Насколько я могу понять твое существование, я бы поступил так: жил бы у матери сколько возможно, а затем за невозможностью дальше жить, взял у нее денег и попросил у Мити и приехал в Москву и поступил на место. Если это невозможно, то приехать к Мите и жить с ним, но всё время заниматься и опять поступить, и потом развестись… Мне странно, что ты спрашиваешь у меня, ты же практичнее меня. Делай так, как только выгодней, и потерпи если это нужно.
Если хочешь меня любить, то люби какой я есть, а для этого ты должна быть самостоятельной и свободной.
Я не могу тебе ничем помочь, и ты это знаешь. Я сам поставил свою жизнь на карту и потому эта карта занимает меня больше всего. Я бессилен тебе помочь, потому что ее мало и она борется с другими. Но ты прости меня… Я не могу дать лучших советов, как эти… Лучший же – это забудь меня, я причинил тебе много боли.
Может это был лишь сон!..
Мой путь борьбы, в нем нет надежды, в нем боль, разврат, в нем все ужасы ада…
Я люблю тебя и вот я пишу тебе, чтобы тебе было хорошо… Я всегда буду любить тебя и помнить. Но мне не хочется мучить твое маленькое усталое сердце на моей сатанинской дороге, впереди которой красуется «самоубийство».
Милая, я люблю тебя. Прости меня.
Л. О.
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Казань – Кострома
16 апреля 1915 г.
Маленькой Королеве
Нагуатте
Да, это было так, я получал твои письма, где ты жаловалась на свое пребывание в Костроме, описывала всё подробно, подробно… Мне стало больно, больно за тебя, мне не хотелось твоих страданий, жертв из-за меня. А я был бессилен помочь тебе в этом, и вот я написал то письмо, не помню точно, что там было. Прости меня! Не думай, что я не люблю. Да будешь ли ты раз навсегда уверена во мне, моя маленькая Королева? С полуоткрытым ртом для твоего поцелуя я пишу это письмо… В моей сатанической голове ты выжгла свой образ ныне и присно и во веки веков, о моя маленькая колдунья…
Ах, у нас будет фантастическая обстановка, а не правда ли, Нагуатта, мы будем жить странно? Действительность сделаем грезой, а грезу – действительностью… Жить в своем собственном мире, где нет никого кроме нас… Не правда ли, мы ведь ни о чем не будем думать?..
Я вспоминаю тебя сегодня, помнишь, как мы были наги, как цветы?.. Мне хочется довести тебя до бесчувственности в своих объятиях. Ты будешь утомленная моей нежности. Я опять буду слышать твои глубокие вздохи счастья…
Ну, успокоилось ли твое маленькое сердце, Королева?
Ну, улыбнись мне, Нагуатта!..
Моя… Совсем моя…
Ты спокойна…
Я твой, Нагуатта!
Милая…
Леандр
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Казань – Кострома
17.4.15 г.
На уголке конверта я буду писать номер письма, посланного в Кострому… Получила ли мое заказное письмо? И почему молчишь?
Я встаю в 9-м часу и пишу маслом до 5-ти – 6-ти вечера. Но душа стала дьявольской, адские кошмары навевают динамические желания в живописи, и я творю, к ужасу всех, свои варварские вещи.
Будешь ли ты еще любить меня, если я весь отдался фут[уристической] живописи? Меня мучает твое молчание!
Я теперь здесь один со своими вещами. Кажется, будет выставка в Казани. Я, к ужасу всей Казани, выставлю свои вещи…[24]
Мне не скучно, я работаю, я безумствую, я неистовствую!.. Пиши скорей, жду счастья еще не виданных чар. В тишине сумерек я протягиваю губы свои, чтоб ты целовала их.
Ты совершеннее всех. Как млечную ночь я люблю тебя.
О, как я не знал твоего имени раньше.
О, Нагината!
О, скорей мне нужно письмо твое!
Где оно? Где?.. Жду… Жду…
Л. О.
