Теперь о втором куда как более протяженном пути, также проходящем все через те же территории, некогда являющиеся ключом к нашим морским путям сообщения.
Для осмысления целесообразности его возникновения следует обратить внимание на тот район, который находился в самом центре этого пути. А находился этот центр на русском Северо-западе в районе триумвирата Новгородской республики: Русы, Пскова и Новгорода.
А ведь эта страна, что самое важное, уже самой природой всегда была прекрасно защищена от неожиданного вторжения неприятеля. Потому именно здесь и возник вышеозначенный триумвират:
«Географическое положение Древней Руси исключало внезапный приход флотилии норманнов, как это часто случалось в Западной Европе – во Франции, Англии и, даже, в далекой Италии, где образовались норманнские владения» [132] (с. 11).
Защищены же были наши города мегаполисы: болотами, реками и порогами равнинных рек, не пропускавших чужие океанские суда вглубь наших территорий. Потому внезапное нападение врага на земли нашего Новгородского триумвирата исключалось полностью. Единственно же возможный путь вторжения через Волхов прикрывала самая древняя каменная крепость Европы – Старая Ладога.
А ведь владения этой административной единицы, включая только что перечисленные города и порты северного пути сообщения Руси, простирались на восток не иначе как аж до самой Чукотки, где новгородцы и господствовали безраздельно. Они же собирали с аборигенов данной местности и ясак. Это сообщает нам о том, что представители туземного населения Сибири искони считались подданными Новгородской республики. И на ее необозримых просторах лишь система давно отлаженных сообщений способна была связать наши раскинувшиеся по огромным просторам небольшие поселки с древними деревянными церквями, обнаруженными Барановским вплоть аж до Аляски:
«Есть основания полагать, – сообщает архитектор-рестовратор П.Б. Барановский углубленно исследовавший за свою долгую жизнь Русский Север на предмет изучения происхождения нашей культуры зодчества деревянных церквей, – что деревянное шатровое зодчество утвердилось на Руси еще в дохристианскую пору… Возможно, этим объясняется врастание в новую, культуру христианскую, культуры старых типов архитектурных сооружений. Изображение шатровых церквей встречается в глубокой древности… На севере “шатры” были распространены повсеместно – от Кольского полуострова до Аляски…
После крещения Руси в 988 году архитектурные сооружения, где помещались языческие жертвенники, очевидно, не всегда уничтожались. Ведь это было неразумно и расточительно, если учесть трудности всякого строительства в ту пору. Достаточно было уничтожить самих идолов, освятить помещение и поставить на нем символ новой веры – крест» [27].
А ведь в пресловутую «дохристианскую» пору вера наших пращуров именовалась Русской. То есть Верой в Бога Русу. Удивляет?
Годом же крещения сибиряков, коренных русских жителей Сибири, мог быть вовсе не год на самом деле перекрещивания Руси князем Владимиром (см.: [214]), но значительно раньший период крещения в Христианство русских людей. Крещения еще в Древней былинной Руси, что находилась некогда в Палестине. Причем сделано это было или Иоанном Крестителем (что у нас из памяти вообще изъято), или Андреем Первозванным (о чем пусть и устная память, но прекрасно сохранилась).
Именовались же вдоль нашего древнего пути до недавней поры прекрасно сохранившиеся эти культовые здания, которые Барановский, в силу устоявшегося тогда научного мнения, считал языческими, – сонмищами. И очень возможно, что их сооружение было начато еще в тот древний период, когда колена Израилевы, уйдя из ассирийского плена, селятся на территориях нынешней Японии, Китая и нашего Дальнего Востока.
Для каких же целей этот столь длинный путь продолжал оставаться в употреблении со времен ухода отсюда большинства Израилевых колен сначала в Древнюю, а затем и в нынешнюю Европу? Перевозками какого товара мог быть столь основательно задействован этот огромный древний маршрут?
Об этом чуть позже. Сначала о путях нашего южного и западного товарообмена.
