– Вы находите? – Барон посмотрел в лицо жены пристальным взглядом, будто пытался рассмотреть, за что же её хвалят.

– Конечно. Молодость – вот главное её преимущество. Вам, милорд, надо представить её при королевском дворе, король любит молодых и красивых девушек. Он это оценит…

– Ну уж нет, обойдётся, – перебил его барон Элвуд. – Моя жена нужна мне самому, она ещё не родила мне наследника.

– Наследника? – Барон Годвин искренне удивился. – А как же ваш сын? – Перевёл взгляд на молодого барона. Сейчас все уже сидели за столом, и охватывать всех сотрапезников одним взглядом было легко.

– Я не вижу в нём своего преемника.

– Вот как? – Барон снова удивился. – А я думал, это просто слухи, и вы сами не решитесь на это. Разрешит ли вам король отказаться от взрослого наследника в пользу новорожденного? Не знаю. Так и так, нужен будет опекун…

– Я пока не собираюсь умирать, я ещё воспитаю себе достойную замену.

Барон Годвин помолчал, отпил несколько глотков разбавленного родниковой водой вина, следил за руками молодого сквайра, нарезающего печёное мясо.

– Знаете, барон, – снова заговорил, – вы так легко распоряжаетесь наследниками, будто у вас их десяток – не меньше. А ведь ваш сын может оспорить ваше завещание, у него такие же права на ваши земли и титул, как и у вашего младшего сына, которого у вас, кстати, ещё нет.

Ания заметила, как при этих словах баронесса Марин накрыла руку мужа своей ладонью, пыталась, видимо, удержать супруга, указывала побольше молчать в гостях, а не говорить прямо, о чём думается. Она оказалась права, потому что хозяин замка вспылил.

– Уж не своим ли поверенным выбрал вас мой сын? Что это вы защищаете его, как на суде? Вы что, представляете его интересы?

– Да нет, Боже упаси! Мы об этом ни разу не разговаривали. – Глянул в лицо молодого Орвила, наблюдающего за отцом над полными тарелками – аппетита с таким разговором у него не было. – Но если он вдруг обратится ко мне, я подумаю… Любопытное дело… – Барон перебил, не дав договорить:

– Ну, знаете ли! Вы в моём доме и собираетесь выступить против меня?

Нависла тишина. Все замерли. И в этой тишине вдруг раздался смех гостя – смеялся барон Годвин.

– Вы знаете, – он перестал смеяться и вытер выступившие на глазах слёзы, – наверное, это моя привычка. Несколько лет в королевском суде. Да, это что-то значит…

Все облегчённо улыбнулись вдруг. Все, кроме Орвила. Ания чуть слышно выдохнула. Этот человек легко мог сам накалить обстановку и сам же легко её разрядить. Слава Богу, благослови этого барона. Он вот так вот озвучил вслух то, о чём все давно думали, но никто не решался спросить. Как это барон собирается избавиться от своего старшего сына и лишить его наследства? Разве это возможно?

– Вы очень смелый человек, раз так прямо говорите об этом, – не унимался барон Годвин.

– Да? Почему?

– Мой кузен рассказывал мне как-то случай, подобный вашему, одному виконту не нравился его сын, и он начал подыскивать себе новую жену, чтоб она родила ему другого наследника. И что вы думаете? Сынок нашёл способ свести своего папашу в могилу раньше, чем дело дошло до свадьбы. Прости меня, Господи, – барон перекрестился, – одна из горничных по приказу подложила ему крысиного яду. Бедняга заболел, а врач ничего не мог понять и только пускал ему кровь. Вот так вот. – Демонстративно пожал плечами.

Все вдруг как по команде перевели глаза в сторону молодого барона. Тот и так ничего не ел, а на этот раз выпрямился на стуле, подтянулся, будто выше ростом даже стал, смотрел на каждого из глядящих на него. Все они – кто с насмешкой, кто с ненавистью, кто с удивлением.

– Ну, знаете… – Он резко поднялся из-за стола и стиснул побелевшими пальцами высокую спинку стула.

