Валентин Ветров сидел в мчавшейся в Шере-метьево-1 машине и смотрел в окно, за которым моросил нудный мелкий дождик. Скорее это был даже не дождик, а мельчайшая водяная пыль, сыпавшаяся с неба с самого утра.
Он закрыл глаза и сразу же увидел огромный пустынный пляж, на котором еще совсем недавно безмятежно лежал целыми часами, голубое ласковое море и… Наташу.
А разве можно забыть ночь перед ее отъездом в Стамбул? Это было что-то фантастическое…
После ресторана они долго гуляли по пустынному пляжу. А когда Ветров предложил искупаться, Наташа, не глядя на него, быстро сняла с себя платье и все то, что было под ним.
Обнаженная и прекрасная, она направилась в переливающееся лунным светом серебро…
Они долго резвились в воде. Потом он обнял Наташу и прижал к себе, и их губы слились в продолжительном поцелуе. Не отнимая губ, Наташа мягко обвила его ногами… Когда же он почувствовал, что она близка к самому желанному для них моменту, то сделал все от него зависящее, чтобы она запомнила этот момент надолго.
Потом на руках, словно древний греческий герой, Ветров вынес ее из моря. Через час его снова с непреодолимой силой потянуло к Наташе, и она, все с той же нежностью и любовью, приняла его…
Сидя у него на коленях, она то откидывалась назад, то прижималась к нему, и он чувствовал, как ее груди щекочут ему кожу. У него темнело в глазах, и хотелось, чтобы эта волшебная ночь никогда не кончилась…
Расстались они на рассвете, и Наташа попросила не провожать ее. Не дала она и номера своего телефона, и он не стал настаивать…
– В Греции-то, – вернул Ветрова с далекого пляжа на Ленинградское шоссе голос сидевшего на заднем сиденье Игоря Раскатова, – если чего, наверное, и нет, так дождя? Как, Валя?
– Наверное. Ты можешь мне не поверить, – повернулся Ветров к Раскатову, – но я соскучился по дождю. Постоянное солнце утомляет… Помнишь чеховскую «Дуэль»?
– Да, – кивнул Раскатов.
– Так вот там Лаевский говорит доктору Самойленко, что Кавказ ему представляется глубоким мрачным колодцем, в котором томятся приговоренные к смерти. А потом мечтает, как приедет в Петербург и увидит наконец серое небо и мокрых извозчиков… А я, – после небольшой паузы продолжал Ветров, – очень люблю гулять по лесу в дождь. Кстати, оккультисты утверждают, что дождь понижает отрицательные энергии…
Тем временем дождь, на радость оккультистам, усилился, и теперь с неба летела уже не пыль, а упругие косые струи…
Мысли Ветрова снова вернулись к Наташе. Почему она не дала ему номер своего телефона? Не хочет быть всегда под рукою? Замужем? Ревнивый любовник?
Все может быть… Не может такая женщина быть одна…
Возможно, им и хорошо вместе. Во всяком случае, было. Но устроят ли ее короткие встречи здесь, в Москве? Свободного времени у него почти нет, да и семья как-никак…
Держать ее в любовницах? Он-то согласен… А она? Последняя ночь ничего по большому счету не значит. Купание в море при луне кого угодно расслабит…
Тем временем дождь кончился, и из-за туч впервые за день пока еще робко выглянуло солнце. Так смущающаяся невеста выглядывала на Руси в комнату, где находился жених, и сразу же пряталась обратно.
«Волга» остановилась у здания аэропорта, и к ним сразу подошел рослый парень лет тридцати в кожаном пальто и черной шляпе, которая удивительно шла к его волевому лицу.
– Здравствуйте, Валентин Алексеевич, – улыбнулся он, крепко пожимая руку Ветрову. – С приездом вас! Как Греция? Там по-прежнему все есть?
– Привет, Саня! – улыбнулся и Ветров, давно уже симпатизировавший этому смелому и отчаянному сотруднику. – Спасибо! В Греции пока действительно все есть, кроме курьеров из Душанбе…
– Счастливая! – насмешливо проговорил Саня.
