«Ах, какая же всё-таки красота по осени бывает», – пронеслось у него в голове. Но радость созерцания природы быстро прошла: треволнения и заботы смутили разум. Много лет назад случилась война между людьми – жителями равнин и лесным народом – нуониэлями, и там сражался дед Гиди. Закончилась та война, как и все прочие, мирным договором. По тому соглашению, некоторые нуониэли должны были поселиться на равнинах, а часть людей с равнин – в лесах ветковолосых существ. Дед Гиди оказался одним из переселенцев. И если на равнинах нуониэли получили статус господ, то новые жители лесов люди все пошли в услужение к коренной расе. Дед попал к молодому тогда учителю Школы нуониэлей – господину Инрану. Школа эта была не такой, как у людей; она считалась кузницей наук и ремёсел для всех нуониэльских лесов. Учителя и начальники Школы, называемые мастерами, имели огромный авторитет, а голос их был весомее прочих на само́м Верховном Собрании Лойнорикалиса. После смерти деда, отец Гиди продолжил служить Инрану. Тогда именитый господин уже получил сан мастера, но продолжил преподавать на самом сложном направлении Школы, на классе картографии. И вот, когда Агидаль подрос, отец начал брать его с собой, чтобы обучить премудростям служения. Теперь же, когда граница между лесами нуониэлей и равнинами людей вновь заискрила, все ветковолосые кинулись на защиту родины. Школа опустела, а старый мастер Инран отправил своего верного слугу-посыльного к давнишнему другу – послу Ларию Дисидуарию, просить его отправиться на север и заключить там выгодный союз, заручиться поддержкой в грядущей войне. Инран хорошо знал, что Ларий стар. И всё же мастер надеялся, что почтенный посол или же его сыновья смогут отбыть в далёкие земли за подмогой. Но, после известий от Гиди, Инран понял: бездельничает в некогда легендарной семье лишь младший сын Тимбер. И этот юнец точно не подходит для серьёзной работы.

Чем дольше Гиди думал обо всём этом, тем сильнее болела голова. И вот, в очередной раз ему пришлось признаться себе: «Не мои то заботы! Два месяца шастал по равнинам, а дома пробыл лишь день! Жену обнять еле успел, и сразу же сюда, в эту вонючую долину! Пора и отдыхать!»

Гиди и вправду хотел просить у Инрана передышки хоть на пяток дней. Но не успел он заикнуться об отгуле, как мастер поручил ему спешить на поиски посла. Поэтому Гиди, прежде чем ступить за порог, пообещал жене: «На этот раз, не дольше двух седмиц!»

– Хватит! – засуетился Гиди, вскочил, отряхнул штаны от прилипших лиственничных иголочек и пошёл искать властелинчика.

Тот лежал на животе под раскидистым дубом и за чем-то наблюдал из своего укрытия. Когда подошёл человек, Тим приложил палец к губам, прося не шуметь. Гиди присел рядом.

– Слушай, – начал посол шёпотом, – времени у меня мало, так что скажи сразу, пойдёшь послом или нет!

Но Тимбер молча мотнул головой в сторону, предлагая посмотреть туда, где за деревьями блестела гладкая поверхность озера, озаряемая солнцем.

Гиди прильнул к земле, подался вперёд и глянул из убежища на склон, идущий к кромке воды. Там, в тени леса на старую берёзу падал одинокий луч света, пробившийся сквозь густые кроны. Вначале Гиди показалось, что это дым от костерка вяжет в воздухе чудные узоры, но потом посыльный различил в зыбкой пелене цветные очертания женщины. Прямо из берёзового ствола на склон вышла бестелесная дева, полупрозрачная и едва-различимая в лучах света.

– Свет во тьме! – шёпотом воскликнул Гиди. – Духи!

