– Музыкант, ты нормальный человек?

– Нет, – мгновенно ответил тот.

Доцент, Бой-баба и молчавший все это время Паршин рассмеялись. Вась-Палыч нахмурился. Арсен оторвался от калькулятора и недовольно посмотрел на снайпера.

– Зато честно, – сказал Дмитрий. – По рукам.

Он протянул Олегу широкую крепкую ладонь. Музыкант ответил на рукопожатие.

– Вот и ладушки, – удовлетворенно заключил Доцент. – Еще кое-что. Зачем у нас тут еще один Олег. Паршин.

Паршин, услышав, что заговорили о нем, часто закивал головой.

Ага, подумал Музыкант. Сейчас, когда я вроде бы на все согласился, обязательно чем-нибудь эдаким осчастливят.

Но его опасения оказались напрасны.

– Там в районе ваших поисков военный городок. Знаете, где это?

– Да, – отозвался Дмитрий. – Хотя если по справедливости, он не совсем в районе поисков. Так, одной стеной задевает. Да и стены уже, в сущности, нет. Там во время Катастрофы шли какие-то серьезные разборки вокруг танковых боксов. Сами танки до сих пор стоят – похоже, их успели вывести из строя. А вот все, что рядом, выжжено и взорвано.

– Точно, – встрял Паршин. – Танки мы немного того… Попортили. Когда стало ясно, что творится какая-то хрень, собрались несколько офицеров из тех, у кого крыша еще не съехала, ну и решили, что не стоит нашим жестянкам пока что ездить.

Вот оно что, подумал Музыкант. Значит, не ошибся я, угадав в тебе вояку. Да еще и танкист. Интересно только, зачем нам танки. Ну ладно, это уже дело Штаба.

– Так вот, – продолжил Доцент. – Олег, который Паршин, утверждает, что танки можно починить. Причем ремонт требуется несложный. На обратном пути, если будет возможность, загляните в военный городок, и пусть он посмотрит, что там и как. Только быстро, – перевел он взгляд на бывшего танкиста. – Быстро – это значит очень быстро, Олег. Доступно излагаю?

– Чего уж тут недоступного, – пожал тот плечами. – Взгляну одним глазком и сразу все пойму. Я ж на тех танках, считай, пятнадцать лет… Эх-х-х…

Он махнул рукой.

– Вот и отлично, – подытожила Бой-баба. – Дмитрий, Олег, еще один Олег, когда сможете выйти?

Дмитрий перевел взгляд на Музыканта.

– Часов в десять вечера, – прикинул тот. – Командир, твои люди готовы будут?

– Думаю, да. Штаб, что насчет снаряжения?

– А что нужно? – подозрительно спросил Арсен.

– Ничего особенного. Только хотелось бы иметь возможность не считать патронов. И еще кое-что по мелочи.

– Знаю я ваши мелочи, – буркнул хозяйственник. – Когда подойдешь?

– Через час устроит?

– Вполне.

Начиналась обычная суета, с которой был связан любой серьезный рейд в порубежье или «серую зону». Олега эти вопросы не касались, но кое-что следовало уточнить.

– Командир, – окликнул он Дмитрия.

– Что?

– Сколько людей думаешь взять с собой?

– Четверых. Не слишком много?

– Переживу. Тогда давай так: в девять встречаемся у вас, на Вернадского. Куда там лучше подойти?

– Магазин с часами помнишь? Вот туда подойдешь – там у нас наблюдательный пункт. Все? До вечера?

– До вечера.

Музыкант встал и направился к выходу. Уже закрывая за собой дверь, он услышал, как Паршин вполголоса интересуется, кто такая жена Лота.

Олег вышел из кабинета. Пойти домой выспаться перед ночной вылазкой? Опять Иришка будет ворчать… А что он может поделать? Идет война, они все, как ни крути, солдаты. У каждого свое место в строю. Музыкант тоже бывает нужен. Вон Вась-Палыч, если все в порядке, чуть ли не нос от него воротит. А едва припечет – кого на помощь зовут? Правильно, Музыканта: ведь там, где не справляются нормальные, стопроцентно победят – кто? Точно. Ненормальные. К тому же штабисты, вынужден был признать Олег, правы в том, что он и так получает немало поблажек. Вот и пришел один из тех моментов, когда настало время за это расплачиваться.

