«При море Балтийском к южному берегу живут славянские народы: во-первых, к востоку руты, или рутены (Руты, рутены, остерунги и другие тому подобные имена Руссии…» [113] (Гл. 17).

После вторжения сюда представителей некогда проживающих на склонах Ермона Израилевых колен, вкупе с их многочисленными слугами, чья кровь, принадлежащая к Иафету, просто забила теперь кровь своих в далеком прошлом господ, местные славянские названия были перекроены в стиле разговорной речи завоевателей:

«Знаменитое святилище Ретра, или Р а д о г о щ ь , с его именем, произведенным от личного славянского имени Р а д о г о с т, принадлежавшее западнославянскому племени бедричан, после завоевания этих земель немцами было переименовано ими и получило ничего ни по-славянски, ни по-немецки не означающее название Р и д е г а с т (возле нынешнего Гамбурга). Отзвук имени Д у б о в и к , возможно, сохранился в названии Добин, в Шверине, а самое это название Ш в е р и н когда-то звучало как славянское З в е р и н . Тот же Б р у н з о в и к … в устах немцев-завоевателей превратился в Б р а у н ш в е й г . Земли Северной Германии полны переделанными до неузнаваемости древнеславянскими именами мест…

Из древнего П о м о р ь я немцы сделали свое П о м м е р н – П о м е р а н и я … Славянский С т а р г о р о д они превратили в Ш т а р г а р д .

Да и в более южных германских провинциях таких онемеченных славянских имен пруд пруди. Вот Д р е з д е н – западнославянское Д р а ж д я н е , означавшее то же, что у восточных славян “древляне” – “лесные люди”. Вот Л е й п ц и г , по-славянски называвшийся Л и п е ц к … Германские завоеватели чаще всего не выдумывали для городка или поселка совсем иного имени; они до неузнаваемости переиначивали славянское имя, обезсмысливая его, но зато делая похожим на непонятное н е м е ц к о е слово.

Это происходило всюду, где власть оказывалась в руках немцев. В отличие от бодричан, от лужан, от полабских сербов, чехи сумели сохранить свою культуру, остались живой и могучей, хотя и малочисленной нацией. Но и у них долгое время селения и города именовались онемеченными именами; чешские названия запрещалось употреблять вслух и официально.

К а р л о в ы В а р ы (“вары” – по-чешски – “горячие источники”) были известны всему миру как К а р л с б а д (“Карлова купальня”)…» [115] (с. 100–101).

И т.д.!!!

Это же касается: Моравии и Словакии, Польши и Западной Украины, Хорватии и Боснии.

«…смятение охватило ученых Запада, когда после Первой мировой войны внезапно на востоке Европы началась целая буря переименований. Город, известный до того как Л е м б е р г , превратился во Л ь в о в ; из австрийского А г р а м а возник югославский З а г р е б ; чешское Б р н о сменило онемеченный Б р ю н н ; на месте надписей Т о р н и П о з е н появились польские Т о р у н ь и П о з н а н ь » [115] (с. 102).

А ведь мы об этом отуречивании братьев славян узнаем только сейчас. Ведь нам самим никогда и в голову бы не пришло менять названия городов части Польши, доставшейся нам при разделе! Мало того: засилье немецкого языка в отобранной нами у немцев обратно Прибалтике было официально отменено лишь спустя полторы сотни лет после прекращения их безраздельного хозяйничанья в этом крае! Так ведь даже своих братьев из Западнорусских земель от все продолжающегося польского засилья избавили лишь наши последние истинно Православные Цари! А до этого «завоеванные» нами поляки так все еще и продолжали хозяйничать в Белой Руси, где польский язык считался общепризнанным даже наравне с языком польских панов завоевателями – с русским. Чего мы навязали татарам, и по сию пору исповедующим ислам? Но ведь мы еще имели в своих владениях Финляндию! Что мы этим своим «владычеством» «навязали» еще и им?