Бестелесная сущность насторожилась. В следующий миг Тимбер вскочил и выстрелили в неё из рогатки. Камешек пролетел сквозь цветную дымку, но как бы задел струи плотного воздуха и оставил прореху в образе дриады. Та, увидев нуониэля, метнулась в сторону, но прореха от попавшего камня начала разрастаться и вскоре увеличилась настолько, что единый силуэт распался на лоскутки дыма, которые постепенно исчезли в солнечных лучах. Нуониэль победоносно рассмеялся.

– Что это было? – удивился Гиди, выпрыгивая из убежища за нуониэлем и осторожно подходя к старой берёзе.

– Дриады! – не без брезгливости произнёс Тимбер. – Шастают здесь! Помоги-ка найти камень!

– Камень?

– Теперь веришь, что он волшебный? – спросил Тимбер. – Обычные дриад не берут! Нужен эниовин!

– Никогда не видел духов леса! – растерялся Гиди. – Но зачем стрелять?

– Поищи у воды, вдруг туда улетел, – попросил нуониэль, разглядывая траву.

– Ты убил её?

– Убил? – переспросил Тимбер, прервав свои поиски. – Прогнал! Это моя долина! Моё озеро! И лес! Нечего им тут!

– Но она же дух! Она даже ничего сделать тебе не может! Зачем ты навредил ей?

– Кто бы спрашивал! – заворчал Тимбер и снова взялся искать камень, пиная опавшие листья красными сапогами. – Вы люди только и ждёте, как бы нас из лесов выпереть и все деревья тут срубить! А стоит мне по дриаде зарядить разок, так тут же – все нуониэли плохие!

– Да ты просто обиженный мальчуган! – махнув рукой, спокойно ответил Гиди.

– Мне тридцать семь лет! – возмутился Тимбер.

– Брось! По людским меркам тебе не больше двадцати! Ты просто зол на весь мир непонятно за что. За то, что выперли из Школы? За болезнь отца? За то, что братья твои добились многого, а ты нет? А может быть нуониэльки, с которыми ты по кустам обнимался, бросили тебя, потому что поняли, какое ты ничтожество?

Тимбер не ответил. Он уже не искал свой глупый волшебный камушек, а просто стоял и смотрел на яркую поверхность озерца, виднеющуюся за деревьями.

– Этот Спешко сказал, что у тебя большое сердце, – продолжал Гиди. – Но мне кажется, что даже у простого старого слуги сердце больше, чем у тебя. Да что уж там! Я немало гадостей в жизни сделал, но и у меня сердце… Твари, да я бы не стал стрелять в духа! И ведь ты же знаешь ещё, что обычные камни им не вредят! То есть ты уже не первый раз палишь по ним! И это называется большое сердце?!

– Это неважно! – серьёзно ответил Тимбер.

– Нет важно!

– Нет! – резко крикнул Тимбер и обернулся; взгляд его горел ненавистью. – Если начнётся бойня с жителями равнин или с собакоголовыми обитателями болот кин, то ни моё сердце, ни твоё, ни этого рыбака – ничьё не будет иметь значения! Стрелам и мечам без разницы слуга перед ними или господин! Все мы сгинем!

– Да кто «мы»? – спросил Гиди. – Вот у меня жена и двое сыновей! А ты своих родственников и знать не знаешь! Сидишь тут и тихо их ненавидишь! Нету для тебя никаких «мы». Ты весь «я», весь в себе, в своих разочарованиях!

– Так и уходи отсюда! – закричал Тимбер. – Чего тебе ещё надобно от меня?

– А знаешь, я так и сделаю! Я напишу мастеру Инрану, что нашёл тебя и понял: ты не годишься в послы! Пусть сам думает, кого ещё озадачить можно! Я своё дело выполнил! А ты оставайся тут со своими камнями.

– Господин! – раздался вдруг голос Спешко.

Слуга поднялся от озерца и подошёл к Тимберу.

– Я нашёл, – сказал он и протянул нуониэлю ладонь, на которой лежал белёсый эниовин.