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Казань – Москва
30.4.15 г.
Работаю в клубе с утра до ночи, некогда писать совсем. Из Москвы получил письмо твое… Сегодня видел сон, что ты уехала с Митей куда-то навсегда… снились кошки… Мой замок, его страшные ходы.
Но я живу по-прежнему в таинственных комнатах.
Пиши… Пиши… Ты пишешь, что тебе нечем заполнить свою жизнь… Разве она пуста? Что же может заполнить ее? Ты стала писать пустые письма. Мне тоже не хочется писать. Ты вдруг ищешь, чем заполнить жизнь, а работа?.. А свобода?.. А я…
Ведь я говорил, что придет время и я буду для тебя ничто… Так значит, это пришло…
Ну а моя так полна, она заполнена многим, многим.
Твоя жизнь пуста, а ты не можешь мне писать много, ведь я не уступаю тебе письмами, а ты еще хвалилась, что будешь писать…
С тобой что-то случилось, и тоску я подавлю. Я еще никогда не чувствовал в себе такой силы, такой уверенности.
Итак, я жду. Л.
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Казань – Москва
1915 г.
В глубоком детстве моем, когда душа была тихой и нежной, как сумерки, когда в одиночестве странном скользили мысли в хрупком тихом моем… Я знал, что есть Дьявол, всемогущий Дьявол – властитель красоты… И ему я хотел продать свою душу… Черную душу. И много я делал для Дьявола, и он еще больше делал для меня. Но пришло время, и я сам захотел быть Дьяволом и объявил свое божество… Единственный, Великий, Властитель… Я сам могу теперь покупать души, издеваться и любить их…
Ах, цветы христианства тонут в тине моей… Ах, смотри, распустятся мои чудовищные цветы в тине моей…
Бог не дает земли, ибо она его… Но души общие… А вещи только мои, и я покорю вещами. Людей я покоряю тайной властью, чудовищами моих грез!.. Как мне смешно!
Бог заставил солнце жечь меня! Дьявол окружил ночью темной! А я от всего этого делаюсь более юным, более прекрасным! Я здоров, загорел, и всё для тебя.
Леандр
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Казань – Москва
22 августа 1915 г.
Сегодня смотрел твои письма. Последнее 27 мая и сегодня 21 августа.
Мама серьезно больна… Я боюсь за нее. Она ведь дает мне денег. Если она свалится, что я буду делать… С братом я покончил навсегда. С мамой что-то происходит… Она мучает меня… Я ведь ее по-своему люблю… На первое время денег хватит, а потом как я добуду их…
Я ведь не только могу грезить о королевах, замках, стихах, картинах и пр.
Приехать думаю 10-го. Будут ли комнаты? И что делается в Москве? Игорь поедет в Петроград, у него там знакомые. Я в Москву, он в Петроград. Два города. Это лучше.
Как дела Мити?
Как я нравлюсь на этих снимках?
Снимал работы, но ничего не вышло. Я думаю, не везти гравюры в Москву. Я ведь совсем изменился и стихи не позволяю себе писать…
Живопись… Живопись… Думаю, какие оставить дома… Мама еще боится, что закроется ресторан. Я чувствую всегда от вас упреки, что это всё грезы, мечты, а не действительность…
Вот что значится в иконографии нового[25]:
183. «Женщина с длинными глазами». Темпера. 22×28 см.
190. «Женщина с длинными глазами». Масло. 52×69 см.
191. Автопортрет. Масло. 37×37 см.
192. Портрет Н.А. Родченко. Масло. 53×65 см.
193. «Божество смерти». Масло. 60×78 см.
194. «Баба». Масло. 68×80 см.
195. Натюрморт: книга, бутылка, подсвечник. Масло. 52×31 см.
196. «Карнавал», декоративный мотив. Темпера. 71×50 см.
198. «В кафешантане». Трое. Темпера. 35×39 см.
199. Бюст Египтянки на красном фоне. Темпера. 35×39 см.
200. Эскиз портрета. Масло. 21×28 см.
