Я по лесам-полям гуляю,
Купчишков крепко я пугаю.
Ну бродник я, что вам за дело?
Коли меня так жисть заела!
Песня бродников
Идти со связанными за спиной руками было неудобно, да еще промокшая обувь из лисьей шкуры сбилась и мешала переставлять ноги. Павел старался удержаться и не упасть, все время спотыкался и запутывался в сползающих с ног кусках шкуры. Однако, видимо, бродники никуда особо не торопились, посему шли не спеша, давая яшнику возможность самому справляться с намокшей и ставшей неудобной обувью. Благо это мучение длилось недолго, и вскоре они вышли на елань,[8] где стояли два больших вепсских шалаша – тот самый рыбацкий летник, о котором говаривал Юски.
– Что, признал родимые места? – ехидно спросил яшников длинный, как жердь, бродник.
Те не ответили.
– Ростик, – обратился старшой к длинному, – веди яшников к березе, да ноги им спутай!
Пока Ростик выполнял распоряжение Бокула, остальные бродники развели костер и принялись обжаривать на огне куски мяса.
– Сидите покудова, – буркнул Ростик и не преминул больно пнуть ногой Юски, – не юрите![9]
Вскоре от костра распространился чудный запах поджаренного мяса, желудки пленников заурчали. У Павла сразу потекли слюнки, и ничто не могло заглушить проснувшийся голод, ни переживания, ни их новое, весьма печальное положение. Паша жадно сглотнул слюну и чуть не подавился.
– Блин, эх, – он чертыхнулся, – может, и нам дадут мяска пожевать, а то у меня еще с прошлой твоей утки, Юски, до сих пор свербит во чреве.
– И не надейся… Не дадут, тати криволапые.
Юски оказался прав, кормить их и не собирались. Они просидели до самого вечера в гордом одиночестве. Руки и ноги давно уже затекли, и оба они впали в притупленное состояние дремоты. Про голод и жажду пришлось позабыть, теперь хотелось только одного: избавиться от пут, встать и размяться.
Когда стало смеркаться, к ним подошел Бокул и еще один разбойник с темной жидкой бородой и огромными черными усищами. И имечко у него было подходящее.
– Черноус, – обратился к нему главарь, – неси-ка тюльку.
Черноус принес от костра увесистое полено и поставил напротив пленников. Бокул водрузил на тюльку свой бандитский зад и упер руки в колени.
– Ну что, Баар, – начал он, – надо бы покалякать о твоем откупе.
Павел дернул ногами.
– Сначала развяжи, – потребовал он, – иначе сговору не будет.
Главарь склонил голову набок, с хищным прищуром оглядел обоих яшников.
– Черноус, развяжи обоих, – распорядился он, хитро подмигнув своему подельнику.
Головник с тараканьими усами освободил пленников от веревки и, достав из-за пояса топор, встал позади главаря.
– Можете встать, – дозволил Бокул, – только не юлите. Черноус у нас славно орудует топором, тюк – и утащат вас ляди[10] под коряву колоду.
Черноус усмехнулся, – мол, главарь у нас знатный шутник!
Пленники едва поднялись на ноги, встали и принялись переминаться с ноги на ногу, одновременно потирая руки, чтобы разогнать застоявшуюся кровь.
– Не будем долго кружить, – начал Бокул, – какого добра твои людишки за твой выкуп собрать могут?
– А что ты сам-то хочешь? – вопросом на вопрос ответил Павел, решив проверить главаря на жадность.
– Серебро есть?
«Все они одинаковы, – подумал глава медвежь-его рода, – с серебром-то оно, конечно, легче бегать…»
– Нет, – твердо ответствовал Павел, – откуда же ему взяться-то?
– Ой, не юли, Баар, не надо…
С этими словами предводитель разбойников порывисто вскочил и оказался лицом к лицу с Павлом. Он коротко глянул в глаза яшнику и двумя руками рванул рубаху на его груди, да так быстро, что Павел не успел среагировать. В следующий миг волосатая рука главаря сорвала с шеи главы медвежьего рода кожаный шнурок.
– Не тронь! – успел прорычать Павел, но удар топорищем под дых заставил его успокоиться.
Юски подставил плечо и поддержал Павла, не дав ему упасть.
– Не балуй! – грозно изрек Черноус.
Бокул сел на прежнее место, поднял над головой сорванный шнурок, и висящий на нем амулет оказался на уровне его глаз. Желтый металл тускло блеснул в свете близкого костра.
– Блядишь,[11] Баар, ой блядишь. Это же золото!
При этом волшебном, просто магическом для каждого разбойника слове «золото» встрепенулись все члены банды, рассевшейся у костра. Они разом повернули голову к главарю, пытаясь разглядеть амулет в его руках. Однако подойти не решились. Больше других, естественно, повезло Черноусу. Он стоял близко и мог воочию разглядеть золотую петлю, помещенную в круг.