Гиди заметил, как Тимбер смутился и опустил взгляд.

– Оставь себе, – ответил рыбаку ветковолосый и побрёл в сторону пещеры.

Проходя мимо Гиди, он остановился и сказал:

– Меня не выгоняли из Школы! Я сам ушёл! Камушки эти волшебные, а я ни на кого не обижен. Насчёт эниовинов я тебе предоставил доказательства, и насчёт остального предоставлю! За море, говоришь, прогуляться? Эко дело! Мне это – пустяки! Сначала до портового городка Сарамэй, а там… Давай так: если ты возвращаешься в Школу, то нам первое время будет по пути; я успею тебя убедить – ты не прав во всём, насчёт меня.

Не дождавшись ответа Тимбер пошёл прочь.

– Одно я точно понял! – серьёзно заявил Гиди. Тимбер замешкал. – Охотник из тебя никчёмный.

Тимбер нахмурился, а потом хмыкнул и улыбнулся. Спешко внезапно загоготал, но тут же прикрыл рот обеими руками. Нуониэль это заметил, но сохранить серьёзность не сумел и сам залился добрым смехом. «Мальчишка», – подумал Гиди, и, улыбнувшись, побрёл следом за ветковолосым отшельником.

Глава 2 «Выпавшие самоцветы»

Гиди сидел у очага и разглядывал своды пещеры. Неровный каменный потолок рассекала пополам гладкая плита, совершенно иной чем гора породы. Влажные от вечернего холода камни блестели в свете костра беспорядочными точками оранжевых отблесков. Гладкая плита напротив, струилась ровными полосками стекающих капель, делящих рукотворный монолит на сотни одинаковых выемок. В части маленьких углублений, в основном в углах и по краям, сидели разноцветные камешки, тускло сияющие каждый своим оттенком. В центре всё осыпалось, и уже невозможно было понять, что же изображено на этой древней мозаике.

Посыльный Агидаль Инранов уже заметил, что отшельник с одной стороны совершенно безалаберный, а с другой, скрупулёзен до тошноты. В пещере царил полный бардак, но вот выпавшие из мозаики самоцветы нуониэль разложил по кучкам в соответствии с их цветом и размером. На большой каменной поверхности, заменяющей рабочий стол, лежала кипа пергаментов, на которых угольными карандашами были намечены схемы сбора мозаики и кое-какие эскизы.

Гиди отпил воды из кожаного бурдюка, стряхнул с пальцев крошки съеденного хлеба и поднялся. Тимбер сновал по пещере и суетливо выбирал, чем же заполнить походную суму. Посыльный подошёл к каменному столу и начал рассматривать самоцветы, листать пергаменты. На некоторых листах рисунки не имели никакого смысла. В двух или трёх изображениях посыльный различил силуэты людей и каких-то построек. Однако всё это выглядело странно и непривычно.

– Ты веришь в великанов? – спросил Гиди, попробовав собрать из нескольких самоцветов простенький рисунок.

– Читал кое-что об Эре Тумана, – ответил Тим, не отвлекаясь от сборов.

– Удивительно! Их искусство пережило века.

– Тысячелетия, – буркнул нуониэль.

– Если мы вставим все самоцветы на правильные места, сможем ли понять изображённое?

Тимбер фыркнул. Гиди оставил самоцветы с эскизами и подошёл к стеллажу. Он взял в руку увесистую кипу пергаментов, перевязанных бечёвкой и потащил к очагу. Там он поднёс к пламени один из исписанных листов, чтобы в свете огня лучше видеть текст.

– Маленький круглый камешек цвета бурого медведя лежит тут же у кочки с тремя колосками, – начал читать Гиди вслух.

Нуониэль подскочил к человеку.

– Не тронь! – нахмурился отшельник, выхватив пергамент из рук чтеца.

– Что это за писанина? – удивился Гиди и взял следующий из кипы. – Правее лежит выцветшая палочка с двумя сучками…

Не успел он дочитать предложение, как Тимбер забрал у него и этот, а затем и всю папку.