201–212. Натюрморт. 35×39 см.
213–225. Графика. 35×39 см.
Пока всё, пиши. Твой Л.
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Казань – Кострома
1915 г.
Осень…
Целый день работаю, много рву. Но на душе тишина… покой… Нет! Новые вещи, не похожа Анта, не ее лицо…
Твой взгляд узок и я не ожидал его таким… И нет, ты отбрось ревность и помни, что я твой, а искусство мое и в него один, больше не забраться…
Отгадай, каков рисунок, краски…
Теперь я занялся графикой, но в ней нет человеческих лиц, в них нет ничего… В ней мое будущее. Я нынче сотворил чудовищные вещи… Я буду соперником Пикассо в обладании дьявола… И посмотришь…[26]
Осень…
Ну, как же будем жить? Хорошо бы где-нибудь подальше от центра, рублей за 25 найти две небольших комнаты, хотя бы одну теплую…
Нынче я намерен с промежутками месяца два-три поработать в мастерской, а по настроению больше дома.
Сумерки. В моей голове мелькают планы о работе.
Ах, Нюра, Нюра. Мне нужно годик рисовать старые лапти и гнилой картофель…
Нагуатта, слышишь! Я один, один…
Тишина. На столе начатая графика «Отношение мира к плоскостям, падающим с левого края»…
Нагуатта… Я один, как само безумие…
Целую, целую, всю, всю.
Леандр
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Казань – Москва
1915 г.
Опять я не на выставке!
Что мне делать?.. Злоба растет… Меня хотят уничтожить… Радуются… Смеются.
Боже!.. Как тяжело! Как грустно!
Последнее письмо. Выезжаю 7-го… На душе тоска…
Цветы…
Тех, которых нет и не будет…
Цветы моей головы.
Единственной, затаившей всё безумно.
Очарованных изгибов моего мозга!..
Ароматы…
Тех, которых нет и не будет…
Ароматы моей души,
Единственной, затаившей всю змеиность.
Облетающих прихотливо грез…
Во сне зыбкая грусть… Выставка… Меня нет в Москве на ней… Меня хотят уничтожить…
И опять лебеди у озера, у старинного озера,
Что похоже на зеркало с черной рамой из
черного дерева…
что похоже на мои глаза…
Змей очарованный у озера…
И опять нарциссы смотрятся в мою душу!
Лебединое озеро!..
Я утону, утону от грусти…
В зеркале лебедином!..
Л.
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Казань – Кострома
1 октября 1915 г.
Я предпочитаю писать необыкновенно об обыкновенных вещах, чем писать обыкновенно о необыкновенных вещах…
Я предпочитаю видеть необыкновенно обыкновенные вещи, чем видеть обыкновенно необыкновенные вещи…
Я предпочитаю рисовать необыкновенно обыкновенные вещи, чем рисовать обыкновенно необыкновенные вещи…
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Казань – Кострома
1 октября 1915 г.
23 ноября 1891 года, в субботу… Родился гений…
13 января 1333 года меня заключили в Чендик.?
По правде сказать, мне память сильно изменяет, наверно не меньше, чем ты…
Я написал письмо о любви, но я не верю ей и поэтому не послал… У меня нет любви, Я уже ее искал для тебя, искал…
У меня есть грезы, сновидения (ненависть) и печаль о тебе, и тоска о тебе.
А любить не могу…
Мне хочется иметь золото для тебя.
Мне хочется иметь обезьян для тебя.
Лебедей и шутов уродливых и тебя…
Я хочу иметь слугу Дьявола.
А ты знаешь мой последний удел?
Я кто? Я повелитель ада… И в ад уйду…
Скоро ли ты вернешься?
Я схожу с ума, кажется.
Леандр
1916
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Отправлено с вокзала в Рузаевке
8 июля 1916 г. [27]
Станция Арапово
Ну и забавно здесь одеты мордовки. Юбки из белого полотна, короткие, до колен не достают, и узкие на ногах русские сапоги с гармонью, красная кофта, на шее много бус и денег, а на голове свернутый платок и рога коровьи.
