В погоне за мечтою мы часто забываем о любви…
После трудного возвращения в Каргийоки наследник Конди, намытый в бане и обильно смазанный барсучьим жиром, проспал остаток дня и всю ночь. Проснувшись, Баар почувствовал себя отдохнувшим, боль от синяков и ссадин на теле поутихла. В общем, было чертовски радостно, хотелось жить и срочно чего-нибудь съесть. Он открыл глаза, сладко потянулся…
– Доброе утро, – приветствовал его женский голос.
Баар резко обернулся и стыдливо потянул одеяло на себя.
– Ах, Улла, это ты…
И тут глава рода окончательно проснулся. Он никак не ожидал увидеть ее у своей постели.
– Что ты тут делаешь?
– Я принесла тебе поесть, – ответила она, расставляя завтрак на столе.
– Хорошо, это очень кстати…
– Вставай, я отвернусь.
– Да ладно, – вдруг расхрабрился Баар, – ты же моя невеста… почти жена.
Он размашисто откинул одеяло, сел на кровати. Верхняя рубаха и порты лежали рядом на низенькой скамейке. Он дотянулся до вещей и быстро оделся.
– Ну, что там у нас?
– Помазуха и квас, – ответила Улла.
– Помазуха? – Баар склонился над столом, рассматривая угощение.
– Это пирог.
– Ага, ясно.
Он переступил с ноги на ногу.
– Извини, я сейчас… мне надо…
Баар быстро пересек комнату и вышел за дверь. Вернулся он через несколько минут, на ходу утирая рушником лицо и шею.
– Вот теперь я готов к приему пищи, – широко улыбнулся глава медвежьего рода и тут же поморщился от боли.
Глаза его все еще представляли собой две узенькие заплывшие щелочки. Он осторожно потрогал лицо. Гематома натянула кожу до тонкости китай-ского шелка.
Баар придвинул скамейку к столу, сел. Улла заботливо налила ему в кружку квасу, нарезала помазуху.
– Кушай, – сдержанно улыбнувшись, предложила она, усаживаясь за стол напротив Баара.
Тот взял кусок пирога, откусил.
– Мммм, с рыбой, – он жевал не спеша, ворочать челюстями было больновато. – Сама пекла?
– Да.
– Очень вкусно, – продолжая жевать, похвалил Баар.
Он взял глиняную кружку, запил пирог квасом.
– Брусничный?
– Да.
– Сладкий квас, – не удержался от дальнейших похвал глава рода.
– С медом.
– Мммм, хорошо, тоже сама? – почти ехидно спросил глава рода.
– Да, – ответила девушка, глядя прямо в глаза Баару, – сама ставила.
Павел едва заметно улыбнулся уголками губ. Улла улыбнулась ему в ответ, прищурила глаза, разглядывая синяки на его лице.
– Что? – с набитым ртом спросил Баар.
– Надо бы еще смазать барсучьим жиром.
– Не-не, – вдруг запротестовал глава рода, качая головой, – не надо, уже почти все прошло.
– Как же, прошло. Что я, не вижу? Надо смазать, – твердо повторила Улла, словно наставляя капризного ребенка, – надо.
– Нет, не надо, больно уж вонючий этот твой барсучий жир.
И все же она настояла на своем. Баар еще недолго поупрямствовал, скорее ради проформы, и наконец сдался.
– Ладно уж, мажь.
Улла терпеливо дождалась, пока глава рода наелся, и сразу после завтрака убрала со стола, а затем подсела вплотную к нему.
– Запрокинь голову, – попросила она.
Баар закрыл глаза и покорился. Он почувствовал, как Улла, легонько касаясь его синяков, нанесла мазь. Потом кончиками пальцев стала осторожно втирать ее в кожу, обильно смазывая его синяки и царапины.
– Теперь давай руку, – попросила она, закончив с его лицом.
– Ага, – кивнул Баар и вытянул правую руку из рукава рубахи.
Рука была значительно повреждена, а на предплечье находилась повязка, сквозь белую ткань которой проступили следы мази и немного крови.
