Отец

Было утро, и Виктор разговаривал с матерью.

– Они глупые, – сказал Виктор.

– Так не бывает, чтобы все были глупыми. Тебе же нравится дядя Игорь.

– Он добрый, но глупый.

– Но почему?

– Не знаю.

– Тогда не надо так говорить.

Виктор чувствовал, что в этом разговоре он сильнее своей матери, хотя она никогда не говорила ничего плохого об отце Виктора и его друзьях с тех пор, как они развелись. Виктору казалось, что мать с ним одного мнения, но он хотел, чтобы она спорила с ним и доказывала ему обратное или строго накричала на него и запретила ему говорить то, что он говорил об этих взрослых. Он чувствовал, что слова, которые он говорит, ведут к каким-то новым вопросам, которые он не хотел задавать, и к ответам, которые могут прийти помимо его воли.

Они разговаривали в субботу, когда мать собрала Виктора, чтобы он поехал с отцом на дачу к знакомым. Двенадцатилетний курчавый мальчик стоял перед матерью, глядя в пол, и по подвижному лицу было видно, что он что-то мучительно пытается для себя решить. Она почувствовала себя виноватой перед ним.

Мать погладила его по голове. Она решила его успокоить. Они с бывшим мужем договорились, что сын проведет с ним два дня на даче, и следовало, чтобы он поехал повидаться с отцом.

– Поезжай. Ведь ты же хотел поехать. Будешь два дня с папой. Ведь папа же умный.

Да, его отец был умный! Он играл на пианино и мог сыграть любую мелодию со слуха, и мог сыграть «Песню без слов» Мендельсона! Он прочитал много книг и помнил, что в них написано! Когда Виктор хотел пойти на утренник, отец сказал, что там будет скучно, и там было скучно! Он знал, как сделать маленькую яхту!

Он вырезал Виктору деревянные кинжалы! Виктор мог доказать, что его папа умный!

– Поезжай, – повторила мать. – Опоздаешь. Ты же давно не видел папу.

Его вопрос остался непонятным и растворился в воздухе.

Он выбежал через густо намазанные черной краской ворота, свернул у трансформаторной будки и побежал вверх по узкой крутой лестнице с плоскими ступенями и низкими перилами из раскрошившегося ракушечника, сложенного «под дикий камень», и дальше мимо пыльного сквера, который назывался Собачий садик, где был маленький круглый бассейн с гладкими бетонными стенками и фонтанчиком в виде грота из того же ракушечника с торчащей сверху короткой и тонкой железной трубой. Он бежал изо всех сил, боясь опоздать и казня себя за отнявшие время колебания, стараясь как можно меньше замедлять темп к концу крутых пролетов, когда перехватывало дыхание, и снова ускоряясь на площадках между пролетами. Картина пустоты, которую он сейчас увидит в том месте, где они условились встретиться с отцом, явственно стояла у него в голове и подгоняла его.

– Папа!

Отец обнял его. Он напрасно боялся. Отец ни за что не ушел бы без него.

Отец был очень красивым в летней рубашке в белую и коричневую клетку и аккуратных светлых брюках со стрелкой. На ногах у отца были красивые полузакрытые сандалии и в тон подобранные носки, а на руке – часы на кожаном ремешке. Лицо у него было умное и молодое, без морщин, несмотря на то, что ему было уже тридцать шесть.

– Смотри, какой вырос, скоро начнет за девками гонять.

Рядом с отцом стоял дядя Игорь, о котором говорила мать. Он всегда говорил о женщинах. Виктор смутился и взглянул на отца. Отец ответил ему взглядом. «Все в порядке, – сказал взгляд отца. – Так можно разговаривать». Почему они с отцом не могли быть вдвоем? Или с людьми, которые бы им нравились?

Виктор улыбнулся, чувствуя свое лицо как чужое. Что-то снова начало шевелиться в нем и не давать ему быть до конца со всеми. Он взял отца за руку.

Отец посмотрел на часы.

– Начальство задерживается, – сказал дядя Игорь.

Они улыбнулись.

Через несколько минут у перекрестка остановились три машины.

– Семен! – Крикнули из одной.

– Бежим, – сказал отец. Отец бежал легко и по-молодому гибко. Они подбежали к первой машине, и отец заглянул в нее, но кто-то внутри махнул рукой, и они побежали ко второй. Дядя Игорь залез в нее, а они с отцом побежали к третьей, и Виктор испугался, что им не хватит места. Добежав до третьей машины, отец заглянул внутрь и с вопросительным выражением на лице показал пальцем сначала на себя, а потом на Виктора. Человек за рулем кивнул. Виктор вдруг подумал о том, что машина, на которой они поедут, чужая, и дача тоже будет чужая, а у отца нет ни дачи, ни машины.