Есть очень породистые бабы со своей красотой. Они слегка напоминают черемис (Фешин), но гораздо интереснее их.
Теперь все поля и поля…[28]
…Несчастный я, опять с эполетами…
Любимая!
Анти
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
16 июля 1916 г.
Милая Варя.
Я с удовольствием смотрю на мордовок, в них есть что-то крайне странное, флегматичное и безучастное, что-то египетское. Какой-то странный мешок на голове рогами вверх темно-красный, огромные белые серьги конусообразные, на шее много крупных бус и серебряных денег, узкая юбка, пояс с черными длинными кистями, как кошельки, ноги в лаптях страшно толстые от намотанных полотен, но и в этом своеобразная красота, лицо с таким выражением, что захочется ненавидеть городских женщин.
А.М. Родченко. Композиция. 1915
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Санитарный поезд – Москва
1916 г.
Милая Варя! Я сижу и работаю, ибо мы задержаны у Белгорода, в Харькове почему-то не принимают. Сколько простоим – не известно, и что будет в Харькове – тоже. Я рисую карандашами – красным и черным, ибо больше ничего нет. Очень жалко, что не взял акварели. Чувствую себя лучше, но это потому, что немного рисую.
Боюсь, что мы надолго застряли. Вчера ходил в кинематограф. Город маленький, скученный. Главное – это акварель забыл, а выписать – боюсь, что увидимся к тому времени.
Вот почему мне не хотелось ехать. Я это чувствовал. Здоровье исправилось вполне, хотя есть еще какая-то усталость и лень.
Надоедает грохот проходящих маневрирующих паровозов, свист и шипение у окна, ибо это идет почти непрерывно.
Скверно, что не знаю ничего о тебе и не знаю своего адреса. Думаю, что в Харькове есть база, куда можно будет писать.
Пообедал… К вечеру пойду на станцию опустить письма, а сейчас буду опять рисовать.
Крепко целую. Анти
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
Санитарный поезд Инза. 1 августа 1916 г.
Осень уже начинается, сегодня в четыре утра я бегал по станции Рузаевка и замерзал от холода. Нет ничего радостного в моей жизни.
Осень. Скоро листья будут золотыми, а небо сумрачным. Скоро я тоже стану сумрачным и душа горит.
Анти
В.Ф. Степанова – А.М. Родченко
Всероссийский Земский союз. Москва
Никитский бульвар – Санитарный поезд № 1178
А. Родченко, заведующему хозяйством
4 августа 1916 г.
Анти, милый, милый, любимый мой!
Ах, твои письма так печальны, так печальны.
Где ты…
Я вчера была на вокзале вечером, провожала маму с Зиной в Кострому. Как поезд пошел, заныло сердце, так хотелось сесть в вагон, они могут привезти к тебе…
Грустно мне, на сердце как камень лежит. Почему мы опять разлучены, ты опять уехал… Когда пройдет эта неделя, когда я увижу тебя… Скорей приезжай! Анти, милый, ты любишь меня. А у меня что-то есть, не скажу…
Кося, милый, скорей приезжай.
Твоя В.
1917
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
8 августа 1917 г.
Потеряв странность и таинственность, и зная, что открытые мною самим извилины дворца своего ты знаешь также как я сам, тебе скучно теперь и пусто жить ибо всё стало старо и понятно, а потому как старая газета, в которую можно завернуть мусор и выбросить. И это правда так чувствую я и так и ты.
Я не живу прошлым, настоящим, но не живу и будущим. Я ничего не думаю и ни о чем не мечтаю, ибо знаю, когда придет свобода, я буду работать, а что и как, для меня это не важно.
Я люблю тебя, Нагуатта!
Я «там» один много думал и думаю о тебе и всегда от этого люблю еще больше и глубже… Ты мой друг! Мой самый дорогой единственный друг.
