Его голос словно вывел ее из оцепенения. Юля вытерла глаза, как-то отстраненно подумав о том, что тушь, наверное, размазалась по всему лицу. Медленно спустив ноги на пол, с трудом попала в туфли. Поднялась с дивана, чувствуя, как кружится голова и слабеют колени. Одернула юбку как можно ниже, дрожащими пальцами застегнула пуговицы, стараясь не смотреть в сторону опера. Казалось, стоит встретиться с ним взглядом, и она просто потеряет сознание.

К глазам вновь подступили слезы, но девушка мысленно запретила себе плакать. Не здесь. Не при нем. Все могло быть гораздо хуже. Он мог потребовать от нее каких-то ответных действий. Мог сделать это в извращенной форме. Мог мучить долгое время, нарочно оттягивая финал, или, того хуже, не ограничиться одним разом. Мог избить за то, что разодрала ему щеку. Он много чего мог, но, к счастью, не стал делать.

Юля медленно направилась к двери, лихорадочно думая о том, как выйдет, если та закрыта, а ключ у Воронова. А если он не откроет? Если не выпустит ее? Снова начнет раздевать, и все повторится по новой? Нет, этого она уже не выдержит, сердце просто разорвется на части!

И словно в подтверждение ее страхам, парень в два шага преодолел расстояние между ними и, схватив ее за руку, развернул лицом к себе. Юля подняла на него глаза, взглянув так, будто видела впервые, и тут же отвела взгляд в сторону.

– Обиделась? – с усмешкой поинтересовался он, кивнув на ее запястья с красными следами от его хватки, провел рукой по царапине на своей щеке. – Ну, уж, извини… Ты мне тоже всю морду разукрасила. Сама виновата, я предупреждал.

– Открой, – тихо попросила девушка, боясь смотреть на него, будучи не в силах встречаться с его холодным, насмешливым взглядом.

– Уверена? Может, дубль два? – он протянул руку, провел пальцами по волосам, убирая с лица выбившуюся прядь. – Будешь хорошей девочкой, и все будет по-другому. Обещаю, тебе понравится.

– Я тебя ненавижу, – только и смогла прошептать она, с трудом сдерживая слезы.

– Я знаю, – усмехнулся Воронов. – Можешь заявление написать. Проводить до дежурки?

Юля молча покачала головой.

Саша достал из кармана ключ, покрутил его в руках, не спеша открывать дверь. Она была совсем близко, маленькая и хрупкая, едва стоявшая на ногах. Испуганная, заплаканная, с растрепавшимися волосами и красными отпечатками от его рук на запястьях, она все равно оставалась красавицей. Даже сейчас он хотел ее. Снова.

– А ведь все могло быть иначе, – сказал парень совершенно серьезно. – Я бы все для тебя сделал. Подарил такие отношения, о которых ты и не мечтала.

Юля вновь подняла на него глаза.

– Открой… дверь, – твердо, на дрожащем выдохе, по слогам произнесла она.

Воронов усмехнулся и, немного помедлив, открыл замок, распахнул перед девушкой дверь. Вернувшись за стол, он опустился в кресло, достал из пачки еще одну сигарету и, прикурив, откинул голову назад. По карнизу застучал дождь, сначала едва слышно, затем все сильнее и сильнее, громыхнул гром.

Саша провел рукой по свежей царапине на щеке. Мысль о том, что эту отметину оставила она, доставляла наслаждение. Трофей, который какое-то время до заживления, будет напоминать ему о сегодняшнем вечере и о его триумфе. Хотя он и так вряд ли когда-нибудь об этом забудет. Никогда он еще не брал женщин силой, они сами готовы были раздвинуть ноги перед ним: одни – откровенно за его деньги, другие – в надежде на продолжительные отношения с далекими планами. И ни одна не смогла заинтересовать его всерьез, ни одну не хотелось добиваться до конца, не замечая преград и действуя столь безрассудно и жестоко. Так было впервые. И впервые мысли о ком-то не исчезали даже после осуществления желаемого.

Эта девчонка сводила его с ума. Она не была похожа на других, ей не нужны были ни его деньги, ни отношения с ним, и он сам был ей не нужен. Зато она готова разорвать его за каждую царапинку никчемного «лошары», который так легко поверил в измену своей девушки и тут же переметнулся к какой-то клубной потаскушке. Возможно, любовь, действительно, слепа? Интересно, что тот сделал такого особенного для нее, чем заслужил ее любовь?