– А тут как дела?
– Самолет сел вовремя, – посмотрел на часы Саня. – Минут через двадцать появится…
Тот, кого они ждали, появился через пятнадцать. И Ветров увидел ничем не примечательного человека лет тридцати пяти в черном плаще. В руке он держал небольшой «дипломат».
Осмотревшись, молодой человек уверенно направился к стоянке «леваков». Навстречу ему сразу же поспешил диспетчер.
Перекинувшись несколькими словами с потенциальным клиентом, он указал на стоявшую метрах в десяти «восьмерку» и покровительственно хлопнул его по плечу. Знай, мол, московский сервис, провинция!
За «восьмеркой» сразу же пристроилась «семерка» Сани, а вслед за ними – «Волга» Ветрова.
Все шло так, как и должно было идти, и ничто не предвещало неожиданностей. Тем более что погода окончательно разгулялась.
Но когда «восьмерка» остановилась на очередном светофоре, из шедших навстречу двух «Жигулей» по ней был открыт ураганный автоматный огонь, в считанные секунды превративший ее дверцу в решето.
Закончив стрельбу, обе машины понеслись в сторону Шереметьево.
– Саня, – сорвав радиотелефон, прокричал Ветров, – за ними! Вызови еще кого-нибудь на помощь! Я остаюсь здесь!
– Сделано! – услышал он злой голос Сани и увидел, как его машина, резко развернувшись, понеслась за уходившими «Жигулями».
– Может, и я? – вопросительно взглянул на Ветрова Раскатов. – Зачем я тебе здесь?
– Я не могу отдать тебе машину, Игорь! – покачал головой тот. – Кто знает, что тут может случиться? Вызывай экспертов, милицию и «Скорую помощь»!
И пока тот возился с радиотелефоном, Ветров осмотрел расстрелянную практически в упор «восьмерку».
Помощь никому из сидевших в ней была уже не нужна: и водитель и пассажир были изрешечены пулями.
– Да, – рассматривая многочисленные пробоины в смятом корпусе «восьмерки», поморщился один из подоспевших оперативников, – постарались! По рожку на каждого… Не меньше…
Через тридцать пять минут прибыли эксперты и принялись за работу. Один из них протянул Ветрову залитый кровью «дипломат».
Ветров выложил из него на расстеленную на капоте своей машины плотную бумагу два журнала «Пентхаус», несколько шоколадок «Марс», три пачки сигарет «Кент» и четыре упаковки арахиса.
Когда же он ловко вскрыл второе дно, взорам оперативников представились небольшие плотные пакетики, наполненные белым порошком.
– Героин! – попробовал на палец порошок один из экспертов.
– Взвесьте! – приказал Ветров.
Героина оказалось ровно полтора килограмма.
Ветров озабоченно взглянул на часы. С момента начала погони за людьми, расстрелявшими «восьмерку», прошло уже более часа, но Саня так и не вышел до сих пор на связь. Более того, он не отвечал и на вызовы оставшегося сидеть в «Волге» водителя. И все это очень не нравилось Ветрову.
А Саня, или Александр Константинович Брагин, не мог связаться с Ветровым по той причине, что его к этому времени уже не было в живых. В тот самый момент, когда Ветров озабоченно посматривал на часы, он лежал на мокрой траве с простреленной автоматной очередью грудью и смотрел в небо уже ничего не видящими глазами…
Все случилось до обидного просто. Пройдя несколько километров по шоссе, одна из преследуемых машин свернула на проселочную дорогу, а вторые «Жигули» понеслись в сторону Шереметьево. Брагин последовал за свернувшими.