Ты уже не только возлюбленная жена.
Ты мне нужна, как нужен я сам себе!
Ты не ты – ты это я!
Так не думай же никогда обо мне без меня, ибо это будет измена самой себе.
Но печаль есть на сердце моем…
Милая, любя меня – люби себя!
Ты должна беречь свое здоровье!
Прости!..
…и ты прости, что я не так нежен с тобой, как прежде, и не отдаюсь тебе так, как когда-то… Но то было любовь прежде всего к женщине, а теперь это любовь к самому себе. Я же не целую себя сам и не пишу себе писем. Но разве это не поцелуи и письма, это будущие мои вещи, разве это не доставляет тебе наслаждение, а, следовательно, и тебе как ласки любовников.
Ведь в этом родилась любовь наша, в этом она и умрет!
Понимаешь ты это, возлюбленная!
Я твой, весь твой!
Я никогда не изменю этому, это конец, смерть! Дальше этого нет ничего…
Я хочу, чтобы ты этому поверила, знала и сама чувствовала то же самое.
А сейчас у меня-тебя пустота.
Я люблю тебя, Нагуатта!
Анти.
8.VIII. 1917
А.М. Родченко – В.Ф. Степановой
19 августа 1917 г.
Высокий каменной забор на покатом <..>, вверху которого в мягкий еще цемент были вставлены обломки стекла… Нельзя перелезть через него… Ворота железные… Мы пошли купаться. Это бывший особняк чей-то, теперь сахарный завод… Дом особняка странный из красного кирпича и серого камня, готический с башнями, цветными стеклами, двухэтажный, мрачный… и запущенный сад с оврагами и река со старой плотиной, где я и купаюсь опять… А на душе также темно и не просвечивают цветные стекла и собаки бродят у старого дома, пусть будет ограда так же неприступна как эта…
И ничего не знаю… Получила ли ты хоть одно письмо и что с тобой, любимая?
Попробуй напиши на адрес: Харьков, Южный пост, канцелярия дежурного для передачи, Санитарный Поезд 1181. Завхоз А. Родченко[29].
Всё еще не знаю, когда дадут теплушки и отправят в Москву. Говорят, что опять завтра узнаешь, т. е. 18 VIII 1917 не знаю.
А.М. Родченко. Москва. 1916
Хочу привезти помидор и цветной капусты.
Знаешь, что тут без книг и красок можно сойти с ума.
У меня голова разрывается на части…
18/VIII. 1917
Утро… Сегодня ночью видел во сне, что спал с тобой. Мне было так хорошо…
Вчера вечером играли вчетвером в преферанс, два брата, я и врач.
Восемь утра, я уже напился чаю и пишу тебе сидя у себя в купе… Не хочется идти в город, но нужно опустить тебе письма.
Я знаю, почему мне снится, как я читал Арцыбашева вчера.
Так очертенело здесь мне.
Как мне хочется целовать тебя…
Милая Варя!
Анти
19/VIII 1917
Харьков, утро
В.Ф. Степанова – А.М. Родченко
Москва – Санитарный поезд № 1181
16 августа 1917 г.
Анти, сколько безысходной тоски, сколько боли в твоих последних письмах. И жизнь кажется мне похожей на длинный, длинный узкий, темный коридор, по которому надо идти ощупью мимо тысячи запертых дверей и искать, искать открытую дверь, где можно будет отдохнуть с тобой от всех ужасов…
Миллионы способов придумывает злой рок, чтобы найти хоть одно отверстие в нашем сердце и уничтожить нашу любовь…
Ты посмотри, не больше ли в нашей любви печальных часов, не преувеличили ли они силу любви нашей!
Я чувствую, что еще многие испытания выпадут на долю нашу, и знаю, что ты не дашь меня растерзать, когда злобные силы будут нападать…
Не отдавай меня, – я люблю тебя…
Вечная твоя Нагуатта
А.М. Родченко. Эскиз фонаря для кафе «Питтореск». 1917
О проекте
О подписке