Поразмышляв таким образом, снайпер решил забежать в туалет. В небольшом помещении с двумя кабинками и четырьмя фарфоровыми писсуарами вдоль стены не было никого. Хорошо, подумал Олег. Тихо. Только вода негромко журчит. Можно было бы, конечно, снять слуховой аппарат – тогда станет еще тише. Но что, если кто-то войдет? Все-таки когда вокруг люди, стоит иметь возможность нормально говорить с ними, да и обижать окружающих показной глухотой не стоит. Музыкант расстегнул штаны и спокойно сделал дело, за которым сюда зашел. Застегнувшись, он шагнул к двери и вдруг услышал голоса.

Говорили о нем.

Один голос стопроцентно принадлежал Паршину. Остальных снайпер не опознал: скорее всего, кто-нибудь из охраны или вызванных в Штаб людей.

– Музыкант-то? – ворчливо переспросил один из тех, чьего голоса Олег узнать не смог. – Да что про него скажешь? Хрен разберет, чего ему надо. Отключит свою штуковину на ухе – и не поговоришь с ним, как с человеком. Ходит в «серую зону» – возвращается живой, точно заговоренный.

– Ага, – подхватил другой голос, звонкий, молодой. – У меня вон браток был, Серега, душа-парень, дрался как бог, стрелял что твой Робин Гуд. И то из «серой зоны» не пришел. Хотя этому Музыканту до Сереги далеко. Но вот он почему-то все время живой остается, а Серегу убили.

– Так он же все-таки за нас, – это уже Паршин.

– За нас-то он за нас, – подтвердил ворчливый. – Если бы он еще и против был – все, пиши пропало. Боюсь я его. Он какой-то в себя погруженный. Нормальный человек – ему же с другими поговорить надо, а этот что? Обращаешься к нему – он на тебя глядит, а сам будто и не видит: мысли-то у Музыканта явно не здесь где-то. Нет, стрелок он отменный, это ты, Леха, со зла такое отмочил, но что у него на уме, никто не знает. Непонятный он какой-то.

– Я все правильно сказал, – обиделся молодой Леха. – Люди знаете что говорят? Что он умеет с крысами разговаривать.

Олег внутренне похолодел. Умом-то он понимал, что рассказанное незнакомым ему Лехой – не более чем очередное суеверие. Но, елки-палки, как же близок парень к правде, даже если сам он того и не подозревает. А Леха тем временем продолжал:

– Он, я слыхал, особые слова знает, какие можно крысам сказать, и те сами лапки задирают и под выстрелы подставляются. С такими словами любой может хорошим снайпером стать: знай только командуй серым, куда им идти и как строиться, а потом курок нажимай. А еще он над пулями колдует.

– Ты сам видел? – со смешком спросил ворчливый.

– Да все это знают, – обиженно бросил Леха в ответ. – Сам догадайся – чем еще можно его везение объяснить?

Олег подумал, что будет забавно, если кто-нибудь из обсуждавшей его троицы решит посетить туалет и обнаружит там предмет своего интереса стоящим с приложенным к двери ухом.

Ворчливый все не соглашался с Лехой.

– А что ты сам у него этих слов не спросишь? Представляешь, все бы такие слова знали! Да мы бы в три дня всех тварей перебили.

– Так он тебе их и сказал, – ответил раздосадован но Леха. – Ты что, не понимаешь? Если те слова будут другие люди знать, какие у Музыканта тогда преимущества останутся?

Паршин, слушавший обоих своих собеседников и сам в разговоре особо не участвовавший, наконец решил вмешаться:

– Просто дело в том, мужики, что мне с ним в одной группе на задание идти. Вот я и думаю, насколько ему доверять можно.

– Доверять-то можно, – рассудительно произнес ворчливый. – Но думать он о тебе вряд ли будет. Слишком уж он сам по себе. Так что ты на него, как говорится, надейся, но и сам не плошай.

– А я тебе так скажу, – добавил Леха. – По-моему, Музыканту главное, чтобы было чем перед людьми покрасоваться. Так что если ему покажется, что можно совершить подвиг, он полезет его совершать обязательно. А вас кинет. Потому что он – вот такой вот уникальный Музыкант, а мы все – хрены с горы.