– Не твоё! – рассердился нуониэль, аккуратно всё сложил и завернул в кулёк из тонкой кожи.

– Похоже на какое-то задание для учеников, – предположил Гиди.

– Читать чужое – подло!

– Тексты пишут, чтобы их читали! – не унимался Гиди.

– Не эти!

– Хочешь сказать, что исписал гору пергаментов, за так?

– Слуга не должен докучать господину! – надменно заявил Тимбер.

– Бе-бе-бе! – пританцовывая выдал Гиди. – Ты мне зубы не заговоришь! А ну рассказывай, что это за белиберда, а не то я сам что-нибудь у себя в голове придумаю на счёт тебя и стану всем рассказывать!

Тимбер сунул аккуратно перевязанный кулёк с пергаментами в подорожную суму, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– В Школе нам задали это на первых уроках, – объяснил он. – И хоть я ушёл, но практиковать учение не бросил.

– Похвально, – еле-сдерживая смех сказал Гиди. – И ты исписал пуд пергаментов! Поди, каждый камешек в Долине отметил?

– В этой стопке берег реки у рыбацкого домика, – гордо объяснил Тимбер.

– Ого! Ты явно не из тех хронистов, кто ограничиваются поверхностными описаниями. А не проще ли нарисовать карту, как это делают нормальные картографы?

– Не доучился, – спокойно ответил нуониэль. – К тому же, слова гораздо ярче, нежели убогие картинки!

– Зачем поступать на класс картографии, если считаешь карты убогими картинками?! – пожал плечами Гиди и снова бухнулся греться к очагу.

– Зачем служить господину, если считаешь себя свободным? – пробубнил Тимбер.

Гиди хмыкнул и махнул на нуониэля рукой. Посыльный жутко устал: встретиться с нуониэлем он планировал ещё вчера вечером, но сильно заплутал по пути от деревни и заночевал где-то в долине так и не дойдя до пещеры. И лишь проснувшись на следующий день ни свет ни заря, он двинулся в путь и нашёл убежище Тимбера ещё до того, как тот проснулся. И вот, после долгого дня, голова уже плохо соображала, тело не слушалось, но воспалённое сознание всё никак не могло уняться.

Гиди растянулся на лежанке, укрылся несвежим одеялом, которых у хозяина пещеры нашлось в избытке, и постарался заснуть. Но даже когда было глубоко за полночь, посыльный Агидаль не провалился в забытьё: Тимбер так шуршал, собираясь в долгий путь, что отключиться не смог бы и пьяный дикарь, тайком пробравшийся в трактирный погреб и осушивший бочку квасной браги. Ветковолосый ворошил пергаменты, шелестел соломой, копался в тряпье и звенел какими-то склянками. Всё же, Агидаль заметил, что Тим старался двигаться как можно тише, будто не желал будить гостя. Правда, от этого усердия, все аккуратные действия разрезали тишину такими едва-слышимыми нотками, что уж лучше бы нуониэль гремел вещами во всю; глядишь, так и заснуть было бы легче.

Агидаль слушал возню и думал до тех пор, пока не осознавал, что уже спит. И каждый раз, как понимал, что забылся, посыльный вздрагивал и в ужасе открывал глаза. В одно из таких пробуждений, Гиди понял, что Тимбер спит, огни в очагах превратились в угли, покрытые лепестками серого пепла, а пещера стала совсем тёмной, холодной и безжизненной. Агидаль Инранов свернулся калачиком и подумал о той огромной горе, которая сейчас нависает над ним. Гигантский камень, холодный и мёртвый окружал его – маленького человека. Гиди показался самому себе не более чем тёплой капелькой жизни, сокрытой в бесконечной толще горной породы. Посыльному Школы не привыкать устраиваться на ночлег в неуютных местах, но Гиди всегда находил успокоение либо в мерцании голубых звёзд над головой, либо в едва-ощутимом дыхании земли под лежанкой. Тут, в пещере, не было ни звёзд, ни земли, ни даже древесных корней, в которых хоть и неудобно спать, но всё же спокойно и как-то по-родному. Каждый раз, как Гиди засыпал, каменная оболочка пещеры пробиралась в его сон и наводила страх. Гиди боялся, хотел куда-то убежать и даже пытался проснуться, но уже не мог. Он застрял где-то внутри камня и оказался совершенно обездвижен. «Я должен проснуться, – всё твердил он себе. – Надо проснуться!»

