Иван снова посмотрел на корабль. Тёмная масса металла молчала, погружённая в себя, как умирающий организм. Но что-то в нём двигалось – красное мерцание изнутри оставалось постоянным, не гасло.

– Чувствуешь? – Лиана обернулась. – Здесь… нас кто-то видит.

Они замерли в тишине, где не было ни шагов, ни шорохов, но жгучее ощущение взгляда, от которого не спрятаться, давило на кожу, пока приборы продолжали молчать, а мир вокруг застывал в затаённом ожидании.

Группа вышла из вездехода, ощущая, как плотный воздух давит на кожу, впитывается в лёгкие и оставляет на языке странный металлический привкус. Земля под ногами оставалась нестабильной, пружинила под тяжестью шагов, но главное внимание было приковано к кораблю.

Громадная, накренившаяся тень возвышалась перед ними, словно застывшая на грани исчезновения. Часть корпуса уже погрузилась в землю, медленно и неотвратимо утопая в зыбком грунте, который тянул металл вниз, будто пытался поглотить его, растворить в себе. Иллюминаторы зияли разбитыми глазницами, а изнутри пробивалось тусклое красное свечение, едва заметное в плотной мгле.

Приблизившись к шлюзу, Иван провёл рукой по его поверхности, ощущая под пальцами шероховатость обгоревшего металла. Он нажал на панель разблокировки, подавая команду на вскрытие. Секунду ничего не происходило, затем внутри раздался сухой щелчок, за ним последовал приглушённый скрежет, и массивная дверь дрогнула, как будто не хотела подчиняться. Петли застонали, металл хрустнул, покрываясь тонкой сетью микротрещин, и спустя несколько напряжённых мгновений шлюз сдался, отворяясь в сторону.

Изнутри хлынул поток застоявшегося воздуха – тяжёлый, плотный, пропитанный гарью, копотью и чем-то сладковато-гнилостным, отчего во рту моментально появился липкий привкус, а в голове закружилась тягучая волна отвращения. Он словно цеплялся за слизистую, оставался на языке, заставляя сглотнуть, но избавиться от ощущения было невозможно.

Лиана первой шагнула внутрь. Её фонарь высветил обугленные панели, затянутые потёками стены, местами покрытые сажей, местами – чем-то, что напоминало застывший след расплавленного металла. Гюнтер вошёл следом, скользя взглядом по приборам, Анна проверила показатели анализаторов, но ни один из них не дал чёткой картины происходящего.

В полумраке за пределами основного луча света, едва угадывались очертания кресел, панелей, переборок, но самое главное проявилось в тот момент, когда они сделали ещё несколько шагов.

Тела. Они сидели на местах, пристёгнутые ремнями безопасности, будто никто даже не пытался выбраться. Их кожа натянулась на кости, потрескалась в местах, где сухожилия ещё удерживали форму. Глаза провалились глубоко в черепа, и всё же от них исходил немой, застывший в пустоте взгляд, полный чего-то, что невозможно было однозначно назвать страхом или болью. Рты приоткрыты, губы растрескались, но поза каждого говорила о последней попытке вдохнуть, сделать хоть какое-то движение, вырваться, сбросить ремни, но что-то забрало их жизнь прежде, чем это стало возможным.

Фонари выхватывали из тьмы новые фигуры – такие же высушенные, застывшие, обезвоженные. Словно весь экипаж одномоментно утратил не только жизнь, но и саму физическую сущность, оставив лишь оболочку. Их не убило время, не убила болезнь. Что-то сделало с ними это – высосало их изнутри, превратило в сухие каркасы, замершие в креслах без намёка на разложение.

Анна подняла анализатор, но показатели были лишены подозрительных цифр. Воздух был неподвижен, не содержал следов химических примесей, которые могли бы объяснить подобное состояние. Приборы отказывались фиксировать смерть, будто реальность в этом месте была нарушена настолько, что не признавала даже самой концепции гибели.

– Они словно мумифицированы, – едва слышно произнёс Гюнтер.

– Нет, – голос Лианы звучал хрипло, будто что-то в этом воздухе мешало говорить. – Они просто высушены изнутри.