Не только в Англии и Сибири, но и на юге, в Константинополе, мы имели преимущества безпошлинной торговли, а, значит, какими-то своими лишь у нас и производимыми товарами были столь выгодны этому от нас далекому городу.
Такие же преимущества имели мы и в фактории Ганзы – на Готланде. А, значит, и страны Центральной Европы, в каких-то уж слишком дефицитных наших товарах, были также крайне заинтересованы.
И это отнюдь не меха – ведь у них слишком жарко – пальмы в Лондоне растут, юг Швеции и Норвегии – субтропики! Это не деготь и не железо, не древесина и не мед – это не сырье вообще, но уже какая-то законченная очень необходимая Западу продукция. Какая?
Сейчас определим. Что в нашей северной не ласковой стране растет лучше, чем в теплой и благодатной Европе?
Хлеб?
В Европе, в сравнении с нашим холодным Северо-западом, на него урожаи в четыре раза выше.
Но и в Азии он много дешевле нашего. Вот что сообщает о его цене Петр Петрей – посланник шведского короля в Московии:
«Сарацинское пшено дешево: бочку его можно купить иногда за два с половиной талера, иногда же дороже и дешевле, смотря по случаю. Его привозят водою по Каспийскому морю из Мидии, Персии и Армении» [243] (с. 202).
А вот что сообщает иной иностранец, побывавший в те же времена, смутные, между прочим, в России, Жорж Маржерет:
«…хлеб, которого очень много… не вывозят из страны» [249] (с. 148).
И смысл взимаемой на этот товар нами пошлины лишь в том, чтобы не дать импорту подчистую разорить своего внутреннего производителя зерна. Ведь лишь по этой причине нами давно усвоено:
Хлеб – драгоценность: им не сори!
Потому имеются средневековые известия о ввозе германского хлеба в Новгород. А ведь там его урожайность в четыре раза выше, чем у нас.
Но и не только из Германии:
«В Россию из Болгарии делали подвоз хлеба в XI веке» [265] (с. 196).
То есть хлеб, что на самом деле, предметом экспорта из нашей страны в древние времена не являлся.
Тогда что же?
Заглянем в недавнее наше прошлое. В 1913 г.:
«Россия поставляет 50% мирового экспорта яиц, 70% мирового экспорта масла» [59] (с. 549).
И при всем при этом на Россию приходится:
«80% мирового производства льна» (там же).
Ну, с удивительнейшим нашим нигде более не встречаемым избытком масла и яиц все понятно – 200 из 365 дней в году лишь русский человек эти продукты питания – в рот не берет. И лишь полуиноземная барчуковая прослойка является исключением. Но даже вкупе с проживающими у нас иноверцами эта группа народонаселения всегда представляла собой своего рода нацменьшинство. Потому и потребление масла и яиц, в течение постов, все равно резко сокращалось. А ведь курам не нестись – не прикажешь, да и коровам не доиться…
Говорят, заграница нас в этом вопросе просветила – маслобойни нам-де устроила. Ведь раньше нам приходилось во время поста молоком с яйцами собак скармливать. Теперь же, ввиду наступившего пресловутого «прогресса», появилась возможность вместо собак запрещенной в эту пору для человека пищей скармливать обучившую нас этой мудреной «хитрости» инородчину. И излишки скоромной пищи, вместо чтоб скармливать ею Шариков и Бобиков, высылаемые теперь Россией для прокорма потерявших человеческое обличие двуногих, – дело обыкновенное. Тут не стоит на нем особо заострять своего драгоценнейшего внимания.
Но вот 80% мирового производства льна! Это выглядит достаточно ощутимо. И это все притом, что немалая доля остальных 20%, судя по однородности климатических условий, должны приходиться на соседние с нами страны: Румынию, Венгрию, Чехословакию и Польшу.
И сейчас об этом напрочь забыто лишь потому, что его, даже у нас, в последнее время, заменил хлопок. Однако же на север Европы хлопок попадает не ранее XII в., когда в качестве сырья его начинают использовать в Голландии.
