«…из летописей французских бертинианских, у Духесния 4 том 3, с.195… в 839 году: “Феофил, император константинопольский, отправил с оными [с послами к Лудовику Пиусу императору – Татищев] нескольких, которые сказывали, что они и народ их рос называются. Их же царь, Каган [Рос у греков вместо руссы и Руссия выговаривалось. Каган же не имя, но знатность, гл. 16, н. 42, ч. 2, н. 128. – Татищев] именем, к нему [как говорил – Татищев] для дружелюбия отправил, прося в помянутой грамоте, чтоб по императорской милости позволение возвратиться в свое отечество и вспомоществование во всей его империи иметь могли, поскольку они путь, которым к нему в Константинополь прибыли, между грубыми, дикими и весьма безчеловечными народами имели, и не хотел [император константинопольский – Татищев], чтоб они теми ж дорогами возвратились, чтобы оным каково бедство не приключилось. Людвиг же император, причину прибытия их прилежно рассматривая, выяснил доподлинно, что они родом шведы”» [113] (Гл. 32).

То есть наши названия городов на нынешней территории Швеции, стоящие на перерезающем ее речном пути, а также самые и теперь крупнейшие готские города, запирающие этот путь, – полностью подтверждаются грамотой теперь еще и Константинопольского императора, встретившего посольство русских людей из Швеции.

Об этом же говорит и:

«…существование области Рослаген в Швеции…» [140] (с. 47).

Где окончание, лаген, означает сокращенное русское слово логово.

Но абсолютно все то же самое наблюдалось в Финляндии и Эстонии:

«Что же, напротив того, учиним нашим же финландцам и эстландцам, которые не иначе шведов называют, как розалайн [росалайн – А.М.], или росов народ?» [113, Гл. 32].

Так что и прибалты, как выясняется, более чем четко подтверждают выдвинутую нами версию.

И еще:

«…финны называли шведов руотси…» [140] (с. 47).

И все это притом, что:

«…шведы сами себя руотси не называли…» [140] (с. 48).

Так что именно мы в совсем недавние эпохи и являлись в данной местности хозяевами:

«Географ Равенский включает в число скифских владений и Скандинавию, говоря: Magna insula antique Scythia… qaum Jornandes Scanziam appelat. – Он помещает Великую Скифию… между мурман, финнов, карпов и роксолан – это владения, составляющие одну Новгородскую область. Вероятно, имя Новгорода Великий дало ему повод назвать и полагаемую им тут Скифию Великою» [216] (с. 109–110).

Но кроме как скифами, руотси и розалайн нас еще именовали норманнами:

«Лиутпранд же Тичинский, с. 92, 144, пишет: “Руссов, которых иным именем нордманами именуем. И опять, есть некоторый народ, в северной стороне живущий, который по качеству тела греки называют руссами [русыми – Татищев], а мы от положения места нордманами, или северными людьми, именуем…”» [113] (Гл. 32).

Этих самых норманнов:

«…скандинавы называют… народом с Северной Двины» [216] (с. 148).

Ну, а уж кто на ней проживал – выискивать с особым пристрастием было бы просто излишне.

А ведь субтропиками, имеющими урожайные земли, является лишь южная от найденного нами пути речного сообщения часть нынешней Швеции. Потому шведы и именовали нас норд маннами – северными людьми.

А вот и еще очередное свидетельство о нашем некогда пребывании в Скандинавии:

«Григорий Малатинский, с. 108, перечисляя королевства северных народов, между ними и Русь полагает» [113] (Гл. 32).

И вот какие особенности находим у этого распространившегося здесь некогда народа:

«…венеды принесли на Балтийское поморье грамотность свою за 2000 лет до Р.Х.» [216] (с. 159).

То есть наше местонахождение в те времена: и финны, и сами шведы, и прибалты – все относят Швеции и северу Швеции. Мало того, сообщается что мы являемся просветителями местных аборигенов, но уж никак не наоборот (что на сегодня нам как раз и внушено). На самом же деле мы всех местных туземных аборигенов именовали всегда достаточно презрительно – чухонцами. И было, кстати говоря, за что. Ведь именно мы, следуя по местным лесным джунглям с юга, то есть из областей, где производится вино, имели возможность присваивать туземцам соответствующие их поведению наименования. И что же?