Иван сделал ещё шаг, проверяя прибор на запястье, но данные оставались нестабильными. Пространство здесь словно сопротивлялось любым попыткам измерить его. Фонарь высветил вдоль стен тонкие полосы аварийного освещения – слабые блики красного, дрожащие на панелях, не позволяя тьме поглотить корабль целиком.

– Здесь ещё есть энергия, – Гюнтер направил луч вперёд, прислушиваясь к работе анализатора. – Не всё отключено.

В самом центре зала, среди темноты и застывших тел, всё ещё работал один из блоков. Панель мигала слабым светом, и едва заметное свечение пробегало по линиям связи. Аварийное питание поддерживало минимальные системы, среди которых была одна, всё ещё функционирующая, словно время не имело над ней власти. Матрицы были активны.

Гюнтер приблизился медленно, шаг за шагом преодолевая вязкую тишину, в которой даже собственное дыхание казалось чужим. Наклонился, скользнул пальцами по панели, сверяясь с показателями.

– Они всё ещё запитаны, – сказал он. – И работают.

В этот момент, где-то в глубине корабля, раздался тихий, еле различимый звук – не голос, не шаг, не скрежет, а что-то иное, похожее на шелест оседающей пыли, на едва уловимое движение, которое невозможно было расслышать, но можно было ощутить.

Они замерли.

Мрак оставался неподвижным.

Но ощущение, что кто-то наблюдает, с каждой секундой становилось невыносимее.

Иван медленно двинулся вперёд, направляя фонарь в глубину отсека, где красноватые огни аварийного питания мерцали неровным, рвущимся светом. Пространство слабо дрожало, будто корабль жил собственной жизнью, прерывисто дышал в этой вязкой тишине. Воздух казался гуще, чем снаружи, пропитанный застарелой гарью, металлическим привкусом и чем-то неуловимо чужеродным. С каждым шагом чувство тревоги нарастало – неотступное ощущение наблюдения, липким налётом оседавшее на коже.

Матрицы находились глубже в отсеке, за рядом терминалов, которые когда-то управляли системами корабля. Теперь они были безмолвны, покрыты слоем осевшей пыли и следами тонких, неглубоких царапин, будто кто-то проводил по ним когтями или чем-то острым, оставляя бессмысленные следы. Но Иван не был уверен, что это действительно бессмысленно.

Капсулы с матрицами стояли в нишах вдоль стен – массивные, герметичные контейнеры, защищённые бронированными панелями. Поверхность некоторых была повреждена, вмятины и разорванные крепления говорили о том, что кто-то пытался их вскрыть, но либо не смог, либо не успел. Несколько капсул были разбиты – их внутренности зияли пустотой, а провода торчали наружу, словно внутренности из вскрытого тела. Однако большинство оставалось активными, поддерживая автономное питание, маленькие индикаторы мерцали, подтверждая, что процессорные блоки ещё функционируют.

Иван провёл рукой по одной из капсул, ощущая под пальцами холод металла. На гладкой поверхности виднелись глубокие царапины, хаотичные линии, похожие на беспорядочные каракули. Он наклонился ближе, вглядываясь в них, пытаясь уловить хоть какую-то закономерность. Слова? Символы? Или просто хаотические следы борьбы?

– Видишь это? – тихо спросил он, но не отрывался от надписей.

Лиана наклонилась рядом: её пальцы осторожно скользнули по панелям, чувствуя те же самые глубокие борозды.

– Это не случайные царапины, – сказала она, и её голос прозвучал приглушённо, будто пространство само старалось укрыть звуки. – Кто-то пытался что-то написать. Но это не один из языков, которые я знаю.

– Может, не язык вовсе, – Анна проверила прибор, но сканер не распознавал символов, не находил аналогов в известных базах данных. – Может, это следы…

Она не договорила. Где-то в глубине корабля коротко, отрывисто прозвучал сигнал. Тонкий, механический, с резким металлическим призвуком, будто система пыталась что-то передать, но звук был искажённым, неразборчивым, будто заклиненным в вечной петле.

– Идёт отсюда, – Гюнтер быстро активировал анализатор, нащупывая источник высокочувствительным сенсором.

Иван поднял голову. Красные аварийные огни продолжали мерцать, но теперь, когда он прислушался, он понял, что вместе с мерцанием идёт звук. Он не был синхронизирован с сигналами, он не повторялся чётко – будто за каждой вспышкой скрывалось нечто большее, чем просто работающий аварийный модуль.