Километров через пять, не перевернувшись до этого лишь каким-то чудом, поскольку это была истинно русская дорога, Брагин наткнулся на засаду. Первой же очередью был убит водитель, и машина Брагина, вильнув, со всего хода врезалась в кусты. Правда, и самому Брагину, и его двум помощникам удалось выбраться из машины, но на большее им рассчитывать не приходилось. Мало того, что они были практически окружены, один из них был тяжело ранен в плечо и очень скоро потерял сознание. Затем был убит второй помощник Сани. А потом настал и его черед. И через три минуты жестокой перестрелки он, выпустив последнюю в своей жизни очередь и достав-таки одного из нападавших, получил в грудь сразу четыре пули и мгновенно умер…
Об этом Ветров узнал только через час, когда на место ожесточенной стрельбы прибыла наконец милицейская подвижная группа и обнаружила там три трупа.
Да что там говорить, совсем не с тем настроением, с каким он выехал на задержание, возвращался в Москву Ветров. Мало того, что операция по за-хвату курьера провалилась, они потеряли трех прекрасных сотрудников. И если даже забыть на время о неизбежности тягостного объяснения с начальством, то это означало теперь только одно: предстоящую изнурительную работу по выяснению причин прокола.
Как утверждали писатели-классики, статистика знает все. И ошибались. Ну откуда ей, например, знать, сколько прибывает ежедневно в Москву людей опасных и даже очень опасных…
Тем не менее прилетевший в столицу из Душанбе Игорь Аркадьевич Смоленский смог бы без труда ответить на этот недоступный для статистики вопрос. Он просто бы заметил, что с его приездом в столицу число людей, весьма опасных во всех отношениях, увеличилось в ней еще на одного человека.
Не больше, но и не меньше…
Нет, Игорь Аркадьевич не грабил, не убивал и даже не выбивал из коммерсантов деньги. Он занимался наркобизнесом.
Идея заняться наркотиками созрела у Смоленского давно, когда он впервые услышал о знаменитом Золотом треугольнике.
И дело свое он поставил основательно. Во всяком случае, в пределах бывшего Советского Союза. О лаврах же Эскобара ему приходилось пока только мечтать. Что-что, а границы «честь и совесть нашей эпохи» держать на замке умела!
Да и не далекий колумбиец начал со временем волновать его, а один из самых крутых местных авторитетов. Выбирать Смоленскому не приходилось, и уже очень скоро этот самый Хан оттеснил Смоленского в созданном им картеле на вторые роли.
А потом произошло то, о чем все эти годы мечтал Смоленский. С распадом СССР наконец-то открылись границы. И теперь они с Ханом могли наконец бросить перчатку «кокаиновому королю».
И бросили бы, если бы не тот же… Хан. Его вполне устраивало «статус-кво», и задуманный Смоленским размах ему был просто не нужен.
Выход за границу Хан, конечно, наладил. Но это был только выход, а Игорь Аркадьевич мечтал о покорении европейского рынка, благо, все возможности у него для этого были.
Не было только власти, чтобы претворить их в жизнь. И будет ли она у него, эта власть, во многом зависело от его нынешнего пребывания в Москве.
Правда, прибыл в Москву Смоленский не один. На рейс раньше в столицу России прилетел его ближайший помощник Алексей Селиванов, являвшийся инициатором предстоящих Смоленскому переговоров.
Как и было условлено, они встретились в роскошном баре аэропорта.
– Все чисто, Леша? – спросил Смоленский.
– Да! – коротко ответил тот, вынимая из кармана плаща пачку «Кента», который он предпочитал всем другим маркам.
– Где мы будем жить?
– В «Украине».
– Тогда едем!
Через пять минут оба уже сидели в машине, уносившей их на Кутузовский проспект.
Перебрасываясь с Селивановым ничего не значащими фразами, Смоленский смотрел на многочисленные рекламы Ленинского проспекта, отражавшиеся в мокром асфальте.
Да, Москва быстро меняла свой облик, превращаясь в самую дорогую столицу мира. Сверкающие вывесками и большей частью пустые магазины всяких «Ле Монти», «Макдональдсы», казино, роскошные рестораны… Они росли буквально на глазах, словно это была не Москва, а по крайней мере Лас-Вегас. Но Смоленский не сомневался в том, что еще быстрее все это великолепие рухнет, как только плеснет через край волна, казалось бы, неистощимого русского терпения. Впрочем, плеснет ли? Ведь, по сути дела, это уже не было терпением. Скорее, образом жизни…
Прибыв в гостиницу, они отужинали.
