Удостоверившись, что сидящая перед ним женщина действительно Анастасия Викторовна Кесарева, он молча протянул ей плотный пакет. Дрожащими руками Анастасия Викторовна достала из конверта сложенный пополам лист бумаги и развернула его.
«Анастасия, – ударил ей в глаза знакомый четкий почерк, – я, к сожалению, умираю… Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет… Лучевая болезнь оказалась не шуткой. Меня похоронят в Сибири… Валя тоже очень плоха и остается здесь, рядом со мною. Прощай, Настя, и знай, что я всегда любил тебя! Да хранит тебя и наших детей Господь…»
Долго, очень долго плакала Анастасия Викторовна, оставшаяся к тому времени уже одна, прочитав это послание с того света.
Целый вечер расспрашивала она Володю о жизни в Сибири, об отце и о новой матери, заменившей ему родную…
Когда мальчик ушел, Анатолий сразу же поинтересовался, кто он и почему его визит и письмо так взволновали мать. Не желая травмировать сына, та сочинила душещипательную историю о некоем благодетеле из Сибири, который очень помог им в послевоенные годы. И вот теперь этот благодетель умер…
Интуитивно чувствуя неправду, Анатолий ни о чем больше не расспрашивал, но поверить не поверил.
Правду он узнал уже после первого срока, когда мать сразил второй инфаркт. Роясь в документах, он неожиданно наткнулся на то самое письмо, которое несколько лет назад принес в их дом Володя из Сибири. И сразу же все понял. Но мать волновать расспросами не стал. Та сама рассказала сыну все. Как на духу. Да, собственно, так оно и было, поскольку через неделю она умерла.
И впервые как братья они встретились на похоронах матери. Владимир к этому времени уже был студентом филологического факультета МГУ, а Анатолий соврал что-то про геологов. Говорить правду он не захотел.
Между ними установились теплые, дружеские отношения, на которые трагическая история их родителей накладывала особый отпечаток. И хотя виделись они в общем-то считанные разы, тем не менее знали, что у каждого есть, по крайней мере, еще одна родственная душа.
И сейчас оба были по-настоящему рады встрече. Особенно Бестужев, которому было действительно плохо…
Со свойственной ему проницательностью Кесарев видел, что брат, несмотря на всю свою веселость, чем-то сильно озабочен, и в конце концов спросил:
– У тебя что-то не так, Володя?
– Да как тебе сказать, – неопределенно пожал тот плечами.
– А так и скажи, – улыбнулся Кесарев, – может, чем и помогу!
– Да как ты мне поможешь? – махнул рукой Бестужев и тут же рассказал брату историю с долларами.
Его грустный рассказ подействовал на Кесарева самым неожиданным образом. Вместо ожидаемого сочувствия Бестужев услышал… громкий смех.
– Ну, молодцы мужики! Ничего не скажешь, молодцы! – наконец, отсмеявшись, произнес он.
– Попались бы мне сейчас эти молодцы, я бы их, сволочей, искалечил! – зло сказал Бестужев.
– А за что, Володя? – совершенно серьезно вдруг спросил Кесарев. – За то, что они обманули вас? Так ведь это их работа! Ведь и вы тоже подставили каких-то инвалидов! Или я ошибаюсь?
– Не ошибаешься, – махнул рукой Бестужев. – Все правильно! Вор у вора дубинку украл… Да что теперь говорить! – потянулся он снова к бутылке. – Но двадцать четыре тысячи долларов есть двадцать четыре тысячи, Толя… Все равно жалко…
Он выпил и, поморщившись, продолжал:
– Мне жалко по большому счету даже не денег, а того, что я не смогу теперь работать. Ведь я хотел написать книгу. Да что там говорить!
Бестужев снова махнул рукой и, не ожидая брата, выпил.
– Но ведь сейчас можно зарабатывать хорошие деньги! Или я опять ошибаюсь? – несколько удивленно взглянул на него Кесарев.
– Можно! – горько усмехнулся Бестужев. – Только опять все тем же! Ворам да членам правительства!
– Ну, это ты загнул, брат! – возразил Кесарев.
– Да ничего я не загнул! – поморщился тот. – Ты посмотри, кто требуется, – потряс он лежавшей на подоконнике газетой «Из рук в руки». – Слесари, строители, девочки для досуга, фотомодели! Но никому в этой стране не нужны ни филологи, ни философы, ни историки! Никому!
– Но где-то ты работаешь?!
– Работал, Толя! – горько усмехнулся Бестужев. – До вчерашнего дня! Именно вчера «Русская культура» приказала долго жить!
– Тебя уволили? – с непонятным брату интересом взглянул на него Кесарев.
– Вот именно! – хлопнув залпом очередную рюмку, кивнул Бестужев.
Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Потом Кесарев спросил:
– А если бы я предложил тебе поработать на фирме, которую создают в Москве мои друзья?
– Ты это говоришь серьезно? – уставился на него Бестужев.
– Более чем серьезно, Володя, – продолжал тот. – В наше время очень трудно находить верных людей, а мне нужен человек, которому бы я полностью доверял… Вопрос о создании фирмы почти решен, и на днях будут поставлены послед-ние точки над «и»…
При слове «почти» в глазах Бестужева мелькнуло разочарование. Он хорошо знал цену этому бесцветному и в то же время многозначительному слову.
И пробежавшее по его лицу облачко не осталось незамеченным. Кесарев улыбнулся и, достав из кармана плотный конверт, положил его на стол.
– Здесь, – проговорил он, – полторы тысячи самых что ни на есть настоящих баксов. Твои, так сказать, подъемные… Со временем я их вычту из твоих доходов. Что же касается твоей зарплаты, то ниже этой суммы, – он кивнул на конверт, – она не будет. Ну а потолок будет зависеть от тебя самого. Скажу тебе больше, Володя. Я не собираюсь держать тебя на этой фирме вечно. Ты заработаешь очень приличные деньги и сможешь приступить к написанию задуманных тобой шедевров.