Да только то, что позволило этой населенной чухонцами некогда совершенно нищей «стране рек и болот», как сами они себя именуют, превратиться в богатую и культурно развитую страну. Вот каковы итоги теперь уже нашей этой пресловутой «оккупации».

Чухонцы Прибалтики пожинают сегодня точно такие же плоды, теперь в открытую издеваясь над русским населением, доставшемся им при разделе живого тела России.

А что мы видим в землях славян не только за тысячу лет онемеченных, но там, где немец еще совсем недавно обосновался?!

«…чешские названия запрещалось употреблять вслух и официально» [115] (с. 101).

Такая вот разница между порядками: нашим и немецким.

Но как случился этот странный захват нами столь скрупулезно рассматриваемых славянских древних путей сообщения? Ведь никакой слишком заметной видимости некогда бушевавшей здесь войны он так и не оставил.

Это произошло, судя по всему, постепенно – ведь немцы проживали тут же – по соседству. Потому эта внутренняя война так и осталась за кадром истории, оставив нам в наследство лишь названия городов некогда проходящих здесь торговых путей межславянского сообщения и онемеченное местное население, ни слова теперь не понимающее на своем родном языке и уже давно забывшее свое прошлое. Оно теперь приучено жить по-варварски – то есть по-германски: палачи Бухенвальда и Освенцима, между прочим, имеют в своих жилах, кроме германской, также некоторую долю и славянской крови. То есть немцы за тысячу лет сделали их себе подобными людоедами. И такое ожидало славянское население аннексированных ими: Боснии и Герцеговины, Моравии и Словении, Словакии и Хорватии, части Польши и части Сербии, Чехии и русских земель, после Батыева погрома Руси на достаточно продолжительное время «приватизированных» нашими западными соседями. То же со временем должно было произойти и в оккупированных представителями горы Ермон, ерманцами, неславянских странах: Венгрии, Латвии, Литве, Эстонии, части Румынии, Финляндии. Из всех вышеперечисленных народностей планировалось выковать особую нацию, для которой Освенцим и Дахау является нормой, а абажуры из татуированной человеческой кожи – составным показателем необыкновенной идентичности их культуры культуре карибских каннибалов. Но вот не успел их желудок переварить ранее заглоченное, оттого и конфуз после Первой мировой случился. Но им потребовалось реванша. Оттого случился и следующий конфуз – вновь немец, вместо чаимого наращивания своих территорий, преизрядно получает по зубам, отдавая обратно следующие исконно славянские территории, некогда им вероломно изъятые в свою пользу.

Но как же им все-таки удалось «переварить» съеденное еще тысячелетие назад? А, главное, как это могло случиться столь незаметно, что даже история этот достаточно ощутимый момент как-то все же прозевала?

Славяне здесь, судя по всему, жили преимущественно в городах, являясь посредниками при торговых операциях между местным сельскохозяйственным населением провинций и регулярно наведывающимся сюда новгородским купечеством.

Заполнив свои трюмы зерном, выращиваемым проживающим здесь неким чисто сельскохозяйственным народом – ариями, то есть земледельцами, наши корабли теперь следовали в обратном направлении, обезпечивая продукцией чисто сельскохозяйственной административной единицы – Европы Западной, именуемой теперь с большим апломбом арийской, чисто промышленных районов Европы Восточной: России.

И в самом начале этого выглядящего теперь столь странно соседства ягненка с волком никаких территориальных проблем возникнуть и не могло. Ведь лишь нам требовались поселения исключительно у воды. Немцам же вода была вовсе ни к чему. Это подмечено еще с глубокой древности:

«…Геродот при них другой народ оратеры или оратели положил и точно рассказывает, что пашнею питаются» [113] (Гл. 12).

Потому ариями они себя и называли. И сеяли они хлеб каким-то странным полукочевническим способом: летом выезжали в поля, а осенью эвакуировались в зимние становья. И при всем при этом, что и понятно, ни о каком ими использовании в степи воды не было и речи.