– А брехал, что и серебра нету, – подал голос Черноус, отрывая взгляд от амулета.
– Вон, чуешь, как мои куманьки в растрой пришли, – Бокул кивнул через плечо на своих дружков, – не ровен час сами тебя спытать начнут, а они у меня ух, – вожак аж присвистнул, – мастера до пытошного дела!
Шибайло положил амулет на ладонь, медленно скрутил кожаный шнурок и демонстративно спрятал золото за пазуху.
– Ну, сказывай про злато, серебро или, может, тебе сразу пятки огнем пощекотать?!
Пыточная перспектива никак не могла радовать главу медвежьего рода, и мозги Павла лихорадочно заработали: «Скажу, что нету у меня ничего больше – не поверят, скажу, что есть – а где взять? Надо выиграть время. Эх, Вадя что-нибудь бы придумал. А что бы он придумал?»
– Есть у меня в Каргийоки серебро, а вот золота больше нет, – решился он на отчаянный шаг, – золота нет, хочь запытай меня.
– Та-а-к, – медленно протянул главарь, – так, значит, маешь серебришко.
– Маю, – заверил глава вепсского рода, – отпусти моего человека и он принесет тебе через три дня серебро.
Бокул снял шапку, задумался. Он медленно развязал кожаный шнурок, что перехватывал его бороду, затем, почесав у виска, изрек:
– Черноус, вяжи-ка их сызнова. Утро вечера мудренее…
Под утро Павел озяб окончательно и проснулся. Рядом, подогнув колени, безмятежно спал Юски. Павел поерзал немного, стараясь устроиться поудобнее. Ему удалось приподняться и опереться о ствол березы. Он проморгался, отгоняя остатки сна, осмотрелся. Банда уже не спала и в полном составе сидела вокруг едва тлеющего костра. Всеобщим вниманием завладел Шибайло, он что-то тихо нашептывал своим дружкам, что-то втолковывал. Как Павел ни напрягал слух, разобрать ничего не смог. А хотелось очень. Чертовски хотелось знать, о чем же они там сговариваются. Решил было разбудить вепса, у того охотничий слух, может, чего бы и разобрал. Но передумал – будить не стал. «Ладно, – подумал Павел, – пусть шепчутся». Главное, что моего плана это нарушить не должно. Кто тут, елы-палы, кроме меня еще институты заканчивал?!»
Юски издал тревожный храп, дернулся и проснулся.
– Проклятые веревки, – выругался он спросонья по-вепсски.
Шевеление пленников тут же привлекло внимание всей банды. Бокул Шибайло прервал свою речь, встал и направился к березе, около которой ночевали яшники. Следом за ним последовали его верные псы – Ростик и Черноус.
– Ну вот, выспались и добро, – как-то по-особенному ласково начал главарь разбойников.
Вчерашнее седалище – полено – стояло на том же месте, Бокул сел.
– Сейчас ты отправишь своего человека к своим, – продолжил старший бродник. – Он принесет нам выкуп, и смотри, – Бокул погрозил увесистым кулаком, – если надумаете баловать, ты не жилец!
Предводитель кивнул головой, и Черноус быстро освободил Юски от пут. Бандит обхватил вепса за плечи и, резко рванув, поставил на ноги. Вепс покачнулся, ноги затекли и не слушались. Он начал медленно переминаться, пританцовывать на месте.
– Разомнешь уды[12] в дороге, – усмехнулся Бокул, – ступай и помни: у тебя всего три дня!
Юски повернул голову и глянул на главу рода. Павел несколько секунд смотрел прямо в глаза вепсу, затем едва заметно кивнул головой.
– Ступай, Юски, я буду тебя ждать.
Вепс медленно обошел главаря «джентльменов удачи», восседавшего на тюльке, прошел мимо костровища, вокруг которого сидели остальные члены банды, миновал крайний шалаш и направился в сторону ближайших кустов. Юски нырнул в густые заросли кустарника, пробрался сквозь них и оказался на краю знакомого ему елового леса. Он остановился, прислушиваясь, как кровь разгонялась по венам, возвращая уверенность в ногах. Юски обернулся в сторону покинутого лагеря бандитов.
– Жди, Баар, жди, я скоро, – пробормотал он себе под нос, затем резко повернулся и, потихоньку ускоряясь, перешел на бег.