– Сядь! – приказал барон Элвуд, но молодой человек не подчинился, смотрел в лицо своему отцу прямо, будто вызов бросал. Барон повторил приказ: – Сядь на место!

– Я не голоден.

– Сядь за стол!

Но молодой барон не подчинился приказу своего отца, резко развернулся и ушёл из гостиной. Барон Элвуд выругался через зубы, а Ания опустила взгляд в стол. Смешанные чувства охватили её, с одной стороны она внутренне ликовала, радуясь тому, что он всё же сумел бросить вызов своему отцу, что не подчинился. А с другой стороны она боялась за него, понимая, что барон не оставит это неповиновение безнаказанным, да ещё при гостях. Бедный Орвил… Как бы она сейчас хотела быть рядом с ним…

Все молчали, и первым заговорил опять барон Годвин:

– Может быть, это просто одна из страшных историй, ну знаете, как дети обычно рассказывают друг другу страшилки? Через несколько лет я уже слышал совсем другую версию, что никакой не яд применяли, а просто подстроили несчастный случай…

– Хватит! – Это не выдержал барон Элвуд. – Давайте сменим тему!

Дальше Ания уже не слушала, быстро-быстро допила вино и, сославшись на плохое самочувствие, покинула стол, ушла искать барона Орвила, пока камеристка ещё была за трапезой.

Она нашла его в библиотеке. Её обычно не топили, кому захочется что-то читать в холодной комнате? Он стоял к ней спиной, в слабом свете через закрытые окна еле-еле угадывалась его фигура.

– Орвил? – она позвала его, и барон резко обернулся, удивился, не ожидая увидеть её.

– Вы? Я не могу так больше! Сколько можно надо мной издеваться? И этот барон… – Он резко дёрнул головой в сторону, Ания подошла ближе, и они встретились глазами в полумраке. В библиотеке не было ни одной зажжённой свечи. – Зачем он завёл этот разговор? Зачем? Сейчас он начнёт подозревать меня ещё и в этом… Будто я думаю убить его!

Ания не знала, что сказать. Таким возбуждённым, обиженным она его ещё не видела ни разу. По обыкновению он отмалчивался и старался сохранять невозмутимый вид, терпел все придирки отца стоически. Но сегодня, сейчас, обвинения, конечно, было серьёзным, но…

– Это же неправда, – шепнула она. – Вы не способны на это. Я знаю…

– Что бы он ни говорил, он всё равно мой отец. Я бы никогда не поднял на него руку. Пусть он подавится своим титулом и землями. Кто сказал, что мне это надо?

– Ладно. Хватит. Перестаньте. Не травите себя. – Она поймала его за руку и сжала пальцы в своей ладони. – Никто вас ни в чём не обвиняет.

– Подождите ещё. Он никогда ничего не забывает. Годвин уедет, а этот будет долго мусолить эти бредни в своей безумной голове. – Ания не знала, что сказать и просто вздохнула. Нет, это ей всегда казалось, что он всё время невозмутим, что всё время молча проглатывает упрёки отца, а он просто не показывает всё на людях, он сам в одиночестве переживает это всё один на один с собой. Это она застала его здесь впервые.

– Я уеду! – воскликнул он вдруг, и Ания нахмурилась. – Я не буду ждать, пока он даст мне пинка. Я уеду сам. Откажусь от всего и уеду. Надеюсь, он не пожалеет мне коня и доспехи. Попрошусь к кому-нибудь на службу… – Ания перебила его шёпотом:

– А я?

Он враз растерял весь свой пыл и шумно выдохнул с болью, не зная, что ей ответить. Если он уедет, она, в самом деле, останется с этим тираном одна.

– Я… Я не знаю, – выдохнул он и сделал шаг навстречу, притянул к себе, прижимая к груди.

– Я понимаю, вам тяжело с ним, – говорила Ания быстро, – вам нельзя так… Он ещё припомнит вам это. Он разозлился, я видела его лицо. Вам действительно лучше уехать. Зачем подвергать себя этим мукам?