Финляндия – это лишь слегка измененное от нашего поименования этих папуасцев – Винляндия. И прямо в точку. Ведь не только некогда, в какое-нибудь тысячелетней давности «во время оно», но и на сегодняшний-то день финны являются врожденными алкоголиками. И очень не зря там и по сию пору столь жестоко свирепствует сухой закон, а приезжающие оттуда в Питер туземцы упиваются в нашей северной столице просто до невменяемости. Что наблюдается на протяжении очень не малого количества лет.

Но ведь и в Норвегии имеется провинция Финмарк. Случайно ли?

То есть это говорит именно о том, что, в сравнении с населением здесь русо-славянским, все эти «Винляндии»: что финская, что норвежская – представляли собой всего лишь некие резервации с проживающими на них местными алкоголиками. И когда наши ладьи следовали через эти места, то туземное население этих резерваций, стремясь оказать в доставке вина русским людям услугу, требовало себе за работу вознаграждение в качестве некоторой доли от перевозимого через их территории этого жидкого драгоценного здесь груза. А затем, набрав в свои закрома изрядное количество огненной воды, население Финляндии и Норвегии впадало в безудержное пьянство.

Все то же следует сказать и о шведах:

«Шведов исстари финнами называли. В Истории Гиалмара короля, из гробовых надписей на латыни, переведенных Перингскиолдом,13 в изданном Хиксом 14 в Тезауре языков северных, титул II, с. 147, называется Бинланд, у Снорри и в многих тамошних книгах – Финланд и Винланд…» [113] (Гл. 17).

То есть для нас разницы между местными примитивными народностями Скандинавии не было никакой – все они лишь требовали провозимой по их территории огненной воды, за что и получили от нас практически одно и то же наименование: винляндцев. И даже место торговли в их наречиях осталось нашим:

«У шведов рыночная площадь и сейчас «torg»…» [115] (с. 131).

Но и финны от них в этом вопросе мало чем отстали:

«…город Т у р к у на крайнем юго-западе Финляндии носит имя, которое представляет собой законное видоизменение русского слова “торг”. Т у р к у значит “рынок”, “базар”, “Торжок” [115] (с. 131)».

Кто-то упрекнет нас в умышленном-де спаивании туземного населения здешних дебрей. Но тут, думается, при прохождении через эту «страну колдунов» было не до жиру:

«Финские племена, жившие… на севере России, были во времена Геродота еще настоящими людоедами, причем не гнушались даже поедать тела своих покойных родителей (Обычаи эти у северных инородческих обитателей России сохранились вплоть до Московских царей, которые строго приказывали следить за ними своим воеводам и выводить эти “прелести”)» [54] (с. 38).

Таковы были нравы коренного населения Финляндии, чухонцев, которых именно мы, как оказывается, от людоедства и отвадили.

«Что же касается скандинавов, то им, прежде всего, нечем было торговать… Лучшим доказательством бедности страны было то, что скандинавы были вынуждены продавать свою кровь службой у иностранцев в качестве воинов» [140] (с. 67).

Так что, подведем итоги, лишь единицы имеющихся у них когда-то древних городов, в сравнении с нашими сотнями, и те – наши. И все потому, что местное примитивное население в городах вовсе не нуждалось. Нам же самим, для успешного прохода караванов судов сквозь глухие дебри выше упомянутых нами Винляндий, эти опорно-торговые пункты были просто жизненно необходимы.

Но почему, все же, львиная доля перевозок приходилась именно на эти страны?

Солидной выдержки вино, то есть самое крепкое из существовавших в те времена видов горячительных напитков, нами поставлялось в районы крайнего севера. В более же ранние эпохи, когда на севере еще лежали льды Гипербореи, – в Сибирь. Где являлось вовсе не баловством, но лишь единственным средством, позволяющем не замерзнуть на лютом морозе нашим промышленникам. И именно о них сообщается, что в стране их проживания, в Сибири, передвижение возможно только на собачьих упряжках. То есть зимой в лютые морозы:

«”Страна Сибур, окруженная Северным морем. Страна эта обильна съестным, но зима там жесточайшая до такой степени, что из-за чрезвычайного количества снега зимой почти никакие животные не могут ходить там, кроме собак: четыре большие собаки тащат сани, в которых может сидеть один человек с необходимой едой и одеждой…” (Протоиерей Лев Лебедев. Москва патриаршая. – М.: Вече, 1995)» [10] (с. 179).

