Глава 13

Хотя Кесарев видел Штыка только в лагерной робе, он сразу же узнал его в элегантно одетом молодом человеке, одиноко курившем неподалеку от входа в гостиницу.

Тем не менее подошел он к нему со спины.

– Леша, я здесь!

Селиванов быстро повернулся и, расплывшись в широкой улыбке, крепко обнял приятеля.

– Рад видеть тебя на воле!

– Здравствуй, Леша! Здравствуй, старина! – улыбнулся и Кесарев, отвечая таким же сильным объятием.

Шесть лет за «запреткой» и… Кутузовский проспект. Без караульных собак и часовых на вышках. Оба были действительно рады.

А ведь впервые Кесарев увидел Штыка при весьма драматических для того обстоятельствах.

Кто-то из знакомых пригласил его, только что переведенного на их зону, в гости. После обильной выпивки и хорошей закуски Селиванову предложили сыграть в карты.

Понимая, что ничем хорошим для него эта игра не кончится, тот, не имея путей к отходу, согласился. Не желая сразу же портить отношения и зная, что его хотят «катануть», Селиванов решил проиграть имевшиеся у него «на кармане» бабки и затем откланяться. Но когда на довольно большой «сваре», а играли они в четыре листа, или сику, у одного из игравших против него случайно выпала пятая карта, Селиванов уже не мог уйти. Промолчи он сейчас, и уже завтра общение с ним «воров» будет «западло». А позволить держать себя за сявку он не мог, поскольку от этого зависела вся его дальнейшая жизнь на зоне.

По законам зоны разборку должен был проводить кто-нибудь из авторитетов. Но когда Штык потребовал соблюдения правил, Кот, так звали игравшего пятью картами зека, пожелал разобраться с новичком сам. Явно провоцируя того на драку, он схватил его за ворот робы и изо всех сил ударил кулаком.

А дальше… Никто даже и не заметил короткого движения правой руки Штыка, после которого Кот как подкошенный рухнул на пол. И сразу же на Штыка бросились трое игравших на стороне Кота зеков.

И напрасно… Один из лучших кикбоксеров бывшего Советского Союза не зря проливал пот и кровь на рингах страны. Через каких-то пятнадцать секунд, по сути дела, односторонней схватки все его противники валялись рядом со все еще не пришедшим в себя заводилой.

Тогда в бой ринулись сохранявшие до поры до времени нейтралитет зрители. У двоих блеснули в руках ножи, а третий вытащил из сапога длинную заточку, которая во многих отношениях была страшнее ножа…

Но полупьяные зеки только мешали друг другу, и это спасало Штыка, дравшегося теперь с яростью обреченного на заклание зверя.

Улучив момент, Селиванов поднял валявшуюся под ногами бутылку и, разбив ее о стенку, выставил перед собой так называемую «вилку». Это несколько охладило пыл нападавших.

Нападением руководил пришедший в себя Кот. Приказав своим отступить, он с небольшим ломиком в руках примеривался для новой атаки.

И наверное, ему бы в конце концов удалось задуманное, если бы в эту роковую для Штыка минуту в бараке не появился Бес.

Увидев чуть ли не десяток окровавленных зеков и только что переведенного на их зону Штыка с «вилкой» в руках, Бес одним словом прекратил «толковище».

Потом попросил дать ему карты, в горячке забытые на столе. В колоде действительно оказался лишний туз.

Взглянув на Кота, присмиревшего под тяжелым и не предвещавшим ничего хорошего взглядом авторитета, Бес спросил, почему тот нарушил закон.

Так и не получив вразумительного ответа, Бес назначил разборку на завтра и вышел из барака.

Через десять минут к нему явился один из присутствовавших на игре зеков. Понимая, что темнить с Бесом, у которого по всей зоне были свои глаза и уши, себе дороже, он сразу же раскололся…

Через неделю Кота «опустили», а Бес еще больше упрочил свой и без того высокий авторитет настоящего вора в законе, свято блюдущего воровские законы.

А со Штыком Кесарев сдружился и даже начал, дабы не тратить время впустую, заниматься с ним кикбоксингом. И уже очень скоро добился заметных успехов…

Селиванов освободился раньше Кесарева на четыре месяца. На прощанье Бес дал номер своего телефона и просил без стеснения обращаться к нему, если возникнет такая необходимость.