– У нас мало времени, – Гюнтер проверил показатели. – Магнитное поле меняется. Корабль уходит под землю.

Эти слова точно взорвали тишину вокруг. Иван рефлекторно оглянулся, словно ожидал увидеть, как стены смыкаются, и как корабль трещит, проваливаясь в зыбкую почву. Но пока ничего не происходило – только лёгкая вибрация под ногами, неразличимая, но всё же ощутимая.

– Мы не знаем, сколько у нас осталось, – Лиана быстро двинулась к капсулам, проверяя их герметичность. – Надо забрать их.

Иван не возражал. Каждая секунда казалась краденой, вытянутой из этого места усилием воли. Они быстро отцепили капсулы, перенося их к выходу, загружая в контейнеры, проверяя крепления. Иван тащил одну, Лиана вторую, Гюнтер координировал процесс, Анна следила за приборами.

Пространство вокруг сжималось, воздух становился всё более плотным, будто сопротивлялся их движению. Последняя капсула заняла место в вездеходе, и Иван уже собирался закрыть люк, когда услышал голос Анны.

– Подождите, – она не шевелилась, но её глаза были прикованы к одному из экранов на консоли управления.

Иван подошёл ближе. Монитор был покрыт слоем пыли, но система всё ещё работала, поддерживая слабый энергопоток. Перед ними с застывшим в экран взглядом сидел один из членов экипажа. Его пальцы были сжаты на клавиатуре, суставы застыли, костлявые кисти вцепились в металл, как в последнюю надежду.

На экране высвечивалась последняя запись: "Они уже внутри." Тишина стала невыносимой.

Они оставили мёртвый корабль позади. Вынырнули из его тёмных недр, не оглядываясь, не задерживаясь. Воздух снаружи теперь казался чуть более плотным, чем раньше, словно пространство изменилось за те минуты, что они провели внутри.

Вездеход ждал их у входа, глухо урча двигателями в густом, зыбком тумане, который уже начинал сгущаться, подбираясь ближе. Иван первым забросил внутрь капсулу, почувствовав, как металл натянуто заскрипел под тяжестью груза.

Лиана подняла следующий контейнер, закрепляя его на месте, Гюнтер проверил фиксацию, Анна осталась снаружи на мгновение дольше, наблюдая за зияющим провалом входа в корабль.

– Нам пора, – сказал Иван, садясь за управление.

Все заняли места. Дверь захлопнулась с приглушённым щелчком, блокираторы сработали автоматически, герметизируя кабину. Иван запустил двигатель, почувствовал вибрацию под ногами, нажал на рычаг, но вездеход тронулся не сразу. Машина дёрнулась, словно наткнулась на невидимую преграду, затем дрогнула и, наконец, двинулась вперёд.

Первые метры показались нормальными, но вскоре управление стало жёстче, тяжелей. Вездеход будто терял силу, с трудом пробираясь через невидимое сопротивление. Его мощность снижалась, системы работали с запаздыванием, как будто в самом механизме что-то разлаживалось.

– Магнитное поле снова меняется, – Гюнтер быстро сверял показатели. – Оно нестабильно, скачки становятся сильнее.

– Как это влияет на двигатель? – спросил Иван, сжимая руль крепче, компенсируя рывки.

– Он теряет отклик, часть систем перегружается, а некоторые вообще перестают работать, – Гюнтер провёл пальцами по панели, переключая контрольные модули. – Если дальше будет хуже, мы можем застрять.

– Тогда надо двигаться быстрее, – Лиана взглянула в зеркало бокового обзора, а её пальцы крепче сжали оружие.

Позади них поверхность начала меняться. Корабль, который ещё мгновение назад просто накренялся в песке, теперь проваливался быстрее. Земля оживала, впитывая металл в себя, стягивая корпус вниз.

Панели корпуса сминались, иллюминаторы трескались, а затем исчезали под слоем дрожащей тёмной массы, которая поглощала его, будто живой организм. Не было звука удара, не было грохота – только сухое, хрустящее проседание, словно под кораблём не было твёрдой почвы, а лишь пустота.

– Радиосигнал пропадает, – Анна провела рукой по панели связи, но динамики передавали только помехи.