А до этого времени, в альтернативу шерсти, мог быть противопоставлен лишь лен! Ну, и что понятно, – конопля.
Чему и находим подтверждение в записках о нас иностранцев еще середины 17-го века:
«“Конопля и лен производятся в большом количестве, вследствие чего полотно в России очень дешево” (Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию)» [183] (с. 74).
А вот что уже мы сами о себе сообщаем. Аристов Н.Я. XIX век:
«…лен и пенька разводились не для своего только домашнего обихода, но служили предметом промысла и торговли; равным образом и изделия льняные и конопляные продавали на торгу и сбывали из России за границу» [265] (с. 137).
И вот где возделывание именно этой культуры на Руси являлось всегда наиболее предпочтительным:
«Новгородская, Псковская и особенно Вологодская земли доселе славятся производительностью льна (Журнал мануфакт. и торгов изд. При Минист. Финн. 1865 г. т. V, июль, с. 514)» [265] (с. 178).
Вот чем занимались жители городов мегаполисов Новгородской республики: находясь в самом центре земель, где прекрасно произрастал лен и конопля, они ткали ткань и шили из нее одежду на экспорт. То есть Господин Великий Новгород, в ту далекую пору, являлся «Парижем» древнего мира!
Вот очередное о том свидетельство:
«В половине XIV века Шегаб-еддин заметил в своих живописных путешествиях, что льняные одежды, доставляемые из Земли Русской, были в ходу и в почете в Дели в северной Индии…» [265] (с. 196).
Вот на каком удалении от Новгородчины наш лен пользовался необыкновенным спросом.
Но отнюдь не лен сырец, что на сегодня нам внушено нашими примилейшими историками, столь дружно бичующими самих вроде бы как себя в качестве оглоедов и недоносков, в те времена рассаженных по деревьям и жующих врученный им банан с пальмы. Но произведения самой качественной на тот день в мире работы.
Вот лишь один из примеров, упоминающий о непревзойденнейшем мастерстве наших золотошвеек времен средневековья:
«Сами скандинавские сказания подтверждают, что из Руси привозились дорогие ткани золотые и серебряные, каких в Скандинавии никогда не видывали. (Севернорус. Народопр. II, 178. Gesch. des gans. B. I. С. 381) [265] (с. 202).
Потому и Лондон, и Константинополь пошлины с нашей продукции не брали вовсе: наш льняной товар представлял собою в их шерстяном мире ничем невосполнимый дефицит. Причем качеством своим он превосходил вообще все иные полотна, в том числе и дорогие золотошвейные, что засвидетельствовано в различных уголках мира – от Индии до Скандинавии.
И так было уже с самых древних времен:
«…в руках археологов побывали старинные льняные ткани с возрастом около 5 тыс. лет: в них заворачивали мумии фараонов…» [96] (с. 54).
Так что еще со времен фараонов самой шикарной и дорогостоящей одеждой являлась одежда изо льна: ведь в последний путь провожают всегда во всем самом лучшем. И именно потому он в Египте и стоил так дорого, что основным производителем льна была далекая северная страна. И производящийся у нас лен на далеком юге и много позже так все и продолжал являться страшным дефицитом:
«Покрывало Моисеевой скинии, одежды священников и левитов были льняные, из драгоценного виссона. По причине высокой стоимости полотна льняные материи имели люди весьма состоятельные» [96] (с. 69).
«Виссон – драгоценная тонкая и мягкая льняная ткань» [32] (с. 78).
И ведь даже силы небесные предпочитают среди прочих иных именно ее:
«…воинства небесные, облеченные в виссон белый и чистый» [50] (с. 240).
А вот из какого материала было соткано вообще самое дорогое в ветхозаветные времена полотно – церковная завеса Скинии, закрывающая вход во Святая Святых:
«Сия-то завеса в храме Иерусалимском, когда Господь Спаситель испустил дух на кресте, раздралась надвое сверху донизу [Мф 27, 51].
…ткани… были вытканы из тонкой льняной материи и покрывали стены Скинии…» [58] (с. 264).