Но ведь даже и искусству возделывания земли этих весьма примитивных людей обучили опять же мы:

«…многие Германские племена учились у Венедов земледелию; до сих пор еще в иных местностях средней и южной Германии глубокие и узкие борозды называются Венедскими. От своих же соседей Славян переняли Немцы и плуг» [54] (с. 7).

То есть даже в вопросе земледелия, единственного из их мирных занятий, хваленые историками арии оказались специалистами не слишком-то и великими.

Однако ж и в железодобывающей промышленности, где себя они обычно и выставляют в роли законодателей, эти братья по разуму всяческой шушере чухонской никогда не то что в передовиках не числились, но всегда сидели лишь на задворках, в то время преблагополучно занимаясь делом куда как более для них естественным – глоданием бивней мамонтов. Чему имеются просто неоспоримые свидетельства:

«В саксонском горном календаре на 1783 год сказано, что славяне первые начали обрабатывать там руду и им принадлежали все горные разработки. Даже технические горные названия сохранились там по сие время вендо-славянские» [216] (с. 61).

Классен приводит длинный перечень не германских слов в составляющей всю гордость германцев отрасли. Из чего более чем распрекрасно видно, что :

«…венды занимались прежде германцев горной разработкой» (там же).

Так что и вылили германцам заимствованный ими у нас плуг – тоже мы.

И вот, войдя в устье Невы, а затем Волхова, корабли новгородцев доставляли в наши студеные края столь всегда тяжело нам достающийся хлеб – тот ценнейший продукт питания, который на Западе имеет урожайность в 4 раза выше. Вот потому именно он и шел в обмен на лен, который мы могли нашим братьям, фризам, ввиду очень легкой доставки его в огромных количествах вниз по течению рек, поставлять даже в виде сырья. Потому, со временем, в конечном пункте его нами поставки, в Голландии, и возникает крупнейший центр по его переработке.

Второй вариант конечного назначения наших грузов проходил через Мезель и Марну, после чего лен попадал в город Париж.

Затем оставшийся лен доставлялся через Ла-Манш и Па-де-Кале в Лондон, чему помощь оказывал Гольфстрим. Затем он же уносил наши ладьи и в Шотландию.

Затем Гольфстрим помогал отправить наши ладьи, груженые теперь уже южной продукцией Запада, то есть продовольствием, в Колу – ведь не только Центральная Россия столь всегда нуждалась в хлебе, но и ее Север.

И за счет этой обоюдовыгодной торговли мы и обезпечивали русским льном русский же еще в ту далекую пору Запад.

Но наиболее безопасным все же является речной путь. Потому он и был всегда наиболее предпочтителен. Здесь следует учесть, что все тот же северо-западный ветер являлся прекрасным подспорьем при прохождении ведущих на восток рек теперь уже в сторону противоположную их течению. Этот путь обезпечивал дешевым хлебом наши западнорусские земли, а через Смоленск направлял сельскохозяйственную продукцию ариев, как мы выяснили людей чисто сельскохозяйственных (орать – по-нашему: пахать), уже теперь в Рязань, Суздаль и Ростов.

Исключительно по этой причине, впоследствии, именно данная местность, столь удобная для товарообмена, в самую первую очередь и подверглась германской экспансии, обрубив наши торговые межславянские сообщения крепостями Кенигсберг, Данциг, Штеттин, Мемель, Рига, Тарту и Ревель. Берлин встал в центре этого пути речного сообщения, бывшего ранее славянским, где самые удобные волоки сегодня обозначили своим присутствием крупные немецкие города Франкфурт и Магдебург.

Но что же затем произошло? Почему на сегодняшний день в этой местности уже давно не слышно русского СЛОВА?