– Ладно-ладно, – (Музыкант не видел сейчас Паршина, но мог представить, как бывший танкист часто-часто кивает головой), – попробую учесть. Ну спасибо, ребята, за рассказы, за советы.

– Удачно тебе вернуться.

Трое разошлись. Никто из них так и не собрался заглянуть в туалет, служивший сейчас Олегу местом подслушивания.

Вот так, значит, подумал Музыкант. Брошу и пойду совершать подвиги? Хорошо, буду иметь в виду, незнакомый Леха. Ты не представляешь, дружище, как бы мне хотелось однажды действительно бросить тебя в «серой зоне» перед носом у крысиного патруля. Ты же, сопляк, небось ни разу там не был. Ты не в курсе, что это такое – лежать в какой-нибудь канаве по шею в жидкой грязи, ожидая, пока погоня убедится, что тебя уже не догнать, и повернет назад. Ты не знаешь, каково это – вляпаться в засаду и вести бой в одиночку против пятерых. Тебе никогда даже в голову не придет принести своей женщине цветы из порубежья.

Он громко, на весь Штаб, хлопнул дверью и пошел домой.

В половине десятого Олег был у магазина с часами. На самом деле от часов осталось одно воспоминание: во время войны банд в башенку, украшенную выпуклым кованым циферблатом, угодили из чего-то серьезного и разворотили вдрызг. Теперь развалины щерились во все стороны гнутыми вывернутыми балками. Но название осталось, потому что многие помнили это место: почему-то до Катастрофы у магазина с часами модно было назначать свидания, и вечерами там всегда было шумно и людно – и хорошенькие смешливые девчушки, и парни, старательно красующиеся перед ними… Музыкант велел себе не вспоминать.

Поспать ему не удалось. Подслушанный в Штабе разговор не давал Олегу уснуть. Он ворочался, вспоминая то, что ему выпало услышать, придумывал едкие, ироничные, остроумные фразочки, которыми мог бы ранить своих оппонентов, и мучился от того, что уже поздно и весь яд, что сейчас копится в нем, собирается впустую. Оставалось лишь жалеть, что он так и остался по ту сторону двери – не вышел, не бросил обсуждавшим его людям что-нибудь уничижающее, бьющее точно в цель, метко и безжалостно.

Поэтому Музыкант нервничал и изо всех сил старался никому этого не показывать.

Дмитрий и его ребята носили серый городской камуфляж. На блестящую лысину командир группы натянул черную шапочку. Паршин, кстати, тоже был в камуфляже. На их фоне Олег в черных джинсах и темно-синей куртке с меховой опушкой смотрелся довольно странно.

Неожиданно для всех них пришел Кравченко. Доцент, который, судя по напыщенному виду, готовился произнести напутственную речь, сначала даже смутился. Потом быстро пришел в себя, пихнул Данила Сергеевича в плечо, усмехнулся, спросил:

– Откуда ты всегда все так быстро узнаешь? Что, старый, признаешься, кто из моих на тебя работает?

– Все, – без тени улыбки ответил Кравченко. – Да все путем, дружище. Волки воют – ветер носит. Какие у нас могут быть секреты? Да и не обращай на меня внимания, я просто пришел посмотреть, как ребята в рейд пойдут. Проводить. Ручкой помахать.

Доцент похмыкал неопределенно, буркнул что-то насчет того, что кое-кто никак не может засунуть подальше привычку баловаться заговорами, и вернулся к группе Дмитрия. Зато к Кравченко подошел Паршин. Олег, видя их рукопожатие, подумал, что знакомы-то они давно, но не очень рады друг друга видеть. Он напряг слух, пытаясь разобрать, о чем они говорят. Выяснилось, что о нем. Елки-палки, подумал Музыкант, вспоминая разговор, случайно подслушанный в Штабе: ну что он никак не угомонится? Завидно ему, что ли? Да ладно, тезка, только попроси – я отдам тебе все свои странности с потрохами. Дело за малым: разобраться, как это сделать.

– Ты ему доверяешь? – спрашивал тем временем Паршин.

– Кому?

– Олегу. Ну, Музыканту.

– Ну ты даешь. Доверяешь, не доверяешь… Олег, ты случайно не в курсе, что мы все плывем в одной лодке? Какое тут может быть недоверие?

– Очень простое. Он какой-то не такой. Крысы – тоже не такие. Не чуешь сходства?