Гиди ахнул и вскочил с лежанки. Светлело. Утренний туман украдкой пробрался в пещеру и заволок всё свежей влагой.

Голова раскалывалась: от морозного утреннего воздуха появились сопли, а в горле першило. «Немудрено тут заболеть», – подумал Гиди и глянул на отшельника. Тот безмятежно спал в углу, зарывшись в старые одеяла. Лишь прядь его веточек небрежно лежала на тёмном каменном полу.

Посыльный поднялся и сел на колоду у стола. Он присмотрелся к нуониэлю. Лицо Тимбера было молодым и немного худым. Крупные скулы и заострённый подбородок придавали чертам строгость. Жидкая бородка и брови, как у всех нуониэлей по осени, пожелтели. «Если он побреется, то будет иметь успех у женщин», – заметил про себя Гиди, который к своим сорока двум годам прекрасно разбирался в предпочтениях дам.

Сколько ни смотрел он на Тимбера, всё не мог понять, как тот умудрился прожить в столь неуютном месте полтора года.

«Надо проснуться!» – вновь пронеслось у него в голове.

Выйдя прочь, Гиди глянул на бочку с водой, где Тим прошлым утром умывался. И хоть тогда Гиди показалось странным окунать голову в ледяную воду, теперь что-то так и подмывало его сделать так же. И он сделал. На удивление, головная боль отступила. Гиди вытер волосы и принялся разводить костёр. Как только от ветоши потянуло дымком, на душе стало хорошо: мир вновь превратился в бесконечное приключение. Захотелось спланировать маршрут, придумать, где срезать путь, помечтать о встрече с женой и сыновьями!

– Не меньше дюжины дней! – пригрозил Гиди костру. – Да-да, мастер Инран! Я порядочный отдых желаю! Два месяца вдали от дома, а потом поход в эту клятую долину! Мало того, что пришлось забраться в самую дальнюю деревушку, так выяснилось, что ещё день топать до какой-то там пещеры!

Тимбера посыльный будил пинками. Молодой нуониэль еле продрал глаза. Он долго мялся, ворчал, но всё же выбрался из кучи одеял и снова взялся за сборы. Гиди успел поесть, согреться и приготовиться в путь, а Тим всё медлил.

– Если не перестанешь собираться, никуда не уйдёшь! – сказал Агидаль, стоя у входа в пещеру.

Тимбер судорожно хватал разные вещи, совал их в сумку, потом снова доставал и возвращал на стеллаж, не обращая внимания на призыв товарища.

– Решайся, властелинчик! – окликнул его ещё раз Гиди и даже протянул отшельнику руку.

Тимбер замер и, потупив взгляд, уставился на ладонь посыльного. Ветковолосый нахмурился, фыркнул, пробубнил что-то себе под нос на ланнийском, живо завязал суму и, не подавая руки, вышел на свет.

– Завтраки я не подаю! – пошутил Гиди, кивнув на костерок, где на хворостинке грелся последний кусочек хлеба.

– Успеется! – отмахнулся нуониэль и пошёл прочь от пещеры.

Гиди пожал плечами и зашагал следом. Они шли чуть дольше минуты, а потом Тимбер взял резко влево.

– Нам туда! – заявил посыльный и указал на тропинку, ведущую на запад.

– Нет, – ответил Тимбер не останавливаясь.