Искажённые голоса пробежали через эфир, вспыхнув хриплым, отрывистым шумом. Слова звучали обрывисто, с неестественными интонациями, будто кто-то пытался воспроизвести человеческую речь, но не понимал её до конца. Среди помех слышались фразы на разных языках – русский, английский, китайский, но они были наполнены ошибками, словно говорящий пытался подобрать правильные слова, но они рассыпались, становясь бессмысленными.

– Вы… внутри… они… уже…

– Контакт… принятые… не сохраняют…

– Помощь… не… ошибки…—

Голоса сменялись, накладывались друг на друга, сбивались в бессвязную, пугающую симфонию. Иван отключил канал связи, не желая слушать дальше. Но тишина не принесла облегчения. Воздух снова задрожал.

Неуловимая вибрация скользнула по корпусу вездехода, сначала лёгкая, почти незаметная, затем усилилась. Она не исходила от двигателя, не была последствием движения – это было нечто другое.

Она пронизывала пространство, шла извне, словно нечто невидимое двигалось вслед за ними, приближалось, подкрадывалось, но оставалось скрытым в густом, переливающемся тумане.

– Мы почти у капсулы, – Иван смотрел вперёд, заставляя машину держать курс, несмотря на сбои.

Когда капсула показалась впереди, Анна внезапно замерла. Её взгляд приковался к контейнеру, который они привезли из корабля.

– Что-то не так, – её голос прозвучал напряжённо.

Иван бросил быстрый взгляд на панель. Один из экранов внезапно вспыхнул, активируясь, выводя на дисплей резкие скачки активности. Внутри одного из хранилищ что-то изменилось. Данные прыгали, показатели перезапускались, а затем появилась новая строка.

Затем лейтенант потянулся к панели, пытаясь отключить систему. Пальцы быстро набрали команду, но система не реагировала.

– Кодировка защищена, – он попытался ввести другой способ блокировки, но экраны лишь выдали отказ.

– Останови это, – Лиана смотрела на экран. В её голосе не было паники, только напряжённая собранность.

– Я пытаюсь, – Иван не отрывался от терминала.

Анна просматривала показатели, и её дыхание стало чуть быстрее. Лиана, не отрываясь, смотрела в туман за пределами капсулы.

Густая мгла продолжала колыхаться, меняя формы, создавая иллюзию движения, но в один момент среди этих зыбких теней она увидела нечто.

Высокий, тонкий силуэт проступил среди искажённых очертаний. Его формы были нечеткими, будто пространство отказывалось фиксировать их, но на мгновение он выглядел реальным. Чёрные, вытянутые пропорции: бесплотная тень, стоящая на границе видимости.

Она моргнула, и фигура исчезла, но чувство, что она по-прежнему стоит там, не рассеялось. Ещё когда они вышли из вездехода, воздух вокруг показался другим – не просто густым и вязким, а каким-то более тяжёлым, насыщенным присутствием, которое невозможно было ни увидеть, ни услышать, но оно давило, проникало в каждую клетку, затаивалось где-то на грани восприятия.

Они знали, что покинули погибший звездолёт, знали, что увезли с собой матрицы, но осознание того, что нечто ещё последовало за ними, пришло не сразу, пробежав по коже холодком сомнения, пробудив в сознании тревожную мысль, от которой невозможно было избавиться.

Иван первым почувствовал перемену – неуловимое смещение окружающего пространства, как если бы всё вокруг сдвинулось на доли миллиметра, изменило угол, стало чуть иначе преломлять свет. Лиана ощутила это иначе – как тень, которая, казалось, не исчезала, а лишь становилась менее различимой, уходя в периферийное зрение, застывая в стороне, где невозможно было сфокусироваться.

Анна заметила, что экран её анализатора продолжает выдавать пульсирующие помехи, хотя прибор давно должен был стабилизироваться после выхода из зоны магнитных аномалий. Гюнтер, который всегда полагался на технику, в этот раз больше доверял собственному телу – он чувствовал напряжение, словно в воздухе появилась статическая электризация, не влияющая на приборы, но вызывающая у него лёгкое онемение в пальцах.

Они не говорили вслух о том, что ощущали, но каждый по-своему осознавал: с ними вышло нечто ещё, что не принадлежало ни их команде, ни их реальности.