Тех, кто сидел в машине, Виктор не знал. Отец, кажется, знал мельком только одного – того, кто сидел за рулем. Но чтобы не было неловкости от молчания, сидевшие в машине начали разговаривать, и Виктор почувствовал, что возникает какая-то общность, укрывающая его и дающая безопасность. Когда в разговоре возникали паузы, Виктор боялся, что это чувство уйдет, но отец каждый раз в таких паузах находил, что нужно сказать дальше. Когда он в очередной раз пошутил, сидевший рядом с тем, кто вел машину, обернулся, и Виктор увидел большое тяжелое лицо.

– Хохмач, – сказал человек отцу. – Твой наследник?

– Мой.

– Это хорошо. – Что сказать дальше, человек не знал.

– А где вы работаете? – Спросил друг Виктор, радуясь тому, что отец приобрел нового друга.

Он сразу понял, что сделал ошибку, и спрашивать было не нужно. У всех сидевших в машине на секунду изменился ритм дыхания. Отец опустил глаза, как бы оставляя Виктора одного.

– Я работник правоприменяющих органов, – ответил не сразу человек с большим лицом и повернул голову вперед.

Некоторое время ехали молча, потом осторожно, как будто стараясь обходить глубокую яму, опять стали разговаривать. Отец снова шутил, но у Виктора не проходило чувство, как будто в машине кроме тех, кого он видел, сидел кто-то еще, невидимый для него.

Больше он не старался вступать в разговор. Машины выехали из города на шоссе и ехали рядом с узкой насыпью одноколейки, обгоняя короткий пригородный состав с маленьким паровозом и зелеными вагонами с окнами в деревянных рамах.

Дачи стояли в ряд на плоском берегу в ста метрах от моря и двух километрах от парившего на солнце по другую сторону одноколейки лимана. Участок был густо засажен разросшимися фруктовыми деревьями и кустами. Очевидно, здесь, на узкой полоске суши между двумя солеными водоемами, где-то под землей пробивался источник пресной воды.

Компания, вышедшая из машины, и те, кто ожидал на даче, шумели некоторое время, не зная, что делать дальше. Те, кого Виктор здесь знал, были с работы отца, из Пароходства, но отец работал на суше, в порту, а эти плавали на кораблях за границу, потому что оттуда привозят красивые вещи и можно посмотреть дальние страны.

Все суетились и что-то доставали из багажников, только человек с большим лицом стоял возле своей машине, непонятно улыбаясь, как будто что-то заранее одобрял. Из другой машины вышла девочка – ровесница Виктора и ее мать, которая сразу сняла с нее платье. У девочки был толстый живот, и черный потертый купальник был ей уже мал.

– Машенька, гитара здесь? – Громко говорил отец жене дяди Игоря смешным голосом, чтобы слышали все. – Шашлык, я полагаю, замаринован?

– Все есть, Семочка, все. Не волнуйся.

– Это очень важно! – Отец с напускной серьезностью поднял палец.

– Сема, ну о чем ты говоришь. Вот лучше познакомься. Это очень хорошая Вера.

Хорошая Вера стояла рядом, опустив большие руки. Виктор сразу почему-то подумал, что его мать гораздо красивее этой женщины, хотя матери здесь быть не могло.

Отец шумел, переходя от одного человека к другому, и, элегантно владея атмосферой, без лишних усилий объединял компанию. Он не боялся подойти и начать первым разговор с человеком, в то время как остальные, особенно те, кто не знал друг друга, как будто боялись друг друга и не решались сделать первый шаг. Все улыбались отцу и послушно включались в то, что он делал, как будто он был здесь главным. Виктор тоже улыбался и радовался успеху отца, но ему казалось, что отец своими шутками прячется от кого-то и выставляет вместо себя другого человека, и было непонятно, зачем он так делал.

Отец почувствовал его взгляд.

– Пойдешь с нами купаться?

– Конечно.

– Может, останешься поиграть с девочкой?

Ригину послышалась в голосе отца виноватая нота.

– Нет.

– Ну, давай!

Отец подмигнул ему, вовлекая в общую атмосферу, и Виктор благодарно улыбнулся, потому что улыбка отца была привычной, той, которую он всегда знал.

Женщин оставили готовить ужин, а мужчины пошли к морю.

Все выкупались и легли на тончайшем, похожим на белую пыль песке. Виктор лежал на животе, положив подбородок на руки. Перед ним прямо из песка росло несколько высоких тростников с жесткими перехватиками между концами. Их узкие острые листья перегибались и подрагивали. Людей на пляже почти не было, только вдалеке виднелись компании с соседних дач.

Отец и дядя Игорь куда-то ушли и скоро вернулись с двумя здоровенными стрижеными блондинками.

– О, Сема, ты, я вижу, ходы-выходы знаешь, – сказал человек с большим лицом и сразу сел.

– Так точно. Это же очень хорошо, – подтверждал отец, как будто хотел кого-то успокоить.

Блондинки хихикали и хотели лежать только рядом друг с другом.