Побаловавшись, несмотря на поздний час, кофейком, Игорь Аркадьевич кивнул Селиванову на телефон:
– Давай, Леша!
Подмигнув смешливой Аллочке, которая тут же рассмеялась так, словно он, Каретин, явился на прием к начальству не одетым по форме, а в ночной пижаме, подполковник толкнул обитую кожей дверь.
– Здравствуй, Женя! – поднялся из-за стола заместитель начальника МУРа Константин Федорович Апухтин. – Садись…
Пожав протянутую ему руку, Каретин уселся в кресло и вопросительно взглянул на приятеля.
– Несколько дней назад, – сразу же приступил тот к делу, – в разных районах Москвы с разницей в два часа произошло четыре убийства. На улице Лавочкина из одного и того же пистолета были убиты двое парней. На каждый из трупов убийца положил по тысяче долларов. Через два часа на улице Гастелло в своей собственной квартире из того же самого оружия были убиты Леонид Афанасьевич Каракозов и Виталий Олегович Мокрицын…
– С Мореным мы старые приятели, – воспользовался паузой Каретин, – а вот второго я не знаю…
– Некто Хрип, – продолжал Апухтин, – имевший судимость за мошенничество… Машина Мокрицына была обнаружена у метро «Речной вокзал». А на квартире одного из убитых на улице Лавочкина найдена фотография Горлова… Так что, как видишь, целый букет!
– Вижу, – без особой радости кивнул Каретин.
Правда, в отличие от друга-начальника он видел здесь не столько букет, сколько бездну кропотливой и нудной работы…
Да, убийство президента концерна «Сибирская нефть» Виталия Павловича Горлова наделало шума. На розыски убийц, помимо МУРа, были подключены спецслужбы, прокуратура и МВД. Но следствие так и не сдвинулось с места.
И то, что совершенно случайно был найден человек, у которого хранилась фотография этого Горлова, ни о чем еще не говорило. Но это было уже кое-что. И естественно, прокуратура не могла пройти мимо…
– Интересно?
– Еще как! – вяло кивнул Каретин.
– А если интересно, – улыбнулся Апухтин, – то иди и трудись! В случае успеха третья звезда тебе обес-печена! Да и деньги приличные можете получить…
Каретин и без Апухтина хорошо помнил заявление совета директоров «Сибирской нефти» – об огромном денежном вознаграждении за поимку убийц Горлова…
– А тебе?
– Если поделишься! – рассмеялся Апухтин. – Звезд мне уже не положено!
Да, три свои звезды Апухтин, с которым Каретин начинал работать еще лейтенантом, уже получил. И больше ему не светило. Для лампасов трудолюбия и высочайшего профессионализма было явно маловато даже здесь, в МУРе…
– А кто занимается этим делом, – похлопал по тощей папке рукой Каретин, – в прокуратуре?
– Жильцов, – поморщился Апухтин, и в его голосе прозвучала неприязнь.
– А-а, – понимающе протянул Каретин, не выражая особого восторга по поводу такого сотрудничества. – Другого, значит, не нашлось!
Апухтин только развел руками.
Им всем, конечно, было далеко до комиссара Катани, но Жильцову все же дальше, чем кому бы то ни было…
Именно поэтому такое скользкое и опасное дело, как убийство Горлова, и доверили ему. Ведь никто даже не мог догадываться, куда могут привести поиски убийц.
– Ладно, Костя, – беря лежавшую на столе папку в левую руку и протягивая приятелю правую, вздохнул Каретин, – посмотрим…
Выходя из кабинета Апухтина, Каретин слегка подмигнул Аллочке, чем опять вызвал у нее приступ бурного веселья.
Вернувшись к себе в кабинет и получив от Кокурина исчерпывающий доклад обо всех звонках, Каретин спросил:
– А где Малинин?
– Курит в соседней комнате.
О проекте
О подписке