымящееся варево, поднял его вверх, проорал какие-то магические арии, которые на мой слух выглядели откровенной абракадаброй и, помахав ложкой, сунул её под нос ближайшему дикарю.

Тот с радостью втянул в себя ещё не совсем остывшую жидкость, даже не пытаясь понюхать её и, сглотнув, довольно осклабился, словно ему в рот попал какой-то неземной сладости щербет. Впрочем, я не знаю вкусы этих негров, может они питаются слоновьим говном, и это варево для них сродни шоколадки из листьев колы.

Дикарь, попробовавший варево, начал энергично отплясывать, подбрасывая вверх ноги так, что кончики пальцев оказывались гораздо выше его головы. А вожак зачерпнул вновь своей большой ложкой варево из котла и понёс дымящуюся паром жидкость ко мне.

Брошенный на него красноречивый взгляд ничем не помог мне, с таким же успехом я мог бы смотреть на собственную задницу, требуя от неё уважения. Дойдя до меня, дикарь ткнул мне в зубы ложку и произнес на понятном мне наречии: «Пей!»

В ответ я сказал чисто по-русски: «Иди на х…». Он не понял, я повторил, он снова не понял. Третий раз я повторять не стал, не видел смысл с дураком разговаривать: он ведь всё равно русского не знает, поэтому повторяться – только силы тратить.

Что думал дикарь, я не понял, но уговаривать он меня перестал, а просто принялся принудительно вливать в рот это вонючее варево, кажется, я ощутил запах сельдерея, который с самого детства всегда у меня вызывал рвотный рефлекс.

Я сопротивлялся, как мог, но силы оказались не равны, и предводитель дикарей всё же смог влить мне в рот пару ложек этого вонючего настоя. Но запах сельдерея не подвел, тут же спровоцировав рвотные позывы. И не успело варево добраться до моего пищевода, как тут же вернулось обратно.

Рвотные спазмы выбросили всё назад, обрызгав моего мучителя. Тот начал ругаться, не понимая, почему так случилось. Ну, вот так, надо привыкать к несправедливостям этого мира, пусть и хорошо знакомого. В итоге, весь забрызганный, дикарь отступил, пребывая в явном недоумении. Ему нужно напоить меня своим варевом, чтобы уже без труда принести в жертву, а я, думалось ему, ещё при этом должен улыбаться, накаченный его растительным ядом. Угу, но что-то пошло не так.

Предводитель отступил, чтобы сразу же вернуться с новой порцией варева. На это раз он решил не церемониться, а сразу ударил меня в лоб крепким кулаком. На какой-то миг я потерялся, а он, быстро разжав мне зубы, стал вливать в рот своё гнусное пойло. Сознание поплыло, и я не совсем разобрал, вкусил ли столь божественный напиток, или он так и остался у меня в зубах, не проникнув в пищевод.

Чёрный жрец поднял вверх руку с зажатым жезлом и торжествующе заорал. Его призыв тут же подхватили остальные. Их торжествующий рык поднялся в вышину, распространившись в разные стороны. Жрец что-то кинул в костер, тот вспыхнул и, разбрасывая искры, взметнулся высоко вверх огненным столбом. Дикари взвыли ещё сильнее и энергичнее задвигались в безумном танце. Шабаш близился к своему финалу.

Жрец дикарей последний раз взвыл на высокой ноте и закружился, потряхивая бёдрами, прикрытыми лапшой из тростника и сухой травы, вперемежку с полосками разноцветной ткани. Откинув жезл в сторону, двухметровый жрец схватил вместо него здоровенный тесак и медленно направился ко мне, но не дошёл буквально пару метров.

Внезапно небо накрыла огромная тень, тут же до меня донеслось гнусное шипение, и на землю опустилось крылатое чудовище. Огромные кожистые крылья с острыми когтями на концах принялись бить по воздуху, сметая все на своем пути.

Пара секунд – и на месте костра остались только раскиданные во все стороны угли, да сломанные пики. У монстра имелся и длинный хвост с утолщением на конце. Им он сбил одного из дикарей, стоящего поодаль. Сам же птеродактиль висел в воздухе, вцепившись своими внушительными когтями в могучее тело жреца.

Огромный костяной клюв монстра с зубами, как у пилы, подхватил тело другого дикаря и, перехватив его посередине, сжал челюсти. Во все стороны брызнула кровь, и одна половина негра свалилась вниз, другая же по-прежнему оставалась в пасти птеродактиля.

Монстр легко подкинул половинку тела и, открыв рот во всю ширь, заглотил её, после чего тут же схватил другого дикаря, откусил ему голову и затем сожрал всего. Та же участь постигла ещё нескольких негров, которых он съедал или полностью, или кусками. Зависнув над землёй, ужас неба, видимо, решил, что хватит понапрасну тратить силы, и приземлился на землю, тут же схватив ещё одного дикаря, и принялся его жевать.

