Глава 17

Юля молча дождалась, пока врач выпишет направления, убрала их в сумку и, не попрощавшись, покинула кабинет. На каком-то автопилоте дошла до регистратуры, оплатила консультацию и, попросив прайс на анализы, пробежала глазами по графе с ценами. Слезы на щеках уже высохли, но ком, застывший в груди, давил, мешал дышать, слова давались с большим трудом. Регистраторша записала ее на анализы и объяснила, как подготовиться. Юля молча слушала ее, лишь иногда кивая в такт словам и чувствуя, как к горлу снова подступает навязчивая тошнота.

Вернувшись домой, девушка скинула обувь и, не раздеваясь, легла на кровать. Хотелось плакать, но слез не было. Только пустота в душе, черная и леденящая. Теперь она точно знала, что внутри нее есть жизнь. И эта жизнь просуществует лишь несколько дней, пока не придут результаты анализов, а потом… Об этом было даже страшно подумать – в один миг его просто не станет. Но это потом. Сейчас он там, внутри. Он? Или она? Господи, ну зачем она об этом думает?! Какая разница? Это ребенок Воронова и все.

Воронов. А ведь он угадал, сам того не подозревая, раньше теста озвучил ей «приговор». От одной мысли о нем все внутри леденело, и сердце сбивалось с ритма, то пропуская удары, то пускаясь в бешеный галоп. Все такой же наглый и самодовольный. Колесница его жизни взмывала вверх, в то время как ее неумолимо неслась вниз…

Первое, что Юля ощутила, открыв глаза, была тошнота. Она едва успела добежать до ванной, прежде чем рвотные позывы стали нестерпимыми, и содержимое желудка вышло наружу. Впрочем, выходить особо было нечему, накануне она почти ничего не ела, да и йогурт, который был с трудом ею осилен вечером, сложно было назвать полноценной пищей.

Когда рвотные позывы закончились, Юля обессиленно сползла вниз на коврик, просидела так несколько минут, пытаясь прийти в себя. Затем, протянув руку, стянула с вешалки полотенце и, намочив его под холодной водой, промокнула лицо. Ну вот, началось. Оказывается, ей суждено познать все прелести беременности. Пусть недолго, но все же. Она медленно поднялась, придерживаясь за бортик ванной. Голова кружилась, и, казалось, что предметы вокруг вращаются в странном замедленном танце. Добравшись до кровати, снова залезла под одеяло, закутавшись по самый подбородок.

За окном только рассветало, и на потолке отражались ночные тени слегка колыхающихся деревьев. Через час уже нужно вставать и собираться на работу, ехать в метро, где по утрам такая давка, до самого вечера сидеть за компьютером, борясь со сном, который в последнее время буквально накрывал ее на каждом шагу. Но главное, это запахи – запахи разогреваемой в микроволновке еды, кофе, ароматы духов. Все то, до чего раньше не было никакого дела, теперь доводило буквально до умопомрачения.

Она не знала, как выдержала этот бесконечно долгий день. Тошнота, кажется, не прекращалась ни на минуту, а в некоторые моменты снова накатывали рвотные позывы, и приходилось на всякий случай бежать в туалет. Девчонки уже поглядывали на нее с интересом и жалостью, видимо, гадая, верны ли их предположения, и за спиной обсуждали, что она собирается делать дальше. Разумеется, все подумают, что ребенок от Макса, и, вероятно, будут осуждать ее, если узнают об аборте. Поэтому все нужно сделать как можно скорее, пока их догадки еще лишь догадки.

Ближе к концу рабочего дня Юля пошла к главбухше, врать про разболевшийся зуб.

– Сергеева, задерживаться нужно, а не отпрашиваться, – смерив ее недовольным взглядом, резко ответила та. – С этой сменой программы столько перерасчетов придется к зарплате сделать, ты успеешь?