Больше всего Павла расстраивала потеря золотого амулета. Он искренне верил, что в этом знаке бесконечности заключена большая сила. И что особенно важно, этот амулет, возможно, таил в себе обратный билет домой, как говорила Елена Константиновна. Домой – обратно в шумный и бурлящий двадцать первый век, ведь там остались мама и Настенька…
Павел тяжело вздохнул. Он считал, что уже достаточно «наприключался» в этом мире, где все только и думают, кого бы убить и чем бы поживиться. Надоело. Эти мысли его даже немного разгневали или расстроили. Ему казалось, что все как-то неуклюже вышло. Сначала они потеряли Андрея-Сигурда, а вот теперь еще и Вадим…
Добраться бы хотя бы до Каргийоки, залечь в постель, отдохнуть и ни о чем не думать, пока не думать. Так ведь нет! Теперь эти бандитские рожи…
– Уууу, ненавижу, – процедил Павел сквозь зубы, наблюдая, как бродники суетятся у шалашей.
Они доставали оттуда какой-то скарб и раскладывали по мешкам. «Куда они собрались? Нет, они определенно куда-то собрались!» – подумал глава медвежьего рода.
А бродники действительно собирались. Павел немного успокоился и стал наблюдать за их сборами. Барахла бродники нажили в этой глуши немного, а посему сборы их прошли быстро. Когда несколько не очень объемистых мешков были увязаны, к Павлу подошел долговязый Ростик. Он присел около яшника и развязал веревки на ногах.
– Вставай, – приказал бродник.
– Куда? – с тревогой вопросил глава медвежьего рода.
– Вставай, уходим.
– Эй, а как же мой выкуп? – запротестовал Павел. – Его же сюда принесут.
– Вставай, – грозно повторил Ростик и, не дожидаясь, когда пленник сам соизволит подняться, схватил Павла в охапку и, встряхнув, поставил на ноги.
Ростик шагнул за спину пленника и толкнул его между лопаток.
– Давай, шевели культяпками!
Павел нехотя двинулся вперед. Бродник то и дело подгонял его толчками в спину.
– Что это за дела? – отважился спросить Павел, когда его дотолкали до главаря. – Как же мой выкуп?
– Мы уходим, – гнусаво отрезал Бокул, – а об выкупе не беспокойся – постережем как надо.
Шибайло еще раз оглядел место стоянки, но ничего подозрительного не узрел, собрали все. Он удовлетворенно кивнул головой:
– Добро! Пошли.
Бокул поправил висевшую через левое плечо увесистую калиту[13] и первым двинулся прочь от шалашей. Бродники взвалили собранные мешки на плечи и двинулись вслед за главарем.
Яшника пристроили в самом конце походной колонны. Впереди, указывая путь, двигался Бокул, за ним четверо бродников, потом Павел. Замыкал шествие Ростик, который зорко следил за каждым движением яшника. «Шаг вправо… шаг влево…» – с грустью подумал Павел. Он то и дело старался незаметно оглядываться по сторонам. Он надеялся хотя бы отчасти запомнить дорогу или определить направление движения, благо глаза ему не завязали. «Ага, поваленное дерево… большой муравейник… ага, камень… кривая береза», – примечал дорогу Павел. Но если с этим еще он как-то мог справиться, то вот угадать направление не получалось. Деревья кронами плотно закрывали небо, и в проблесках между ними было невозможно разглядеть солнце. Тогда Павел попытался понять, с какой стороны на деревьях растет мох. С севера? С востока? «Точно не с юга!» – убедил себя пленник и еще пуще расстроился. Проклятый мох рос на разных деревьях по-разному, а на некоторых обступал ствол со всех сторон.
– Тьфу ты, – сплюнул раздосадованный Павел.
– Иди, иди, – тут же ответил Ростик тычком в спину.
«Вот ведь, – продолжал рассуждать пленник, – и корочки хлеба у меня нет, чтобы путь назад пометить, эх…»
Бродники, ведомые Бокулом, шли гуськом строго друг за другом. Казалось, что главарь ведет их безо всякого четкого маршрута. Они часто сворачивали то вправо, то влево, преодолевали поваленные деревья, продирались сквозь кусты и дважды форсировали мелкие ручейки. Павлу даже показалось, что они несколько раз возвращались на прежнее место, Шибайло явно петлял, путал следы – в осторожности предводителю бродников отказать было трудно. Теперь Павел совершенно убедился, что его хотят подальше увести от возможной помощи. Угнать поглубже в лес и спрятать до поры до времени. Глава медвежьего рода корил себя, что недооценил Бокула Шибайлу, ох недооценил… И теперь его, Павла, хитроумный план практически провалился. В том, что Юски сделает все правильно, он не сомневался. Опытный вепс быстро добежит до Каргийоки, соберет людей, все им расскажет и приведет их на выручку, в том глава рода был крепко уверен. Но вот только его на летней стоянке вепсских рыбарей уже не будет. А это уже обман, и Бокул вряд ли обрадуется такому повороту событий, ведь обещал же ему Павел, что Юски вернется один с выкупом.