– Слушай, дорогой! – Данил Сергеевич даже разозлился. – Кончай чушь пороть и вести себя как параноик. Я понимаю, что ты до мозга костей военный человек и привык, что, согласно уставу, все должно быть единообразно выкрашено в один цвет, но нельзя же все понимать буквально. Медведи – не пчелы, и бегемоты – тоже не пчелы. Но разве бегемоты такие же, как медведи?

– Ладно, ладно, – замахал руками бывший танкист. – Я ему не доверяю, конечно, зато доверяю тебе. И если ты говоришь, что ему можно доверять…

– Смени тему, – бросил Кравченко. – И учти: по-моему, он нас слышит. Тем более что он умеет читать по губам.

– Что?

Паршин повернулся в сторону Музыканта, но тот вовремя отвел взгляд и тщательно изобразил, что его больше интересует, как Дмитрий проверяет снаряжение своих бойцов.

– Слушай, – Паршин оставил Олега в покое и толкнул Кравченко локтем, – а почему его Музыкантом зовут? Он что, играет на чем-нибудь? Вон, смотрю, волосы длинные да серьга в ухе.

– Да нет, – отмахнулся Кравченко. – Нам, впрочем, сначала тоже что-то такое показалось… Он же, когда мы его подобрали, сначала разговаривать вообще не хотел, только до меня иногда снисходил, отвешивал слово-другое. Все-таки отделали его здорово на улице, да еще в семье проблемы были, так что он чувствовал себя одиночкой, и нам, хоть мы его и спасли, накормили, оружие дали и к делу приставили, поначалу не очень доверял. Вот кто-то из наших тоже на его волосищи и серьгу в ухе посмотрел да на майку с какой-то страшилой намалеванной, которую Олег носил, – и точно как ты, подумал, что Олег – какой-нибудь рокер. Ну, рокер-то он действительно рокер, до сих пор по городу старые диски собирает, на которых такие же патлатые, как он, записаны. А чтобы сам играл – не, такого не знаю. Но вот приклеилось с тех пор: Музыкант да Музыкант. А коли приклеилось, то теперь и до смерти не отлипнет. И кстати, когда я говорил тебе сменить тему, я имел в виду, что про Музыканта больше ни слова. По-моему, вам пора.

– О, точно, – закивал Паршин и трусцой побежал к Дмитрию.

Олег тоже подошел к командиру группы.

– Значит, так, – сказал тот. – Вижу, все в сборе. Записка висела вон там.

Он показал на непримечательное высотное здание.

– Видите, мужики, там все двери выбиты, только одна на месте? Вот на нее и прилепили. На черной двери она очень качественно белела. План такой: выдвигаемся на ту сторону и неторопливо прочесываем окрестности в поисках хоть каких-нибудь следов. Олег, – он перевел взгляд на Музыканта, – на тебя особая надежда. Во-первых, если нас засекут, постарайся предупредить об этом заранее. А во-вторых, может быть, ты почувствуешь что-нибудь такое, чего мы не заметим. Не стесняйся говорить, даже если тебе будет казаться, что ты бредишь. Другой Олег, – Дмитрий повернулся к Паршину, – твоими делами займемся ближе к утру. Точнее решим по ходу дела. Но с рассветом нам нужно быть у себя. Все понятно?

– Все, – кивнул Музыкант.

– Так точно, – Паршин выглядел так, словно хотел козырнуть, и единственное, что мешало ему это сделать, – отсутствие фуражки.

Подошел Доцент:

– Все в порядке? Ну и отлично. Идете?

– Идем. Пора.

– Ну, удачи, мужики. Вернитесь только.

– Да уж постараемся.

Доцент хлопнул Дмитрия по плечу, повернулся, посмотрел на снайпера:

– Олег, а ты не геройствуй. Не за хвостами идешь.

– Да помню, помню.

– Вот и ладушки. Действуйте.

– Пошли, – велел Дмитрий.

Сначала шли цепочкой: впереди один из бойцов Дмитрия, за ним – Олег, потом сам Дмитрий, Паршин и еще двое бойцов. Четвертый замыкал цепочку, держась в паре десятков метров позади нее. Они без помех вошли в порубежье и двинулись во двор той самой высотки, на дверь которой кто-то прилепил загадочную записку.