Неожиданно Саша поймал себя на мысли, что завидует ее парню. Кто когда-нибудь вот так беспокоился о нем? Кто обрабатывал раны и бегал в больницу с апельсинами? Только мама и Вика. Почему-то вдруг отчаянно захотелось, чтобы появилась та, которая станет бояться за него так же, как Юля – за своего «лошару». А еще сильнее хотелось, чтобы это была именно она. Однако здесь уже ничего не попишешь. После всего, что сегодня случилось, никогда уже ничего не будет между ними. Со всей своей силой здесь он бессилен. Такую не сломаешь. Даже ему не удалось. Хотя он старался действовать грубо, чтобы она молила о пощаде, понимал, что ей больно, видел, как слезы бежали по щекам. Только она все равно не проронила ни стона, лишь до крови искусала губы. Вот же выдержка. Упрямая, вздорная девчонка, которая никак не хотела ему поддаваться. И даже заполучив ее тело, он до конца не чувствовал себя победителем.

Жаль, что им не удалось найти общий язык. Жаль, что все дошло до такого. Из них могла получиться неплохая пара. Вот уж кто-кто, а она вполне бы выдержала и его характер, и особенности его работы. Без слез и истерик по поводу его постоянных отлучек и задержек допоздна, без наивных мечтаний о том, что он будет нежным и романтичным. Такая, какая ему нужна. Другие не выдерживают долго.

Взамен он готов был щедро оплачивать ее внимание к своей персоне: цветы, рестораны, дорогие тряпки, все, что пожелает. Мало того, вполне был способен отжать для нее какую-нибудь небольшую квартирку в районе действия власти их отдела. Сама-то она, насколько известно, жилья в Москве не имела. И на машинку бы не поскупился. Главное, чтоб мозг не парила и исправно играла свою роль – роль красивой куклы. Его куклы, исполняющей любые его прихоти. Правда, она производила впечатление «домашней и правильной» девочки, не искушенной в сексе, но он готов был приложить усилия и научить ее всему, что ему нравилось и доставило бы удовольствие. Жаль, очень жаль, что этому уже не бывать.

***

Она не помнила, как выходила из отдела, как шла к воротам, ловила такси. На улице окончательно стемнело, стеной лил дождь, одежда моментально промокла насквозь. Таксист, озабоченный плохой видимостью на дороге, почти не глядел на нее, и внешний вид девушки его совершенно не удивил, за что она была очень благодарна так неожиданно нагрянувшему ливню – не нужно прятать заплаканные глаза, вытирать размазанную тушь, поправлять растрепавшиеся волосы.

Едва переступив порог квартиры, Юля поняла, что больше не может держаться. Захлопнув дверь и прислонившись к ней спиной, медленно сползла на пол. Закрыв лицо руками, дала волю слезам, рыданиями вырывающимися из груди.

Господи, какая же дура! Зачем вообще пошла туда? Чего хотела добиться? Правды? Его сожаления? Да ему плевать на всех! Он полгорода перестреляет, чтоб получить желаемое и даже бровью не поведет! Ее слова, ее угрозы абсолютно для него ничего не значат, а вот свое обещание он исполнил. Она до последнего не верила, что он пойдет на такое, а зря. Лучше бы с самого начала вела себя с ним осторожнее. Вернуть бы сейчас время назад, не ступила бы в это чертово «Хорошево» ни ногой. Но время не повернуть вспять, и случившегося никак не исправить, как и не вернуть жизнь Макса. Его больше нет. И как бы жутко это ни звучало, но он хотя бы не узнал того, что с ней сделал Воронов. Такого позора она бы точно не вынесла!

Мокрая одежда противно прилипала к коже, но даже дождь не смог смыть его прикосновения. Казалось, что руки Воронова все еще бродят по ее телу. С трудом поднявшись с пола, Юля медленно прошла на кухню, распахнув холодильник, достала бутылку вина, подаренную на работе к Восьмому марта и, еле справившись со штопором, сделала несколько глотков прямо из горла. Алкоголь непривычно обжег рот и плавно растекся по венам, отчего закружилась голова. Напиться и забыться…

С бутылкой в руке она зашла в ванную и, повернув вентиль, пустила горячую воду. Взяв с полки сразу несколько флаконов, выдавила их под струю. Внизу моментально образовалась пена, а по ванной расплылся приятный аромат. Только казалось, что даже сквозь него она все еще чувствовала запах туалетной воды Воронова. И мокрая одежда напоминала о нем. Хотелось скорее содрать все это с себя.