Бокул Шибайло, тертый калач, не раз попадавший в различные передряги, был уверен, что его попытаются обмануть. Он сам бы сделал точно так же. Зачем рисковать мошной,[14] если можно все решить хитростью. Он по праву считал себя знатоком людских душонок, а они в последнее время, ох как стали портиться и изворачиваться. И не боги тому виной, а сами люди…
Главарь бродников, идя во главе колонны, прищуривал глаза, запоминая дорогу назад. Она еще пригодится. Его память четко цепляла малейшие приметы, чтобы потом, когда это понадобится, Бокул Шибайло не сплоховал!
Он был предельно сосредоточен, теперь от его опыта и осторожности зависел большой куш. И терять его Бокул не хотел. С ним остались пятеро его верных дружков, которые не бросили в трудную годину. А все почему? Да потому, что он был удачливым главарем, он всегда брал все, что задумал.
Жердеподобный Ростик, глуповатый, но не обделенный богами силой, редко задавал вопросы. Ему приказывали, он шел и делал. Ростик искренне верил, что Бокул ему как отец, а вся их ватага – его семья. Он уже давно и сам забыл, как попал в ватагу, помнил только то, что сам разыскал тогда еще полнолюдную компанию Бокула, пришел и попросился к бродникам.
Грубоватый и не очень словоохотливый Черноус был когда-то кузнецом в Новгороде, оттого его коренастая фигура и особенно пудовые кулаки пользовались большим авторитетом у бродников. Именно его часто отлучавшийся по своим делам Бокул оставлял на время вместо себя присматривать за ватагой и держать бродников в узде. Бражничать Черноус был не охотник и любому, кто по пьяни осмеливался преградить ему путь, он, не раздумывая, давал в ухо. Злые языки даже прозвище ему дали – Дайвухо! Но не прижилось. Двое самых крикливых получили в ухо и угомонились в Волхове, где-то повыше деревеньки Новца.
Два родных брата-близнеца Славко и Славята по прозвищу Зайцы попали к Бокулу совсем недавно. Три лета тому назад Шибайло откупил их у новгородского боярина Жирослава. Добром откупил, по-честному. Братья наотрез отказались верить такому счастью, особенно после того, как Бокул объявил им, кто он есть на самом деле. Славко согласился идти в эту славную компанию почти сразу, а вот Славята заартачился. Но его упрямство быстро развеялось, когда бродники весело, со свистом, взяли сельцо того боярина, что держал братьев в закладе.[15] Сельцо оказалось небедное, и ребята тогда поживились знатно. Кроме боярского добра, достались им и все местные девки, вот тут-то Славята и не устоял…
А с тех пор боярин Жирослав и затаил на Бокула и его ватагу злобу лютую. Вначале сам со своими людьми гонялся за разбойниками, а потом испросил у князя людей ратных для изловления головников и татей.[16] Вот тогда-то и пришлось бродничкам ох как не сладко…
Почти вся ватага Бокула была из местных, новгородских словен. Но был у него и один низкорослый и почти весь седой полянин – Селян по прозвищу Кучма. Ни лютой зимой, ни жарким летом не расставался Селян со своей меховой вислоухой шапкой кучмой, за то и получил свое порекло.[17] В баню хаживал Селян, знамо дело, без шапки. Плешивую голову его видели, и не раз, за нее злые языки его еще и Плешивым за глаза звали. Прибился полянин к бродникам Бокулы из другой ватаги, которую боярин Жирослав прижал к Волхову, да и почти всю ее загнал в воду каленым железом. Только Селян ухитрился вовремя нырнуть от боярских стрел да отплыть в сторонку и схорониться у прибрежных кустов. Почитай, один он из той ватаги и выжил. Селян Кучма был уже не молод, и ему все тяжелей было бродничать, но он упрямо шел за Бокулом в надежде взять последний куш и осесть где-нибудь в тихом месте. И баба у него уже была на примете, вдовица, что ждала его в Новце – он верил, что ждала…
Предводитель бродников вновь круто завернул влево. Пройдя несколько сотен метров, они вышли на небольшую полянку. Бокул остановился.
– Хорош! Пришли, тута стоять и будем, – объ-явил он и первым скинул на землю свою калиту.
Павла усадили на чей-то мешок и впервые за долгий переход дали напиться. Ростик запрокинул кожаную флягу, позволяя главе медвежьего рода утолить жажду, но тут же воскликнул:
– Хватит сосать, – и отдернул сосуд.
– И на том спасибо, – благодарно выдавил пленник с некоторым сарказмом.
– Ага, – буркнул недовольный бродник, встряхнув флягу и оценив, что воды осталось меньше половины, добавил: – Вот ведь водохлеб чудинский…
О проекте
О подписке