– Я пришёл этой дорогой! – настаивал Гиди.

– Мы пойдём сюда, – не уступал нуониэль.

– Я старше! Идём как я скажу!

– Это моя долина! Я лучше знаю!

– Может, ты у нас картограф, который закончил Школу? – язвительно спросил Гиди.

– А ты, может быть, непутёвый дуралей? Припёрся к моей пещере рано утром! Значит, из деревни вышел под вечер и шёл всю ночь. Не очень-то верится! Значит, из деревни вышел утром и за день досюда не дошёл. Выходит, заблудился!

– Я первый раз в эти края попал и путь нашёл за короткое время!

– Ты ещё золото начни брать за то, что такой умный!

– Скажи пожалуйста! – уткнул руки в боки Гиди. – Гений путешествий, живущий под камнем! Да ты же идёшь в противоположную сторону от деревни!

– Господин волен сам выбирать путь! – нахмурился нуониэль.

Гиди кинулся на нуониэля и схватил его за веточки.

– Я тебе покажу господина! – кряхтел он, таская Тимбера за ветки, пока тот рычал и отбивался от взбесившегося.

– Отстань, тварь! – вопил нуониэль.

– Юнец паршивый! – не унимался посыльный. – Сказано мне, доставить тебя, значит доставлю! А если надо, то и ремня дам.

Они бухнулись на тропинку и стали мутузить друг друга, катаясь по влажным лиственничным иголочкам. Минуты через две оба выбелись из сил и расползлись чтобы отдышаться.

– Если идти на полдень, – задыхаясь сказал Тимбер, – то до реки не больше часа пути. А там можно у Спешко лодку взять. По течению в деревню попадём к обеду.

– Так бы и сказал! – злобно фыркнул Гиди, поднимаясь из грязи и вытирая нос.

– Перед слугами не отчитываюсь! – прошипел нуониэль, тоже встав на ноги.

– Пойди ещё старшим братишкам пожалуйся!

Тимбер не ответил. Он лишь ещё сильнее нахмурился, а потом резко бросился на Гиди и снова повалил того на влажную тропинку.

День выдался прохладным. Лишь изредка появлялось солнце и согревало косыми лучами остывшую долину. Ветер быстро гнал облака, то и дело принося неприятный мелкий дождь.

У рыбацкой хижины на левом берегу реки трудился Спешко; он ставил ловушки в токах мелководья, журчащего среди крупных тёмных валунов. Рыба шла плохо, и старик уже начинал подумывать о том, чтобы пойти ставить силки на зайца. Вдруг рыбак увидел, как с правого берега по камням к нему пробираются двое. Он тут же узнал юного господина Тимбера Линггера и посыльного из Школы. Рыбак ничего не знал ни о господских делах, ни о Школе. Он знал только долину, реку и рыбу. А ещё он встревожился, увидев грязную и мокрую одежду путешественников.

Пока юный господин и его спутник обсыхали в хижине, Спешко приготовил лодку для отплытия в деревню. Его жена накормила гостей тёплой ухой и собрала в дорогу узелок сушёного мяса. Тимбер отблагодарил крестьян глубоким поклоном, что удивило Гиди. Посыльный, сев на вёсла, целый час молча грёб.

– Эй! – обратился к нему Тимбер, намекая на то, что пора бы поменяться.

Гиди уступил место гребца и уселся на корму.

– Разве господам к лицу катать на лодочках челядь? – спросил посыльный.

– Я заметил, что, когда люди не работают, они начинают задавать неуместные вопросы, – ответил Тим.

– Для вас нуониэлей все вопросы неуместные!

– Отнюдь! – поднял свою желтоватую бровь нуониэль. – Просто у тебя нет воображения.

– Хочешь сказать, есть вопросы, на которые ты не станешь дуть щёки, прикидываться самым важным дубком в мире, а просто ответишь?

Тимбер улыбнулся. Гиди прищурился и стал думать.