А когда она возникла, сразу же пришел на «стрелку».

О собственных проблемах он рассказывать Селиванову не стал. Зачем? У людей и своих хватает…

Когда Кесарев вошел в номер, сидевший за роскошно накрытым столом полноватый мужчина лет сорока трех – сорока пяти в отлично смотревшемся на нем двубортном костюме поднялся ему навстречу.

– Добрый вечер, Анатолий Николаевич! – протянул он крупную руку, поросшую редкими рыжими волосами и слегка побитую веснушками. – Прошу к столу!

– Здравствуйте, Игорь Аркадьевич! – ответил крепким рукопожатием Бес.

Когда было выпито по паре рюмок коньяка, Смоленский перешел к делу.

Очень толково, без лишней лирики и эмоций, Игорь Аркадьевич рассказал о положении дел в их картеле, о своих далеко идущих планах и о том, как Хан тормозит дальнейшее развитие наркобизнеса.

– И если вас хоть как-то заинтересовал мой рассказ, – подвел он итог, – я позволю себе поделиться с вами кое-какими расчетами, или, как теперь говорят, маркетингом…

– Заинтересовал, Игорь Аркадьевич, – слегка наклонил голову Бес.

– Осуществив поставку дешевых продуктов на Памир, а это легко сделать под эгидой всяких там «помощей», мы будем получать сырья значительно больше. Ибо афганцы теперь уже не только продают опиум, но и меняют его на продовольствие. Оборудовав несколько подвижных лабораторий по переработке опиума, которые в горах никто и никогда не найдет, мы будем выходить на западноевропей-ские и американские рынки с готовой продукцией, что во много раз увеличит прибыль…

Смоленский налил себе сока и, отпив почти по-ловину вместительного фужера, продолжал:

– Таким образом мы отделаемся от ненужных нам людей, которых использует сейчас Хан в своих интересах! А потом… уберем конкурентов из Пакистана, Ирана и того же Афганистана.

– То есть, – усмехнулся Бес, – возьмем под контроль доставку товара из Золотого пояса…

– Именно так, Анатолий Николаевич, – согласился Смоленский, – и все возможности у нас для этого есть! При желании мы можем выйти на передовые позиции в Европе… Да и с Америкой мы могли бы работать без посредников…

Да, аппетиты у этого Смоленского были зверскими, а планы – наполеоновскими. И тем не менее Бес прекрасно понимал, что ничего нереального в них нет. Что, они не сомнут каких-нибудь италь-яшек и разных прочих шведов? Сомнут, и еще как сомнут!

– Скажу вам больше, Анатолий Николаевич, – продолжал Смоленский. – Если мы найдем сейчас понимание в Москве и решим все организационные вопросы, то Хан прекратит свое существование сразу же после нашего возвращения в Душанбе…

Он замолчал и вопросительно смотрел на Кесарева, который, надо заметить, весьма понравился ему. Игорь Аркадьевич всегда мечтал именно о таком компаньоне.

А тот и не раздумывал. Он был однозначно «за». Он всегда мечтал о размахе. Уголовщина ему надоела. Да и Смоленский был не чета какому-нибудь там Кресту.

Выдержав небольшую паузу, Бес разлил коньяк и поднял свою рюмку.

– Я принимаю ваше предложение…

Глава 14

Вряд ли большим грехом против истины будет предположить, что везение, как, впрочем, и его отсутствие, есть не что иное, как проявление самой Судьбы…

Судьба же сама по себе, наверное, не просто какой-то рок или предопределение, а результат взаимодействия многих величин, которое в конце концов и дает либо определенную сумму в виде жизненных успехов, либо разность, если таковых нет…

До недавних пор у Бестужева в активе была все-таки сумма. И с родителями ему повезло, и специальность он выбрал себе «по любви», да и на Анну было грех обижаться. Но все это было, как оказалось, только до поры, до времени. До того самого, когда рухнул стоявший на глиняных ногах советский колосс.

И, будучи человеком свободной профессии, Бестужев даже представить себе не мог, насколько «свободным» он будет в наступившем безвременье.

Да, он мог теперь написать такое, о чем несколько лет назад и помыслить было бы страшно. Но… не хотел… Поскольку никакого смысла в этом не было. Правда так и не стала тем оружием, каким должна была стать. В условиях первоначального накопления капитала она не грозила никому из тех, кто этот капитал накапливал.