Он не дал ей говорить дальше, поднял её голову к себе, взяв ладонями, стал целовать лоб, глаза, губы. Ания зажмурилась, подставляясь под его поцелуи.

– Давайте уедем вместе? Вам нечего делать здесь. Пусть останется один…

Ания отшатнулась от него при этих словах, тревожно глянула снизу, замотала головой несогласно.

– Нет! Я буду вам обузой… Сейчас у вас есть имя, есть отец, вы легко найдёте себе нового сеньора. Если рядом буду я, вы лишитесь всего… Скрываться… Прятать своё имя… Нет! И поздно уже! Я – его жена. Перед Богом, перед людьми, я – ваша мачеха… Я не свободна. Зачем я нужна вам? Нет!

– Ну и что? Это только сначала будет трудно, а потом…

– Миледи? Миледи? – раздалось из коридора за дверью, и Ания сама прильнула к барону, шепнула:

– О-о… Старая карга… У неё нюх на меня. Она найдёт и в преисподней. Мне пора, пока она сюда не заглянула.

Толкнулась вперёд, а барон ещё удерживал её руку сколько мог, так не хотел, чтобы она уходила, грудь ещё помнила прикосновения её тела, её ладоней. Ну почему, почему всё так?

Она пришла в свою комнату, когда там уже была камеристка, женщина окинула недовольным взглядом с головы до ног.

– С ним были? Я же знаю!

– Какое вам дело? – Ания села в кресло, стараясь привести в порядок сбившееся дыхание, мысли. – Не надо меня обвинять в чём-то.

– Вы ушли раньше меня, а пришли позже. Были с ним? Плакался, поди, вам на груди?

– Как вы можете так? Он же сын вашего господина, как можно так жестоко? Откуда в вас это всё?

Камеристка подняла подбородок повыше, высокомерно глянула на молодую баронессу.

– Знаете, а я ведь слежу за вами, я всё-всё вижу. Я знаю про вас, знаю, что вы неровно дышите в его присутствии. И он… Если вы переступите эту черту, Бог накажет вас за измену. И его – тоже. Он предаёт своего отца, а вы – своего мужа. Неужели вы думаете, что будете счастливой после этого?

– А вы думаете, мой муж делает меня счастливой? Это, наверное, кулаками и пощёчинами, да?

– Да за то, что вы делаете, надо не только кулаками!

Ания, рассерженная её словами, вскочила, стискивая пальцы ладоней в бессильные кулаки. Ах так…

– Я? Да что я делаю-то? Ну, перекинулась парой фраз… Господь мне судья, а не вы!

– Вы пошли опасной тропой, миледи. Парой фраз… – повторила её слова с усмешкой. – Ваши пара фраз закончатся скоро другим… – Многозначительно подняла брови с явным намёком.

– Не закончатся, – упрямо процедила сквозь зубы баронесса.

– Посмотрим. – Кивала головой согласно. – Я смотрю на вас, помните об этом. Всё время помните.

– Оставьте меня. От вас у меня болит голова. Сходите, займитесь чем-нибудь полезным.

– Опять оставить вас? Ну уж нет.

Ания села за вышивку, только бы занять руки, чтобы успокоить себя хоть чем-то. Через время зашла баронесса Марин. Посмотрела на камеристку и приказала:

– Сходи-ка, погуляй, дорогая.

И Кора ей подчинилась. Ания смотрела удивлённо, к ней, к этой старой противной стерве, баронесса обратилась на «ты», отправила её, и та подчинилась? Это как? Она даже никто здесь! Просто гостья! Она не жена хозяина, не прямая госпожа, а она ей подчинилась? Это Ания поступает с ней уважительно, всё-таки такая разница в возрасте, да и монастырское воспитание. А баронесса, может, и старше-то совсем не на много, а она ей подчинилась?

Марин присела в кресло, расправила подол красивого бархатного платья, полюбовалась хрупкими складочками.