Поставив бутылку на бортик, подрагивающими пальцами Юля быстро расстегнула рубашку и кинула ее на пол. Туда же полетел бюстгальтер, затем юбка и, наконец, трусики со следами его семени и прожилками крови. От увиденного затошнило, на глаза снова навернулись слезы, а в груди все похолодело. Не хватало еще, чтобы он ей что-нибудь повредил!

Каждое движение отдавалось болью где-то внизу живота. Юля как-то отстраненно подумала о том, что в «первый раз» с Максом тоже было болезненно, но все же не так. Она помнила ту приятную, чуть ноющую боль, которая быстро исчезла в объятиях любящего мужчины, а сейчас… Сейчас была совсем иная боль: саднящая, нарывающая, словно открытая рана, пульсирующая глубоко внутри. И она каждую секунду напоминала о произошедшем.

Не глядя на себя в зеркало, девушка забралась в воду. Поджав ноги к груди, уткнулась в мокрые коленки и вновь расплакалась. Отчетливо пришло осознание того, что случилось, а главное, что это случилось с ней! Страшно. Больно. Противно. Непоправимо. С этими мыслями, с этими воспоминаниями придется жить.

Протянув руку за бутылкой, Юля сделала еще несколько глотков крепкого напитка, закрыла глаза. Вопреки ее воле в памяти снова всплыла картина того, что произошло в кабинете Воронова. Вспомнились его руки, касавшиеся ее тела, безжалостные глаза, полные безудержного желания, жадный поцелуй, от которого она задыхалась.

А ведь все действительно могло быть иначе. И, возможно, он бы ей понравился, если не вел себя так нахально и грубо, зло подумала Юля. Сотрудницы «Хорошево» и даже девчонки из ее кабинета взгляда с него не сводили. Он олицетворял мечты многих – высокий, сильный, красивый. Юля усмехнулась. Только глаза у него холодные, жутко становится от его взгляда, все внутри леденеет.

Алкоголь немного затуманил сознание, горячая вода расслабила уставшее измученное тело, но она до сих пор чувствовала его прикосновения и понимала, что одной ванной тут не отделаешься. Видимо, пройдет довольно долго, прежде чем она сможет избавиться от ощущения его рук на себе.

Так же не глядя в зеркало, вылезла из ванны и вытерлась полотенцем, надела чистое белье и махровый халат. Прихватив бутылку с остатками вина, прошла в комнату. Не включая свет, приблизилась к окну. На улице по-прежнему лил дождь. Капли барабанили по стеклам, карнизам, отскакивали от асфальта. В какой-то миг небо, серое и низкое, раскололось на части яркими вспышками молний. Обняв себя руками, Юля смотрела на сгибающиеся от порывов ветра деревья. Слезы закончились, в душе было тихо и пусто.

Потянув за ручку, она приоткрыла створку, и в комнату тут же ворвался сырой воздух, свежий и прохладный. Капли долетали до ее лица, стирая с него боль и усталость. Легкие жадно вбирали в себя свежесть дождя.

«За что?» – девушка смотрела на небо, приподняв голову и широко распахнув глаза. Слова сорвались с уст и пропали в шуме ливня. Отчаянно, до безумия хотелось, чтобы дождь забрал все: страхи, боль, память. Убежать, спрятаться, забыться, раствориться в ненастье, чтобы ничего не осталось в душе, только чистый лист. Хотелось кричать от бессилия и сердечной боли, но сил хватало лишь на судорожные вдохи свежего воздуха.

Она подошла к постели и, забравшись под одеяло, зажмурилась. Дождь начал немного стихать, и звук размеренно стучащих по стеклу капель успокаивал встревоженное сознание. Юля думала о случившемся уже без каких-либо эмоций, будто смотрела со стороны. И, в конце концов, свернувшись клубочком под одеялом, погрузилась в тяжелый беспокойный сон.