К свободной профессии его тоже особенно не тянуло. Начинало доходить: в России страшно не отсутствие свободы, а наличие…

Все это означало для Бестужева только одно: унизительные поиски случайных заработков.

Пропустив уже третью рюмку коньяка, Бестужев с отвращением выключил телевизор, по которому какое-то раскормленное существо, испытывая неимоверные муки в поисках нужных слов, в тысячный раз вещало о том, как надо выходить из кризиса.

Раздался телефонный звонок, уже третий за день. И снова никто не ответил Бестужеву, когда он снял трубку.

Дав отбой, Бестужев набрал номер одного из издательств, в котором ему обещали перевод английского детектива. Но ему предложили такие смехотворные деньги, что он, не видя смысла в продолжении разговора, положил трубку.

Все правильно, беда одна не приходит… Пользуясь благовидным предлогом, он налил очередную рюмку, но выпить не успел, так как на этот раз позвонили в дверь.

К своему изумлению, он увидел перед собой… собственного брата, одетого в синее кашемировое пальто и такую же кепочку.

– Толя, ты?! – радостно воскликнул Бестужев. – Откуда? Проходи, пропащая душа! Раздевайся!

Анатолий не спеша разделся и, сняв ботинки, вопросительно взглянул на Бестужева.

– Идем на кухню! – позвал тот, действительно удивленный и обрадованный приходом столько лет невиданного им брата. Да еще в такой печальный для него момент.

На кухне он включил люстру.

– Дай я хоть тебя рассмотрю!

Осмотром Бестужев остался доволен. Перед ним стоял рослый и, судя по всему, хорошо тренированный мужчина с волевым и довольно приятным лицом. Несколько поредевшие волосы ничуть не портили картины. А небольшой шрам на лбу придавал брату еще более мужественное выражение. Да и одет он был, что называется, с иголочки. Модно и красиво…

– Ну, как? – улыбнулся Анатолий, когда осмотр был закончен.

– Хорош! – без малейшей зависти ответил Бестужев. – Ты в отличной форме!

– Стараюсь, – улыбнулся Кесарев. – А ты, я смотрю, – кивнул он на уже полупустую бутылку, – по-черному пить начал?

– А-а-а, – помрачнев, махнул рукой Бестужев, – это так…

– Ну, раз так, – согласно кивнул Кесарев, от которого не укрылась перемена в настроении брата, – то, наверное, так и надо!

– Давай, Толя, за встречу! – поставил на стол вторую рюмку Бестужев.

– Давай! – чокнулся Кесарев с братом.

Они выпили, и Анатолий закусил кусочком апельсина. Бестужев же предпочел закурить. Вообще-то он не курил. Но выпив, уже не мог отказать себе в сигарете.

– И где же ты пропадал все это время? – спросил он, наливая еще коньяка. – Ведь в по-следний раз мы с тобой виделись в восемьдесят… даже и не помню каком! Ты ведь, кажется, ездил куда-то с геологами?

– Ездил и с геологами, Володя, – улыбнулся Кесарев, вспоминая свое первое знакомство с братом.

Весьма, надо заметить, своеобразное. Да и братьями они были тоже довольно своеобразными…

В сорок восьмом году родила Анастасия Викторовна Бестужева сына Толю, а еще через два года ее поздравляли с новым пополнением в их семье – сыном Володей.

Трудным было для жизни послевоенное время, но Бестужевы держались. Помогали неиссякаемый энтузиазм Анастасии Викторовны и, главным образом, хорошая по тем временам зарплата мужа – Александра Васильевича.

Вот только дома он бывал редко, целыми неделями пропадая в своем наглухо закрытом от посторонних глаз институте. И чем он там занимался за плотно закрытыми дверями, Анастасия Викторовна так никогда и не узнала. Да и не старалась узнать. Женщин вообще мало волнует, откуда их мужья берут хорошие деньги. Главное, что берут.

Анастасию Викторовну волновало, и еще как волновало, другое. Почему после рождения Володьки муж остыл к ней? Неужели завел зазнобу на сто-роне? Ничего другого в женскую голову прийти не могло…

Так она думала, а вот прямо спросить побоялась. Это был, видно, тот случай, когда неопределенность все же лучше. Да и кому захочется терять такого мужика?