– Ну, как вы, дорогая моя Ания? Мы давно не виделись. Наверное, с вашей свадьбы.

– Да так… – был ответ.

– Вы ещё не послушались моего совета? – Она подтянула к себе вышивку Ании и стала рассматривать стежки. – Вот здесь получилось красиво. – Провела пальцами по вышитому рисунку единорога.

– Это каким? – переспросила Ания. – Завести себе молодого любовника, да?

– Ну… – Она дрогнула бровями. – Не бойтесь. Вы можете мне довериться. Я – могила.

– Боюсь вас разочаровать, у меня никого нет, кроме моего мужа.

– Да? А мне показалось, что вы и молодой барон…

– Нет! Конечно же, нет! – Ания вырвала свою вышивку из её рук. – И вы туда же, как и моя камеристка.

– Да? Вас уже подозревают? Это опасно!

– Между нами нет ничего! – Она отбросила вышивку. – Откуда вы это взяли? Что за глупости?!

– Мне показалось, что вы сильно приняли к сердцу обвинения барона против сына. Вы так поспешно ушли.

– У меня разболелась голова!

Она помолчала, поднялась, походила по комнате, покрутила зеркало, поправила складочку вуали на виске.

– Он, вообще-то, ничего, симпатичный и молодой, но… Он сын вашего мужа, да и, походу, перспектив у него нет. Барон лишит его наследства и титула. А связываться с ним опасно, вы же видели реакцию вашего мужа…

– Послушайте меня! – Ания поднялась к ней. – Вы ошибаетесь. У меня нет никаких отношений с молодым бароном.

– Ни разу?

– За мной неотступно следят, я постоянно на глазах, он ждёт от меня ребёнка, своего ребёнка. Неужели, вы думаете, у меня есть возможность кого-то себе завести? Как? Какие любовники? Тем более у него под носом, да с собственным сыном?

– А жаль.

– Почему?

– Это было бы интересно. Прямо, как в балладе…

– В балладе? – Ания удивилась, потом усмехнулась горько. – В балладе… Он обещал убить его и отправить меня в монастырь, если что-то действительно будет… В какой балладе? Господи…

– Так он вас подозревает?

– Да нам поговорить-то друг с другом нельзя!

Марин улыбнулась, её глаза торжественно сияли, она шепнула:

– Он вас подозревает… Всё-таки подозревает…

– Вас послушаешь, так вам всё баллады. А я терплю это всё, я с этим живу.

Марин вздохнула, погрустнела вдруг.

– Мне так вас жаль, честное слово. Ваш муж… – Покачала головой туда-сюда, выражая этим своё отношение к барону. Вдруг обняла Анию, прижав к себе. – Держитесь. Скоро вы надоедите ему, он перестанет следить за вами, всё у вас будет хорошо. Поверьте мне.

И Ания вдруг расплакалась в её объятьях. У неё не было матери, сестры, не было ни одного близкого человека рядом, кроме этого злополучного барона. Да, она влюбилась в него, её влекло к нему, но месяцы жизни, проведённой в этом замке, научили её всё скрывать, даже те невинные поцелуи, что были между ней и бароном Орвилом. Она бы никому и никогда не рассказала об этом, чтобы не навредить ему в первую очередь. Никому, даже этой приветливой, доброй к ней молодой женщине. А может, потому что самой эти поцелуи казались нереальными, будто из сна, из другой жизни. Да и можно ли их посчитать изменой?

– Это тяжелее всего, когда приходится оправдываться праведному, – заговорила баронесса Марин, лёгкими прикосновениями поглаживая спину Ании. – Что бы ты ни говорил, все слова кажутся неубедительными. Виновному всегда ложь удаётся лучше. Вам приходится постоянно оправдываться за то, чего нет, за вашу мнимую измену…

– Я боюсь его… Я его ненавижу… Он бьёт меня, он постоянно бьёт меня… Я… Я даже не знаю, что я делаю не так… Почему? В монастыре мне никто не рассказывал, как должно делать в постели… Может, поэтому он меня бьёт? О, Боже…