– Пойдем ко мне, малышка. Нам тут не дадут расслабиться.

Священник видел, как рука с перстнем беззастенчиво ощупывает юное тело. Во вспышках цветомузыки было заметно, что девушка сжала губы.

Мимо прошел человек с бледной кожей, посмотрел на происходящее неодобрительно, но вмешиваться не стал.

– …помочь мне покинуть планету на одном из ваших кораблей, – с трудом закончил Григорий.

И тут, словно громкий выстрел, прозвучал звук пощечины. Музыка продолжала греметь и цветные лучи все так же плясали, но люди вокруг замерли, с ужасом глядя на девчонку и большого босса, схватившегося за щеку.

– Ах ты маленькая тварь!

В момент все вокруг зашевелилось: кто-то, бросив несколько бумажек на стол, предусмотрительно покидал заведение, кто-то приготовился наблюдать расправу. С запозданием подскочили к девице охранники.

– Ко мне домой ее! – выкрикнул Бугзи. – В комнату для особых развлечений… Там повеселимся! – он зло ударил ногой по столу, заставляя посуду звенеть и падать на пол. Повернулся к священнику.

– А ты… Ты мне не нравишься, святоша. Ты здесь всем не нравишься, понял?

Григорий сделал шаг назад.

– Извините.

Не считая нужным дальше испытывать бандитское терпение, он развернулся, пошел к выходу. «Неудачная попытка. Неудачный момент. С самого начала вся затея была неудачная!» И еще подумалось – «жаль глупую».

Лаци ждал его в комнате с одним носком в зубах. Рядом, на кровати, лежал второй и раскрытый рюкзак. Отец Григорий молча забрал предметы своей одежды.

– Ничего не вышло. Надо валить отсюда.

– По добру, – согласился ящер. – По здорову.

Вдруг снаружи, в общем коридоре, раздался шум. Проповедник прислушался, подошел к двери. Осторожно сдвинул ее в сторону. И, пока он пытался разглядеть что-то сквозь узкую щель, с той стороны схватили за ручку и с силой дернули!

Отец Григорий даже не удивился, увидев на пороге ее. Девушка вошла внутрь, закрыла створку. Сказала шепотом:

– Я сбежала!

Он мотнул головой из стороны в сторону.

– Поздравляю, – ответил так же шепотом. – И чего теперь делать?

– Эта с нами? – встрял в разговор лаци. – Пусть будет с нами.

Священник повернулся к нему, сказал уже в голос:

– Пилот-ящерка, ты скоро сдохнешь! Но я-то не собираюсь! О боже… – снова развернулся к девушке. – Ладно. Если… Если они видели, что… Как зовут?

– Ленка.

– Если видели, что ты, Ленка, сюда бежала, то будут обыскивать все комнаты.

Посмотрел на окно. Попробовал его открыть. Не с первого раза, но у него получилось.

– Вылезаем, тут можно спуститься! А дальше железнодорожный квартал – есть где спрятаться.

Когда-то в поселении работала станция. Она была и сейчас, но ни сюда, ни отсюда никто уже не ездил. Единственный паровоз, стоявший на рельсах, грел воду для прачечной.

– Коле-есики! – с восхищением протянул лаци, разглядывая огромные паровозные колеса.

– Быстро в кабину! – скомандовал Григорий. – Пересидим внутри, а там видно будет.

– Он ездит? – спросила девчонка. – Как думаешь, мы можем им управлять? А волосатый случайно не умеет? Ты говорил, что он пилот.

– Ну какой к черту пилот?! Он старый лацертианец с деменцией!

Дело, впрочем, оказалось легче, чем можно было подумать. Чудовищная машина, изрыгающая пар и пламя, была франкенштейном ископаемых и передовых технологий: силу ей действительно давала испаряющаяся вода и для этого следовало регулярно подкидывать в топку уголь, но все остальное управлялось электроникой. Вместо рычагов и вентилей – джойстик, болтающийся на проводе. Словно это не настоящий, а игрушечный паровоз.

Григорий ни на секунду не верил, что это может быть так просто, но, помолившись и поглядев по сторонам, снова спрыгнул на платформу, отбросил из-под колес увесистые «башмаки». Забрался обратно.

– Что, хочешь попробовать? – посмотрел на Ленку. – У нас с тобой одинаковый стаж управления паровозами, так что… дерзай!

И Ленка, взяв джойстик в правую руку, нажала кнопку старт, пихнула пальчиком силиконовый рычажок. Да и в самом деле, какой еще могла она придумать алгоритм действий? Но паровоз понял команду и, пробуксовывая колесами, тронулся с места.

Кабина вздрагивала, бренчала забытая в пустом стакане ложка. Под колесами раздавался хруст и скрежет.

Кажется, на выезде их обстреляли: что-то сыпалось на машину горохом, стучало по ней барабанной дробью. Локомотив оборвал несколько трубок, идущих от котла к прачечной и теперь из дырок сифонила горячая вода. Но ни это, ни даже прогибающееся под многотонным монстром полотно и ужасный скрип опор не могли их остановить.

Не мог и господин Бугзи, потому как не обзавелся гидросамолетом. Слишком дорого, даже для него. Поэтому погоню могли организовать только на плоскодонках – шустрый транспорт, но… Паровоз быстрее. И движется он по эстакаде, почти по прямой, ему не надо огибать отмели. Пожалуй, у беглецов была фора. Оторвутся на час? На два? Зависит от того, сколько локомотив проедет, ведь угольный тендер был пуст, куча с каменным топливом осталась там, на перроне у запасного пути.