По тому взгляду, который Бестужев бросил на конверт, Кесарев понял, что попал в цель. Живые деньги всегда действовали на людей куда сильнее любых слов.
– А какую фирму они собираются открывать? – спросил он, слегка трезвея.
– Об этом нам надо подумать самим, Володя… – пожал плечами Кесарев. – Поначалу что-нибудь не очень броское, а там посмотрим. Только имей в виду, что мы собираемся открывать филиалы в Европе! Надеюсь, у тебя есть знакомые из Внешторга, бывшего ГКЭС и МИДа?
– Да, конечно… – все еще недоверчиво покачал головой Бестужев.
– Когда все сложится, – продолжал Кесарев, – наберешь себе из них сотрудников…
– А что буду делать на этой фирме я? – задал, наконец, давно вертящийся у него на языке вопрос Бестужев.
– Ты будешь ее президентом! – улыбнулся Кесарев, словно удивляясь подобному вопросу. – Мужик ты, я надеюсь, способный, и быстро поймешь, что к чему… И кто знает, Володя, – уже без улыбки добавил он, – может быть, со временем ты пересмотришь свои планы на будущее. Договорились?
Бестужев только усмехнулся. Слишком невероятным казался ему этот фантастический переход от нищеты к светлому будущему президента пока еще неведомой фирмы.
Конечно, ничего сверхъестественного в предложении брата не было. Но он хорошо знал, кто стоит в большинстве случаев за всеми этими фирмами и банками. И поэтому спросил:
– Скажи, Толя, только честно! Не поведут нас в конце концов под белые ручки с этой фирмы?
– Пусть тебя это не пугает! – улыбнулся Кесарев. – Не вдаваясь в подробности, скажу тебе, что эти люди корректны по отношению к законам и по возможности чтут Уголовный кодекс… И от тебя никто не потребует ни двойной бухгалтерии, ни сокрытия налогов, ничего криминального!
– Но ведь стоит мне только открыть фирму, как ко мне сразу же придут! – воскликнул Бестужев.
– Ну и что? – пожал плечами Кесарев. – Ко всем приходят… Договоришься и будешь платить! Ничего страшного… Так как?
– Я согласен, Толя, – произнес наконец Бестужев.
Уже очень скоро под действием этой договоренности, а главное, под влиянием полученного аванса и обильного возлияния, с Бестужевым произошла скорее закономерная, нежели удивительная метаморфоза.
Теперь перед Кесаревым сидел не убитый горем и обреченный на нищету безработный с филологическим дипломом, а человек, напоминавший героя, в одночасье проигравшего все свое состояние и уже подумывавшего о холодном пистолетном дуле, который вдруг смог не только отыграться на послед-ний рубль, но еще и выиграть…
Кесареву же было нисколько не жаль этих полутора тысяч долларов, поскольку он, так или иначе, собирался подарить их попавшему в тяжелое положение брату.
Зато если все сложится, как они и задумали со Смоленским, он приобретал в лице Володи воистину бесценного помощника. Ведь в фирме с ее несколькими зарубежными филиалами должны работать люди, не вызывающие особого интереса у организации, заменившей достославный КГБ.
– Ну а если так, – впервые разлил коньяк сам Кесарев, – то давай обмоем нашу договоренность! За удачу!
– За удачу, Толя!
Бестужев поднял налитую рюмку и выпил.
Надо заметить, что совесть Беса не мучила. Ведь он не только вернул брату душевное равновесие, без которого не может быть нормального существования, но и обеспечил его хорошей работой. Кроме того, он оставлял за ним и право выхода из дела, если оно в конечном счете не будет вытанцовываться. Ведь верность верностью, но те волки, с которыми теперь придется общаться Бестужеву, даже отдаленно не напоминали щенка-араба с его фальшивыми долларами…
А потом он может и вообще не втягивать Владимира в свои дела. Ими в «филиалах» будет кому заниматься.
И Кесарев вдруг подумал о том, что, действительно, худа без добра не бывает. Ведь если бы он прибыл в Москву безо всяких приключений, то наверняка уже ходил бы «под кем-нибудь». А все крупные авторитеты, так или иначе, были под колпаком у Петровки.
Теперь же, создавая свое собственное «дело», он как бы находился в тени. И это было очень важно.
Ведь работай он на того же Креста, он был бы обязан сразу отдать предложенное Смоленским «дело» на «общак». Да и не было бы тогда никакого «дела». Поскольку Игорь Аркадьевич поставил непременным условием их будущей работы полную независимость от кого бы то ни было.
Все помыслы Кесарева были теперь направлены на Смоленского и его синдикат. И он уже всерьез подумывал о том, почему бы ему и самому не стать российским Эскобаром…
– Теперь ты мне не просто брат, – отвлек Кесарева от его мыслей голос Бестужева, который снова разливал коньяк, – а еще и мой крестный брат! Давай выпьем за это!
– Крестный брат? – задумчиво переспросил Кесарев, поднимая очередную рюмку коньяка и думая о том, насколько Владимир, сам не подозревая того, близок к истине. – Что ж, это ты здорово сказал, Володя! Крестные братья! Звучит, а?
– Еще как! – довольно улыбнулся Бестужев, с удовлетворением чувствовавший, как все его недавние тревоги и страхи уходят далеко, чтобы, как он надеялся, никогда не возвращаться…
Да и выпитый уже в приличном количестве коньяк в значительной степени подогревал его уверенность.
– Ну, тогда за крестных братьев! – поднял рюмку Кесарев.
О проекте
О подписке