Начало агрессии пришлых германцев на славянские земли в этом районе имеет очень глубокие корни. Еще в X в.:

«На В[востоке] главным объектом захватов были земли полабских славян. Были подчинены племенные союзы бодричей, лютичей и сербо-лужичан. Однако в результате восстаний 983 и 1002 лютичи и бодричи освободились от власти захватчиков…

…В 12 в. вновь большое значение приобретает колонизация земель на востоке. Под видом “крестовых походов” против язычников нем. князья захватывали земли славян… Эти земли заселялись нем. колонистами, а местное население истреблялось или онемечивалось» [108] (Т. 2, с. 527).

«Упадку славянских прибалтийских городов в то же время способствовало проникновение германцев и колонизация ими этого района, чему в немалой степени содействовали могущественные феодальные рыцарские ордена, а также Ганза» [45] (с. 40).

Объявившиеся же здесь арии, то есть немцы, представляли собой симбиоз переселившихся сюда из степных кочевий Израилевых колен Дана и крещеных в латинство колен Гада. Даны выживают ютов, колено Левии, из Ютландии, а гады, преобразившиеся после крещения в готов, – варягов с Готланда и нашего торгового пути через Швецию. Действенную помощь этому онемечиванию славян оказывает католическая церковь. Ту же экспансию несут и даны, так же в числе первых подвергшиеся латинизации.

Однако ж тут закрадывается и вполне обоснованное впоследствии случившемуся предположение:

Даны являются народом, положившим основу латиноязычной культуры Европы. Ведь именно их возвращение из дальних странствий совпадает с появлением латинов на Апеннинах. И, самое здесь важное, с распространяемой ими огнем и мечом столь странной религией полностью совпадает как их вынесенный с горы Ермона и Галаада монголоидный язык (туземным населением Галаада, левобережья реки Иордан, где некогда базировалось это Колено, являлись монголоидные аморреи), так и их примитивистская человеконенавистническая драконовская культура – поклонение Ваал-Перуну. Причем происходить все эти истории, связанные с Древним Римом, должны были не на самом Апеннинском полуострове, а в Северо-Восточной Африке – в государстве, и по сей день расположенном в среднем и верхнем течении Нила. Его название полностью совпадает с выгребаемой нами из тьмы веков историей: Судан (су [ст.сл. – государство] Дан).

Так что в этой области есть еще над чем поразмыслить. Но самым главным здесь является то, что именно это Израилево колено и стоит в авангарде столь упорно и по сию пору продвигающейся по континенту евреев, Европе, той самой ереси жидовствующих, которая постоянно пытается уничтожить наш народ. Причем как извне, с помощью иноземных нашествий, так и изнутри, извратив и переиначив основы нашего святоотеческого вероисповедания. Латинство, первоначально забравшись на Готланд и в Ютландию, затем продолжало свое наступление в сторону Скандинавии, Галлии, Британских островов, Фризландии и Восточной Европы. И экспансия эта не носила узко экономического характера, но имела своей конечной целью окатоличивание проживающих на всем протяжении этого торгового пути венедов, ютов, галлов и фризов, а уж только затем включения их городов в состав немецкой торговой компании – Ганзы.

Однако ж германская экспансия постоянно встречала от славян Запада серьезное противодействие, все еще не до конца забытое и теперь.

И на сегодняшний день выглядящее слишком ослабленным звучание отголосков той серьезной борьбы очень просто объясняется тем, что в конечном итоге победителями той неведомой нам войны оказались все же немцы. Вот потому о противодействии им славян германцы теперь в своих «историях» упоминают как о противодействии их торгово-промышленной Ганзе неких морских разбойников, которых они назвали витальерами:

«Одной из самых могущественных среди… пиратских сообществ была организация витальеров, которые присвоили своему разбойничьему братству громкое название “друзья бога и враги мира”. Зачатки организации витальеров скрыты во мраке веков…» [45] (с. 42).

Скорее уж не векá мраку этого напустили, но немецкие историки, изобретшие на этот счет свою историю.