Северным морем, судя по всему, здесь обозначена южная часть Западной Сибири. Льды Гипербореи, залегающие в те времена где-то по Полярному кругу, перекрывали путь сибирских рек в Северный Ледовитый океан. Вода скапливалась и избыток ее через Тургайскую ложбину перетекал в Каспийское море, в ту пору соединенное с Аральским. А уже оттуда избыток воды через Манычскую впадину переправлялся в Азовское море. Так что Сибирь в период средневековья являла собою загадочный северный остров, куда попасть мог лишь тот человек, который этот ранее необитаемый край и покорил.

А вот что сообщает о путешествии в эту таинственную страну Марко Поло. На этот раз путь указывается много более близким – из Монголии. Но, несмотря на это, как считает он, мало кто может на него отважиться и отсюда:

« “Есть такие места, где никакая лошадь не пройдет<… > тут большой лед и трясины, лошади там не пройти. И эта дурная страна длится на тридцать днищ”. Лишь в “санях без колес”, закутанного медвежьею шкурою, везут смелого путешественника собаки “по льду и грязи” “от стоянки к стоянке” в течение 13 дней» [244] (XLV).

И понятно дело, здесь речь идет вовсе не о лесных массивах Сибири, но о каком-то подмерзающем лишь зимой русле гигантской реки, судя по всему, – реки Океан.

Что это за «река» за такая странная?

«Океан у Гомера называется рекой» [279] (гл. 1, аб. 7).

Гомер указывает также:

«…что Океан окружает землю» (там же).

Эта река, судя по всему, талая вода ледника, именуемого Гипербореей. Потому к зиме эта могучая река прекращала свое течение, оголяя илистое дно.

Снег же в данной местности – и сегодня большая редкость. Потому и упоминается о необходимости езды не только по льду, но даже и по грязи, понятно дело, на тот момент все же подмерзшей. Потому даже:

«…Ибн-Батута, один из неутомимейших путешественников XIV в., отказался от задуманной поездки в “страну мрака” “по причине большого количества жизненных потребностей, необходимых для этого, и незначительной пользы”. “Равнина Баргу”, описанная Марко Поло, в которой узнают то Баргузинскую, то Барабинскую степь, представлялась венецианцу настоящей пустыней, пугающей своею дикостью и безлюдьем: “Нет там, знайте, ни мужчины, ни женщины, ни зверя, ни птицы”» [244] (XLIV).

Еще раз уточним местонахождение этой загадочной страны:

«На север от Каракорума и от Алтая, от того места, где… хоронят татарских царей, есть равнина Бангу, тянется она на сорок дней… Летом у них есть дичь и они охотятся на зверей, и на птиц; а зимою от великого холода там не живут ни зверь, ни птица» [313] (с. 239).

И вот свидетельство Марко Поло, подтверждающее наличие в не столь и давние времена на территории Сибири пресноводных морей, образующихся за счет тающих вод ледника:

«Через сорок дней – море-океан, там же горы» [313] (с. 239–240).

То есть здесь речь идет исключительно о том море, которое находилось на территории Восточной Сибири. Вторая часть этого гигантского пресноводного водоема, откуда и перетекала река Океан, располагалась в районе Приленского плато.

И вот как выглядело здесь дно реки Океан, по которой, судя по рассказу Марко Поло, и производилась здесь связь внешнего мира со страной Сибирь, находящейся по другую сторону реки Океан. Вот как он описывает ее русло, судя по всему, являющееся вообще сколько-нибудь проходимым лишь в небольшом отрезке времени осенью, когда ледники таять перестают, а лютые морозы еще не начались.

Здесь есть:

«…такие места, где никакая лошадь не пройдет; это страна, где много озер и ручейков; тут большой лед, трясина и грязь; по всему этому пути, по льду да и по грязи, лошади не могут идти; во все тринадцать дней дорога между двух гор по большой долине, и все тут лед да грязь… и телеги на колесах тут не пройдут» [314] (с. 369).

Телеги потому не пройдут, что в любой момент может выпасть снег. Да и по бездорожью этому, ремонту не подлежащему, судя по всему, колесо будет постоянно проваливаться в ямы и вымоины.