Пока он молотил крыльями по воздуху, один из его когтей содрал ремень, что фиксировал мою правую руку, невольно освободив её, но я не сразу это заметил.

Очнувшись, я с откровенным ужасом смотрел на то, что происходило перед глазами. Меня снова стошнило и, освободившись от остатков варева, заботливо влитого жрецом, я повис на ремнях, не в силах самостоятельно развязаться и убежать. Вот будет дурная смерть, и от кого, от летающего монстра, птеродактиля, ёшкин кот. Твою же мать! Но сил сопротивляться не было, смена декораций и главных лиц, желающих меня убить или сожрать, произошла крайне быстро, я даже не успел понять всего действа, не говоря о том, чтобы что-то предпринять.

И тут я почувствовал, что моя правая рука свободна. Дёрнув ею, я окончательно освободился от верёвки, что ещё удерживала запястье тонкими волокнами. Онемевшая конечность тут же безвольно свалилась вниз, потянув за собой всю правую часть тела. Коснувшись земли рукой, я попытался опереться на неё и освободить левую, но тугая волна воздуха отбросила меня обратно на дерево. Острая боль пронзила тело, и я вновь потерял сознание, бессильно повиснув на остатках верёвок.

Весь в потёках едкого вонючего варева, пота, крови и грязи, я болтался немым укором сам себе. Птеродактиль или кто там это был, сожрав всех, кого нашёл, оглянулся на висевшее на дереве тело. Оно не подавало признаков жизни, а монстр оказался подслеповат, его чувствительные большие ноздри уловили запах, исходящий от этой добычи, и он ему весьма не понравился. Ящер не питался падалью, ему нравилась живая добыча, та, которая так забавно трепыхается, пытается убежать и даже оказывает сопротивление.

На дереве висело же пока ещё живое существо, но уже не добыча. Можно и её сжевать, но он уже сыт. Ему повезло: сегодняшняя добыча сама нашла себя. Она громко вопила, кидала вверх красные сполохи огня, хорошо заметные сверху, и вообще, вела себя очень нахально, за что и поплатилась.

Монстр задрал вверх голову, протяжно крикнул и двумя взмахами широких крыльев поднял себя в воздух, без труда унося тело мёртвого жреца себе про запас. Пара взмахов могучими крыльями – и он уже взмыл высоко в небо, ещё пара взмахов – и он уже напоминал небольшую точку, а через несколько минут летучего монстра и след простыл, как будто его здесь никогда и не видели.

Я не заметил, как улетел птеродактиль, очнулся я намного позже и какое-то время никак не мог понять, где нахожусь. Картина, открывшаяся мне, больше походила на Ад, хоть я и видел очень много. Разорванные на куски человеческие тела, ошмётки кожи и мяса, валяющиеся кишки, и повсюду кровь, кровь, кровь.

Действительно, шаманский ритуал удался на славу, вот только он оказался смертелен не для меня, а для самих дикарей. Из всех, кто находился на этой площадке, в живых остался только один я. От переизбытка впечатлений и увиденной картины я застонал и на какое-то время вновь потерял сознание, а когда очнулся, солнце уже клонилось к закату, и останки дикарей постепенно стали источать зловонный запах.

Надо спасаться, пока не поздно. Для начала нужно освободиться, вот только как это сделать. Я стал потихоньку шевелить правой рукой, и она, хоть и неохотно, но стала действовать и понемногу я начал освобождать левую. Дальше – больше, освободив ноги, я без сил грохнулся на землю. Вот попал, так попал, а я ещё думал, что мне в самом начале не везло. Ошибался…

Свалившись наземь, я полежал ещё какое-то время, приходя в чувство. Руки и ноги болели, как и остальное тело, отчего пошевелить ими оказалось практически невозможно. Каждое движение отдавало болью во всём теле, но меня спасёт только уход отсюда и, кряхтя и постанывая, я стал вставать.

Вяло посмотрев на искалеченные останки дикарей, побрёл к костру. Остановившись, внимательно огляделся. Я находился на площадке одной из невысоких гор. Она оказалась довольно большой и открытой, отсюда открывался отличный вид на близлежащие окрестности. Вот только откуда пришёл я – неизвестно.

Самое удивительное, что я не ожидал, что спасусь, причём таким экстравагантным способом. У меня оставалась надежда на то, что костёр привлечёт внимание большого отряда, который, по рассказам убитых стражников, находился где-то рядом, но они так и не пришли или пока не пришли. На их месте я бы, возможно, тоже не торопился – жизнь-то дороже. Оставаться здесь дальше не имело смысла, и я принялся искать свои вещи.