Еще на заре их молодости он поражал Анастасию тем, что мог с одинаковым успехом вести беседы в диапазоне от Рафаэля до Эйнштейна. А когда на каком-то вечере исполнил «Лунную сонату», один из лучших советских пианистов с чувством пожал ему руку.

Да и с детьми ему повезло. Вопреки расхожему утверждению, что природа отдыхает на детях талантливых людей, та и здесь пошла ему навстречу.

И вот на тебе! Нашлась змея подколодная, за-крутила мужика, увела!

Особенно уверилась Анастасия Викторовна в своих подозрениях после последнего приезда мужа, когда он, сославшись на усталость, ушел спать в свой кабинет, прихватив какую-то толстую тетрадь. Задыхаясь от обиды и глотая слезы, она всю ночь проворочалась на кровати, твердо решив поговорить с мужем утром. Но… не поговорила…

А женское требовало своего… И как ни уставала за день с двумя детьми Анастасия Викторовна, ночами долго не могла она заснуть, ворочаясь с боку на бок и слушая стосковавшееся по мужской ласке налитое страстью тело.

И когда появился Николай Борисович Кесарев, Анастасия Викторовна бросилась в омут, что называется, не глядя, да так, что вынырнуть из него уже не достало сил. Она все чаще подумывала о разводе: жить во лжи Анастасия Викторовна не могла. Да и Николай Борисович, ничуть не смущаясь наличием двух молодцов, подталкивал ее к решительному шагу.

И в конце концов она этот шаг сделала. Но совсем не так, как это мыслилось ей бессонными ночами.

Однажды поздним вечером неожиданно вернулся Александр Васильевич.

Плотно прикрыв за собой дверь спальни, где уже почивал Николай Борисович, Анастасия Викторовна поспешила навстречу мужу, дабы сразу же объясниться с ним.

Но когда она, задыхаясь от волнения и с трудом сдерживая слезу, начала было свою исповедь, муж вежливо попросил ее выслушать сначала его. И она выслушала… Со стыдом и душевной болью.

Боже, какая же она все-таки дура! Больше, чем на «зазнобу» у нее фантазии не хватило…

Не вдаваясь в подробности, Александр Васильевич поведал ей о том, что сильно облучился. Правда, пока полученные им рентгены жизни не угрожали, но вот с плотской любовью… Одним словом, не до любви ему больше.

Выпив рюмку коньяка и закурив, Александр Васильевич далее сказал, что в Сибирь (а их институт переводят с Сибирь) он поедет со своей «сестрой по несчастью», с которой он стоял у приборов в тот роковой день. Выпив еще коньяка и глубоко затянувшись «Казбеком», он, заметно нервничая, вдруг попросил… отдать ему Володьку.

«Ты знаешь, – произнес он, глядя ей прямо в глаза, дрогнувшим от волнения голосом, – та женщина еще молода, но детей у нее… у нас уже никогда не будет… А так нам будет легче! Я ничего от тебя не требую, Настя, а только прошу… Очень прошу…»

Когда обеспокоенный долгим отсутствием Анастасии Викторовны и готовый к любым перипетиям Николай Борисович появился наконец в кухне, он застал ее рыдающей на шее мужа.

Опешив от неожиданного зрелища, Николай Борисович весьма растерялся, не зная, как ему вести себя дальше.

Но когда Анастасия Викторовна поведала ему обо всем, он, несмотря на щекотливость ситуации, проникся к несчастному мужику жалостью.

Так братья Бестужевы были разлучены чуть ли не с колыбели. Володя очень скоро уехал с отцом и новой матерью в Сибирь, а Анатолий Александрович Бестужев превратился в Анатолия Николаевича Кесарева, поскольку отчим сразу же усыновил мальчика.

И надо сказать, что очень долго Толя Кесарев даже не подозревал о наличии у него не только брата, но и родного отца. Узнал он об этом только после смерти Александра Васильевича.

Однажды, когда он кончал уже среднюю школу, у них в квартире раздался звонок. Открыв дверь, он, знавший всю округу, к своему удивлению, увидел совершенно незнакомого ему мальчика. Выяснив, что тот не ошибся адресом, он пригласил его в дом. И уже тогда его поразило выражение на лице матери, с каким она уставилась на этого парнишку, свалившегося на них из самой, как оказалось, Сибири и мявшего в руках кепку посреди комнаты.