Под потолком качалась тусклая лампа. За железным бортом бликовал на воде луч единственного фонаря, причудливо вывернутого на носу паровоза – что-то он там, видимо, должен был освещать, в бытность свою фонариком для стиральщиц. Рассвет не торопился с появлением и блики, тусклые отсветы оставались единственными источниками света для двух человек и одного лаци.

Григорий поймал себя на том, что в этом неверном сиянии разглядывает ничем не прикрытые ленкины ноги. Рыкнул на себя, отвернулся, ругаясь в уме грязными словами и одновременно вспоминая подходящую молитву. Не вспомнил.

– Как сбежала-то?

– Блеванула охраннику на башмак. Сказала – надо в туалет, живот крутит. Он меня в сортир и затолкал. А там вентиляция. Не шибко просторная, но мне хватило.

Григорий улыбнулся.

С появлением солнца, когда черные тучи снова стали серыми, паровоз замедлил ход. Внутри у него что-то застучало и через несколько километров он все-таки замер.

Ленка выглянула из кабины, огляделась. Она плохо ориентировалась на планете, на которой не было никаких ориентиров. Спросила:

– Нас найдут?

– Найдут, – подтвердил отец Григорий.

Девушка насупилась, потом гордо вскинула голову.

– Ну и что! Все равно – я рада, что это сделала! И ждать их здесь не собираюсь. Давайте вылезать, пойдем… куда-нибудь.

Григорий тоже осмотрелся. В отличие от Ленки он понимал, где они находятся, умел угадать место и направление.

– К омуту пойдем. Это недалеко.

– Куда?

– К священному месту.

– Если оно священное, то почему омут?

Григорий усмехнулся. Вслед за беглянкой слез сначала с паровоза, потом с эстакады, очутившись по колено в воде.

– Да потому, что пошутили, – достал скрученную из серых водорослей сигарету, подпалил ее спичкой. – А потом еще и построили на том участке обшитую пластиком домину, расцвеченую фонариками, не гаснущими даже днем. Короче говоря – трактир. Назвали «Омут Марии Анновны». И не спрашивай, что было на уме у хозяйки, когда она его так называла. Дураки думают, что и вправду из-за глубины.

Он выпустил облако пахучего дыма.

Бурлящая вода у ног, сверкающая чешуя рыбешек – гулять по Мелководью в радость! Не прошло и часа, как показалась обещанная домина с фонариками. Отец Григорий кивнул в ее сторону:

– Пример губительного разрушения души человеческой. Здесь в порядке вещей торговля всяческой дрянью, органами и телами, а то и самой жизнью.

Он вдруг подумал, что удачный был бы финал для проповедника – вот тут, у святого места, взять Ленку в охапку, зарулить в трактир и гульнуть на оставшиеся, вытворяя с девчонкой всякое. Сглотнул. Даже почувствовал, как шевельнулось его естество, из-за чего вынужден был смущенно повернуть в другую сторону.

– Внутрь я заходить не стану! – приказал сам себе Григорий и направился чуть в сторону от здания, подальше от праздно шатающихся людей.

– Я еще в первый год своего проповедования упрашивал губернатора поставить священный столб, оградить территорию. Но разве есть кому до этого дело…

Прошлепали еще метров сто, чувствуя, как мелеет под ногами дно.

– Вот! – священник потоптался в центре отмели, разбрызгивая теплую воду. – Здесь особое место!

– Разве? – проскрипел лаци.

– Глубина не меняется, всегда ничтожно малая. Самая малая на всей планете! Потому и омутом обозвали, шутники. Видите, покуда мне? До щиколотки не доходит! Одним словом – аномалия.

– В чем же святость? – спросила Ленка.

Священник пожал плечами.

– Может, как раз в том, что отмель не меняется? Течения, наносы, приливы – ей все хоть бы хны! Всегда тонкий слой чистой, прозрачной воды.

– Тогда спускай меня, – раздалось за спиной.

– А?

– Спускай на особое место.

– Сейчас, – Григорий поставил поклажу с сидящим на ней ящером прямо в воду.

Лаци сполз с рюкзака, успев прихватить из него то ли правый, то ли левый носок. И проповедник, глядя на неуверенную походку лацертианца, не посмел отбирать. Ящер, приподнимая над водой голову, проковылял несколько метров. Раздался всплеск. Носок вместе с разноцветным комком шерсти поплыл, следуя за слабым течением, куда-то вдаль, где еще раньше растворилась в небытии оранжевая жилетка.

Священника накрыло то чувство, которое может испытывать пастырь лишь потеряв своего единственного прихожанина. Непривычное, странное чувство. Щемяще тоскливое и удушливое.

– Отец.

Григорий обернулся. Перед ним стоял коренастый мужчина с бледной, не знавшей загара кожей.

– Говорят, ты местечко на корабле спрашивал?

Священник облизнул пересохшие губы. То ли с надеждой, то ли уже с благодарностью посмотрел на небеса.

– Ага. Хотелось бы. Местечко.

С грустной улыбкой повернулся к Ленке, подмигнул ей. Дай бог не в последний раз он привел сюда страждущих.

Взлетающий с Мелководья корабль поднимает тучу водяной пыли. Но отцу Григорию не впервой. Нужно лишь закрыть глаза и не дышать несколько секунд. А потом… Потом можно идти прочь. В мир бескрайней глади, чтобы еще раз попытаться – вдруг теперь получится? – донести до людей доброе слово. Ведь должно же быть в этом мире что-то хорошее. Что-то по-человечески теплое, как вода на «Мелководье бросающих вызов».