Но и много позднее лен, вне приделов обширнейшей страны древности – Новгородской республики, все так и продолжал оставаться в качестве самого дефицитного товара:
«В начале нашей эры шерстяные ткани были дешевы, а льняные стоили дорого…» [96] (с. 69).
Вот теперь и попытаемся проследить путь нашего льна: на запад, на юг и на восток. Прежде всего, о дороге на запад.
Самыми простыми и надежными путями сообщения всегда являлись речные. Ведь плавание в открытом море и теперь является достаточно рискованным, а до Р.Х., когда флот был еще слишком несовершенен, – тем более.
Потому сразу следует обратить внимание на возможность доставки дефицитного на западе льна именно речными путями сообщения.
Смотрим на карту Европы. Сразу бросается в глаза, что большинство интересующих нас рек несет свои воды с востока на запад. Это должно было сильно облегчить доставку груза (правда чуть раньше, как нами уже отмечено, эту функцию прекрасно выполняла река Океан).
А вот обращаем теперь внимание и на оставшиеся с тех давних пор топонимы ганзейских городов, чьи корни несут явно славянские наименования. Прежде всего, бросается в глаза одноименный названию местности обитания фризов (фрягов, варягов) Голландии город в Восточной Пруссии – Фридланд. Мало того:
«…все древние наименования Поморья (Померания) доказывают славянское происхождение…» [20] (с. 10).
Например:
«Славяне на Эльбе в Липецке (Лейпциге)…» [20] (с. 10).
Но ведь и Любек – это однокоренное нашему древнему Любечу. Тому свидетельство и Адама Бременского. В своих «Деяниях архиепископов Гамбургской церкви» он упоминает город:
«…склавов под названием Любек» [253] (с. 81).
Но и восточногерманский Росток является однокоренным нашему Ростову. Причем, оба эти славянских города, по свидетельству все того же Адама Бременского (XI в.), входят в соприкосновение с морем через:
«…склаванский залив…» [253] (с. 84).
То есть и сам морской залив средневековый автор называет нашим. Но и далее земли простираются вдоль побережья исключительно славянские:
«…вплоть до реки Одера обитают вильцы и лютичи. За Одером же, насколько нам известно, обитают помераны…
Итак, побережья этого моря с юга занимают склавы, а с севера сведы» [253] (с. 89).
А путь в эту западную страну славян, где Любек вовсе не западная ее оконечность, но лишь морской порт, контролирующий речные пути дальше на запад, из бассейна озера Мойска (Ильмень) начинает речка Ловать. Затем волок позволяет перебраться в Западную Двину, Швянтойи, Неман, чьи притоки сближают русские ладьи с притоками речки Прогаля. Далее, на запад, путь лежит через речку Алле, где, собственно, и располагается подсказавший нам этот путь варяжский город славян – Фридланд. Эта речка позволяет затем последовательно переправить ладьи в акватории: Нарева, Буга, Вислы, Нотеца, Варты, Одера, Шпрее, Эльбы, Аллера, Везера, Эдера и Рейна.
А ведь практически все речки, которые на этом пути приходилось преодолевать против течения: Ловать, Алле и небольшой участок Одера – помогал проходить частый в этих широтах гость – северный ветер. Лишь совершенно незначительный участок Эдера приходилось преодолевать на веслах или при помощи конной тяги. Потому эта речная торговая артерия, несмотря на кажущуюся свою сложность и громоздкость, была очень удобна.
Вот именно таким путем груз тканей из русского льна, столь дефицитного на Западе, доставлялся во Фризландию – страну галлов Лии (Гал-ландию), чьи жители еще по тем временам являлись для нас не только единокровными, но и единоверными. То есть являлись такими же, как и мы, русскими людьми. На этом же пути, при использовании течения рек, тяжело груженые суда могли отклоняться и на север, тем обезпечивая льном города поморья (Померании): Киль, Любек, Росток, Шецин и остров Рюген (Руян=Буян). И вот кто здесь в ту пору жил.
Татищев:
О проекте
О подписке