– Надо бы повязку сменить, – констатировала Улла, оглядев руку Баара.
Главе рода не оставалось ничего другого, как подчиниться. Пока она неторопливо снимала старую повязку, он смотрел на нее и удивлялся. Она выглядела как-то по-другому, словно помолодела.
Нельзя сказать, что раньше он видел ее часто. Он никогда специально не искал с ней встреч, хотя и знал, что она, по воле Конди, уготована ему в жены. Нет, скорее он избегал встречаться с ней. Люди порой недобро шептались за его спиной, но он делал вид, что не замечает этого, ведь он же не отказывался жениться. Да и потом неспокойная обстановка в округе не давала времени даже свободно вздохнуть, не то что жениться. Да куда там. Сначала внезапное нападение викингов, потом гибель приемного отца и его похороны, затем коварный план Порки и его заточение в кангашском свинарнике, потом его избрание главой медвежьего рода и наконец этот несчастный во всех смыслах поход, в котором он потерял единственного друга, да и сам еле спасся. И это не говоря уже про его пленение бродниками, чтобы им пусто было во веки веков, аминь… ну в смысле хвала великому Юмалу. (А теперь надлежит говорить именно так – хвала великому Юмалу. ах да! Великому с большой буквы.)
Нет, положительно, все это не давало ни на секунду расслабиться. И выпало же все это беспокойство на голову парню из миролюбивого двадцать первого века, где в его жизни самым страшным кошмаром были компьютерные игры с монстрами в подземельях и новостные сюжеты с милицейскими хрониками.
А еще следует добавить к сложившейся обстановке милый его сердцу, оставленный далеко за пеленой времени образ Настеньки. Эх, Настенька… И хотя в последнее время этот светлый образ несколько потускнел и затянулся все той же пеленой времени, Павел все еще продолжал тосковать и до последнего момента не терял надежды. Но, похоже, последнюю надежду на возможность вернуться домой он потерял вместе с Вадимом. Может быть, именно друг смог бы найти выход, смог бы обнаружить хоть ничтожный шанс на возвращение. И что же теперь? Ни того, ни другого. Ни друга, ни шанса…
Так рассуждал Павел, разглядывая изменившееся Уллино личико. А оно действительно изменилось. Исчезла болезненная бледность и худоба, она немного поправилась и оттого похорошела. Как говорили мужики: «есть на что приятно посмотреть». Ее до того прозрачные голубовато-водянистые глаза преобразились, наполнились нежно-синим цветом, а взгляд приобрел живость и даже некоторую игривость. И главное – она сняла траурный наряд. Ее густые светлые волосы больше не скрывал печальный платок, теперь они были заплетены в одну тугую и длинную косу. Его взгляд самопроизвольно спустился ниже. Синее платье с вышивкой удивительно шло ей и категорически гармонировало с глазами.
– Ну вот, все, – произнесла Улла, закончив с повязкой.
Баар опомнился и оторвал взгляд от ее груди.
– Что?
– Все, готово.
– Ага, – он бегло осмотрел повязку, – хорошо.
Она хотела встать, но Баар удержал ее, взяв за руку.
– Подожди, – почти смущенно попросил глава рода, – я хотел спросить…
– Что?
– Как там маленький Пекки?
Она с интересом посмотрела на него, улыбнулась.
– Хорошо, уже стал держать головку.
– Действительно хорошо, – поддакнул Баар.
– Я пойду…
– Нет, не уходи, – попросил он, – посиди со мной.
Улла покорно опустилась на скамью.
– Я хотел узнать – где твои родители? Я вообще хоть что-то хочу знать о тебе. Мы скоро станем мужем и женой, а я совсем ничего не знаю о твоей семье.
Улыбка сошла с ее лица, и она печально посмотрела прямо ему в глаза.
– Пекки – это вся моя семья…
Баар понимающе качнул головой, – мол, понял, извини, сморозил глупость; ее муж Митта был убит на его глазах, а тесть Конди пал в битве с викингами почти два месяца тому назад.
О проекте
О подписке