И вот лишь каким образом в данной местности является целесообразным передвижение:

«сделали они сани без колес, проходят они, не увязая, и по льду, и по грязи, и по трясине…» (там же).

«Там есть собаки, величиною с ослов, которые приучены возить сани» [266] (с. 43).

В эти сани:

«…обыкновенно запрягают по шести собак, и куда направляет их проводник, сидящий с купцом в санях, туда и везут они сани даже по воде и грязи без труда» [266] (с. 44).

И именно для подобного рода путешествий, когда в течение двух недель приходилось перемещаться по безжизненной пустыне, просто не обойтись без согревающих в пути напитков. И исключительно для преодоления этого двухнедельного маршрута и осуществлялась поставка в эту глушь напитков, способных обогреть следующего через эту непроходимую иными способами местность путешественника. Ибн-Батута и Марко Поло, судя по всему, на такое путешествие не отважились из-за того, что им столько спиртного за столь непродолжительный отрезок времени, которое необходимо употребить, чтобы не замерзнуть, просто не выпить. А потому здесь мог пройти лишь один из населяющих планету людей – русский. Потому и Сибирь могла быть освоена в ту пору лишь нами (вот какой удивительный род защиты от иноземцев нами был освоен в столь давние времена!).

Но не только для преодоления данного маршрута, а также для использования в подобного рода районах горячительных напитков трудящимися в Сибири промысловиками осуществлялись нами разбираемые поставки сюда вина из южных стран. Вино также требовалось для проведения церковных служб в многочисленных сонмищах, построенных именно здесь именно по той причине, что лишь сюда и не могла ступить в ту пору нога иноверца. Ведь столько спиртного, сколько требуется для путешествия в эту страну (а тем боле для ее завоевания) иноземцу просто не выпить – он умрет.

Что подтверждают нам и средневековые авторы:

«…Иоганка сообщает, что в “стране Сибур” живут, проповедуя свою веру, “русские клирики”…» [10] (с. 179).

А вот как выглядело во времена Марко Поло местное население данной местности:

«Жители видны собою и высоки ростом, дородны, но бледны в лице. У них нет ни царей, ни князей…» [266] (с. 44).

То есть сам вид жителей Сибири, которых южанин венецианец именует бледнолицыми, исключительно с нашим народом и согласуется. И вино, предназначенное для обогрева в страшный в данной местности шестидесятиградусный мороз, собачьи упряжки везли исключительно к ним.

Но везли, судя по следующей фразе Марко Поло, вовсе не со стороны Монголии, которую отделяла от Сибири труднопроходимое русло реки Океан:

«Великая Россия, скажу вам, граничит с одной стороны с этой областью» [314] (с. 370).

Вот с этой-то стороны, судя по всему, и проходила основная артерия, связывающая Сибирь с Россией. В рассматриваемый же нами период этот путь пролегал через море, в те времена покрывавшее своими водами большую часть Восточной Сибири.

Но имеются ли упоминания в официальных источниках о принадлежности этих земель к России?

Вот что сообщает австрийский посол Иоанн Фабр о Московии в 1528 году в своем послании Австрийскому императору. То есть еще задолго до завоевания Иваном Грозным не только Сибирского царства, но и Казани:

«Империя Великого Князя Московского столь обширна, что пространство, занимаемое ею в Европе, составляет самую малую часть в сравнении с Азиатскими областями ее» [332] (с. 295–296).

Так что Сибирь, о чем свидетельствуют иностранцы, побывавшие в России, была нашей еще в ту далекую пору.

Но вино также было необходимо для сонмищ: и на центральных наших территориях, во владениях Господина Великого Новгорода, и на территориях Скандинавии, где проживало в те времена русское население. Потому часть продукции сгружалась: в шведской, а несколько позже норвежской Винляндиях, откуда груз уже на небольших речных ладьях шел по внутренним территориям этих местностей.

Но все эти кровеносные сосуды, впоследствии, оказались вскрыты и расхищены. Нам же остались лишь древние названия этих земель. Но именно по ним теперь и удается проследить тот давнишний путь, который помогал нашим пращурам поддерживать церковные службы своему Богу, Русе, проводимые в наших древних сонмищах на просто огромнейших территориях: от православной в древности Ирландии и вплоть до далекой Чукотки! А потому, со временем, путь «из варяг в греки» деформировался в исключительно северный наш с Западом товарообмен – через порты Беломорья.