– Успею, – тихо ответила девушка, думая лишь о том, чтобы все скорее закончилось. Сколько еще дней пройдет, пока анализы будут готовы. Эта изматывающая тошнота не оставляла ее в течение всего дня. Мутить начинало от малейшего запаха еды, не говоря уже о том, чтобы что-то съесть. От слабости кружилась голова, подкашивались коленки, а на глаза все чаще наворачивались злые бессильные слезы. За что?!

Следующим утром все повторилось – не успела она проснуться, как накатил очередной приступ тошноты, желудок долго и мучительно выворачивало, однако за отсутствием там пищи, выходила лишь какая-то желчь. От чувства отчаяния, вызываемого этими приступами, хотелось плакать, но сил не было даже на слезы. Уже привычно посидев немного на коврике, Юля умылась холодной водой и пошла одеваться.

Лаборантка пробежала глазами по направлениям, особенно задержав взгляд на диагнозе. Указав девушке на стул, стала открывать упаковку со шприцем рядом на столике. Закатав рукав, Юля застывшим взглядом наблюдала за ее действиями.

– Не жалко? – грубо спросила женщина, посмотрев на девушку с презрением.

– Что? – непонимающе подняла на нее глаза Юля.

– Ребенка своего убивать, говорю, не жалко? – невозмутимо бросила та, завязывая на руке жгут, натянув его так сильно, что девушка невольно поморщилась от боли. – Кто-то годами забеременеть не может, а кто-то…

Резко вонзив иглу в вену, лаборантка приступила к забору крови. Совершенно ошеломленная этими жуткими словами, обращенными к ней, Юля лишь сжала губы, из последних сил терпя боль и боясь что-то произнести. Ну вот, и она тоже считает ее потаскухой, безжалостно избавляющейся от беременности. Не объяснять же ей, каким образом эта беременность появилась.

– Все, – коротко кинула женщина, прижимая к ранке ватный диск, и, сев за стол, стала что-то указывать в направлениях.

Согнув руку в локте, Юля молча поднялась со стула и вышла в коридор. В кабинете сразу же появилась «беременяшка» с приличным животиком, и лаборантка приветливо с ней поздоровалась. Застыв возле двери, Юля слышала, как девушка шутливо жаловалась на то, что малыш совсем ее затолкал, требуя кушать, и сразу после сдачи анализов придется бежать в ближайшее кафе. А лаборантка, показавшаяся Юле грубой и сердитой, даже засмеялась, обещая сделать все как можно быстрее и дважды спросила, не больно ли ей. Конечно, к этой девушке совсем другой отношение. Она мама. Мама, которая любит и ждет своего малыша. И папа у него наверняка тоже есть. Любимый и любящий.

А ее ребенок – нежеланный, никому не нужный. Он не нужен ей, своей маме, потому что был зачат таким путем, от человека, которого она ненавидит, и в случае появления, каждую секунду будет напоминать ей о нем. Он не нужен папе, потому что… потому что папе вообще никто не нужен, кроме самого себя. Его появления никто не желает. Юля горько усмехнулась. Что бы сказал Воронов, узнав, что станет отцом? Наверное, рассмеялся бы ей в лицо или выдал одну из своих шуточек, окинув холодным и безразличным взглядом. И этим растоптал бы ее окончательно.

Выйдя из поликлиники, Юля почувствовала голод, что было неудивительно, учитывая, что последние несколько дней она практически ничего не ела. Зайдя в ближайший магазин, особо не задумываясь над выбором, купила салат и печенье, поехала на работу.

В кабинете по обыкновению пахло духами и кофе. Стоило ей переступить порог, как к горлу мгновенно подкатила тошнота. Стараясь не дышать глубоко, Юля быстро прошла к своему месту и распахнула настежь окно. В помещение тут же ворвался свежий воздух, стало легче. Переодевшись в форму, она села за свой стол и достала из сумки салат. Да, понятие тошноты и голода никак не сочетались между собой, но, кажется, она никогда не была так голодна.

Девчонки, которые все это время весело трындели о каком-то популярном сериале, уставились на нее с удивлением.