– Фант, фант, – улыбаясь, повторял дядя Игорь.

– Ну, не надо, – блондинки крутились, как будто их щекотали.

– Обязательно!

– Нет, у нас такой порядок, – очень серьезно сказал отец. – Вы должны нам показать, как вы можете согреть мужчину.

Блондинки легли носами в песок и зафыркали.

– О, Сема! Ты, я вижу, дело понимаешь, – смеялся человек с большим лицом.

– Позвольте, коллега, – сказал отец с профессорской интонацией, указывая на катившийся по ветру целлофановый пакет, – если я не ошибаюсь, это презерватив.

– Слоновий, – добавил дядя Игорь.

Виктор не знал, что такое презерватив, но чувствовал, что ему стыдно. Его удерживало общее веселье, и в то же время хотелось уйти. Он хотел что-то спросить у отца, но сам не знал, что именно, и сколько он ни смотрел на него, отец не замечал его взгляда. Виктор понял, что отец сейчас занят другим и не думает о нем. Странно было, что блондинкам все это нравилось, а ему казалось, что их обижают. «Может быть, так нужно?» – подумал Виктор.

Блондинки ушли переодеваться и обещали прийти в гости, и Виктор не понял, зачем они хотят прийти.

Виктор страшно проголодался, и когда сели за стол, набросился на еду. На столе был шашлык с кислым соусом из слив, которые росли в саду, салат, маслины, свежий хлеб, серебристая соленая тюлька, привезенная из города колбаса, которую здесь никто не ел, и роскошный арбуз. Виктор заметил, что водку пьют охотнее, чем напитки из иностранных бутылок.

 
Из-за острова на стрежень
Топай, топай – эх!
Стенька Разин выплывает
Кверху попой!
 

Дядя Игорь пел громко и напористо, со второго куплета припев подхватили все.

 
Топай, топай – эх!
Нас на бабу променял!
Кверху попой!
 

Виктор отяжелел от еды и устал от этого мгновенно пролетевшего дня, и то, что не давало ему быть со всеми, на время ушло.

Взрослые пели, и за столом было весело.

– Компания! – сказал отец с дрожью в голосе. – Это же компашечка!

Маша принесла ему гитару.

– Сема! – ревел человек с большим лицом. – Может, шо-нибудь блатное? Сема!

– Верочка, иди сюда, – сказал отец вежливым голосом, делавшим все, что он говорит, двусмысленным.

– Куда ты меня зовешь, Семочка? В кустики?

– Нет, зачем, в кустики не нужно, – очень серьезно сказал отец. – Иди ко мне.

– За дружбу этого стола!

Когда пришли блондинки, Маша что-то сказала отцу, кивая на Виктора.

– Да, правильно, – сказал отец. Иди-ка, парень, спать. Уже знаешь, какой час?

Лицо у отца было доброе, но, хотя Виктор уже очень хотел спать, он все-таки почувствовал, что доброта отца направлена не к нему, а куда-то мимо.

– Я вам постелю на террасе сверху, – сказала Маша. – Будешь на улице спать вместе с папой?

– Да, – сказал Виктор. Это было интересно. Он еще никогда не спал на улице.

– Иди умойся и подымись по лестнице на террасу, на второй этаж.

Виктор встал из-за стола и пошел умываться за кусты.

Он умылся и пошел к дому по темной дорожке, не возвращаясь к столу, откуда доносились голоса и смех. У темной стены дома он увидел два красных огонька от сигарет и услышал голоса отца и дяди Игоря.

– Теперь он тебе откроет визу. Ты ему угодил с этой блондинкой. Будешь плавать за границу.

– Но у него же морда, я тебе скажу.

– Паек слуги народа.

Виктор с удивлением услышал, что у отца совершенно другой голос, не похожий на тот, которым он говорил за столом.

– Надо еще с подоночками посидеть.

Виктор, ни о чем не думая, поднялся по железной лесенке на верхнюю террасу, где рядом стояли два застеленных топчана. Он разделся и лег, положив руки под голову.

И вдруг Виктор понял, какой вопрос он все время хотел задать, и сразу же понял, какой на него есть ответ. Он хотел спросить, почему отец, умный и красивый человек, общается с этими людьми, пьет с ними водку, поет глупые песни и развлекает человека с большим лицом. Было ясно, почему это так. Отец хотел плавать за границу, и человек с большим лицом мог это разрешить. Вот ради чего все это было. Вот почему отец был здесь. Как хитрый и трусливый Валерик у них во дворе, отец заискивал, улыбался и заглядывал всем в лицо! Вот почему его отец, знавший наизусть «Маленького принца» и споривший с матерью о Хемингуэе, которого не любил, ведет себя так, подлаживается к этим людям, притворяется не таким, какой он есть, старается слиться с ними и говорит с двусмысленной интонацией глупые, пошлые шутки и… и теперь уже понятно, какой он человек. Его отец боится!