– Юль, а тебе можно? – не удержавшись, спросила, как всегда, веселая Татьяна.

– Ты о чем? – едва не поперхнувшись от такого неожиданного вопроса, медленно подняла на нее глаза Юля. Господи, неужели все уже поняли?! Они знают о ее беременности?!

– Тебе уже можно есть? Не нужно какое-то время подождать? – уточнила та, кивнув на часы. – Ты же у зубного была?

Юля не смогла сдержать вздоха облегчения.

– Да, конечно, – растерянно пробормотала она, на ходу придумывая, что бы ответить, но не успела ничего добавить. Буквально после нескольких навильников салата, снова появилось уже до боли знакомое ощущение. И на этот раз, в отличие от остальных, которые сопровождали ее в течение дня, совершенно неконтролируемое. Подскочив с места, Юля бросилась в туалетную комнату. Все, что успела только что съесть, тут же оказалось в раковине.

Взглянув на свое бледное отражение в зеркале, девушка чуть не расплакалась. Это состояние совершенно вымотало ее, а ведь нужно еще работать и не допускать ошибок. Из-за выговора ее и так уже лишили квартальной премии, не хватало еще и строгач получить за какой-нибудь серьезный промах. Только как работать, когда она весь день думает лишь о том, чтобы не подпустить тошноту слишком близко, вовремя задержать дыхание, сделать глоток минералки, которую теперь постоянно носила с собой? И так тяжело просыпаться, вставать, а после утреннего выворачивания в ванной ехать в переполненном транспорте, где никто не уступит места, даже беременным на последних сроках. Господи, проходить через такие муки, и все ради чего?! Если ребенка все равно не будет?!

Когда она вернулась в кабинет, девчонки уже забыли про нее, переключившись на обсуждение недавнего награждения на плацу. От одного воспоминания о том дне Юля ощутила, как мурашки побежали по коже. Это был один из самых жутких дней в ее жизни – встреча с Вороновым, положительный тест. В сравнении с этим даже произошедшее у него в кабинете уже перестало казаться самым ужасным, а уж в сравнении с тем, что ей предстоит совсем скоро…

– Ну, красавчик такой… майор… начальник оперов… из «Хорошево»… как там его… Воронов, – донеслись до нее слова Таньки, больше всего на свете мечтающей выйти замуж. – Во, Юлька должна знать, он к ней весной приходил звание оформлять. Юль, помнишь, к тебе майор приходил из «Хорошево», его еще наградили недавно?

Юля замерла как натянутая струна, казалось, еще чуть-чуть и она, зазвенев, лопнет, порвется. Ситуацию спасла Светлана Викторовна, самая старшая из них, одернув Татьяну.

– Господи, отстань от нее. Не видишь, человеку плохо, а ты, Татьяна, только о мужиках и думаешь! – повернулась к Юле, у которой не было сил произнести хоть что-то. – Ты чего, Юль? Бледная как полотно. Зуб болит?

– А о чем же еще думать? – между тем парировала Таня. – В наши-то годы. Тем более они столько приятного в нашу жизнь привносят. Приятного и полезного.

Да уж, приятного и полезного, заныло в душе у Юли. За последний месяц она от мужского пола увидела мало приятного, а про полезное вообще говорить не хочется. В этот момент в сумке зазвонил мобильный, и Юля даже вздрогнула от неожиданности. На дисплее высветился номер отца и, взяв телефон, девушка поднялась из-за стола и вышла в коридор.

– Привет, пап! – как можно бодрее сказала она в трубку, думая о том, как хорошо, что он не видит ее сейчас.

– Привет, дочь! – услышала она его негромкий, спокойный голос, от которого всегда становилось легче, но сейчас, наоборот, в душе заворочалось глухое неприятное чувство вины перед ним за случившееся и за то, что приходится изображать, что все в порядке. – Как ты? Не звонила давно? Может, приедешь на выходные?