4. Брат Взирающий и Брат Стерегущий

Его провели в один из павильонов, что был пристроен к дворцу губернатора.

В просторном зале, где стены были обшиты панелями из узорчатого дерева, возле дальней стены располагался низкий столик под парадным императорским стягом, очень дорогой на вид, лакированный и с великолепными резными узорами. Остальное свободное место ничем не было занято. Видимо, оно олицетворяло величину и важность государственных дел.

За столиком восседал широкоплечий человек в черном с серебром кафтане первого советника городского наместника. Сложен он был необычайно крепко для чиновника, а лицо было каким-то на удивление знакомым.

Хотя Горностай был совершенно уверен, что никогда прежде не видел этого человека, в лице и даже телосложении неизвестного чиновника все равно было что-то знакомое.

Странное дело.

Горностай решил, что волноваться рано. По сравнению с тем, что с ним могут сейчас сделать за то, что он устроил, еще одна нерешенная загадка была сущей мелочью. Так ли много значит, что какой-то человек похож на какого-то другого человека?..

– Это ты устроил схватку в чайной? – осведомился чиновник.

– Да, это сделал я.

– Как ты объяснишь то, что ты сделал?

– Я знал, что в городе запрещены бесчинства, и решил навести порядок.

– Порядок – забота городской стражи.

– Стражи в чайной не оказалось. И никто не смог бы сказать, как скоро она явится.

– Многие из тех, кто тебя видел, заметили, что фехтуешь ты искусно.

– Это единственное из искусств, которые я неустанно практикую.

– И ты устроил дуэль прямо в чайном доме?

– Мы люди неравные, некультурные и не состоим на военной службе. Правилам мы тоже не следовали.

– То есть вы просто учинили бесчинство.

– Полагаю, будет правильнее назвать то, что там произошло, поединком.

– С точки зрения военной науки, может, это и был поединок. Но у закона на этот счет одно название: бесчинство.

– Поединок – острие меча в искусстве фехтования. К тому же мой противник и подал повод к поединку, и напал на меня первым.

– И в этом поединке ты убил своего противника.

– Увы, но именно в этом – предназначение фехтования, – как ни в чем не бывало отозвался Горностай. – Колодец нужен, чтобы добывать воду, палочки – чтобы брать еду. Искусство кузнечное – в изготовлении вещей, искусство фехтования – в убийстве противника. Все прочее – не больше чем украшения, как резные палочки или колодец, раскрашенный письменами.

– Неплохо для варвара. А теперь ответь-ка мне, раз ты настолько преуспел в фехтовании, – чем отличается меч царский от меча удальца?

– Этого я знать не могу, – ответил светловолосый, – потому что никогда не держал в руках меча царского.

– Лезвием царского меча служат мужи знающие и отважные, – заговорил чиновник, – острием – мужи бескорыстные и честные; тупой стороной – мужи достойные и добрые; чашкой эфеса – мужи преданные и мудрые; рукоятью – мужи отваги и доблести. Рубанешь этим мечом прямо – никто перед тобой не устоит, взмахнешь вверх – никто вверху не удержится, вниз – никого внизу не останется, поведешь кругом – никого по сторонам не окажется. Наверху он уподобляется круглому Небу, чтобы послушны были все три рода светил; внизу уподобляется квадратной земле, чтобы послушны были времена года; в центре согласуется с желаниями народа, чтобы был покой во всех четырех сторонах. Только пустишь меч в ход – поразит словно удар грома, и каждый во всех четырех границах явится в парадной одежде, чтобы повиноваться указам государя. Таков царский меч!

– И этот меч вручен вам указом самого императора, – догадался Горностай.

– Меч удальца предназначен для тех, – продолжал все тем же тоном командир, – чьи волосы всклокочены, борода торчит вперед, шлемы с грубыми кистями надвинуты на глаза, платье сзади короче, чем спереди. У кого сердитый вид, а речь косноязычна, кто вступает передо мной в поединки на поле ипподрома, сверху – перерезает горло, перерубает шею, снизу – рассекает печень и легкие. Таков меч удальца, что не отличается от драчливого петуха. Жизнь удальца может прерваться в любое утро.

– И этого я не отрицаю, – произнес Горностай. – Это тем более очевидно после того, как только что одна такая жизнь прервалась.

– Итак, в моих руках меч царский, и он принадлежит мне по праву. Положи к моим ногам, удалец, свой меч прежде, чем царский меч снесет твою всклокоченную голову!

Горностай поклонился, сложив руки на груди, покосившись на стражников, но они не шевельнулись.

– Я бы положил мой посох к вашим ногам, – сказал он. – Но посох у меня отобрали.

Брат Взирающий не тронулся с места – только посмотрел сначала на светловолосого, потом ему под ноги, словно там действительно лежал посох.

– Почему ты уверен, что я не прикажу тебя немедленно казнить? – осведомился он.

– Я слышал, что в Трактате Девяти Мудрецов сказано: «Если одни упрочняют щиты, а другие в ответ точат клинки, одни возводят оборонительные стены, а другие строят тараны – это все равно что кипяток заливать кипятком же, от этого кипение только усилится!» Ваш облик – облик мужа великих познаний, которого терзает неизвестная мне беда. Вы, я думаю, ищете помощь, а не отмщения.

– Ты не только ловок, но еще и осмотрителен. А еще обучен какой-то грамоте. Кажется, с тобой можно иметь дело.

– Если вы скажете мне, что вас так сильно встревожило, что вы готовы обратиться за помощью даже к варварам и бродячим воителям.

– Мой брат – капитан городской стражи, – внезапно сообщил офицер. – Ты с ним уже общался. Меня прозвали Брат Взирающий, а его – Брат Стерегущий. Так что моя семья узнала о тебе еще прежде, чем ты вошел в город. Могло быть и так, что ты затерялся в городе без следа и мы о тебе больше не услышали. Однако этого не случилось.

Вот тайна и разрешилась.

А проблема осталась.

– Я не хотел напоминать о себе, – ответил Горностай. – Я всего лишь призвал к порядку злодея, который этот порядок нарушил. И защищался от него, когда он пытался нарушить порядок уже окончательно.

– Слыхал я, что где-то в далеких варварских землях, что лежат за жаркими пустынями, был великий учитель по имени И, – заметил Брат Взирающий. – Он учил, что на зло надо отвечать добром и этим его побеждать. Напротив, учитель Кун, которого особым указом признали наставником Поднебесной, утверждал, что на зло следует отвечать справедливостью. Ты хоть и варвар, но тебе определенно ближе позиция учителя Куна. Ты увидел зло и сразил его одним ударом.

– Я согласен с великим учителем Куном, – губы Горностая тронула легкая улыбка, – однако я не думаю, что учения великих наставников отличаются очень сильно. Они просто смотрели на одно и то же с разных сторон. Учитель Кун ходил по земле и мечтал возродить ритуалы древнего государства. А учитель И был, как говорят, одним из небожителей и даже на смерть смотрел по-хозяйски. Многие стремились идти путем учителя И. Но земля держала их крепко и со временем забрала в свои неутолимые недра. Однако быть небесным бессмертным все-таки веселее, чем жить даже в самом благополучном государстве. Поэтому у учителя И так много почитателей, а у учителя Куна – так много учеников.

– Небожители, конечно, заслуживают всяческого уважения, – чуть ехидно отозвался Брат Взирающий. – Но я не доверял бы им просто потому, что они служат на облаке и являются с докладом к самому Владыке Небес. И в небесных канцеляриях хватает недостойных служащих, а то и вовсе духов дрянных и низких. Я часто читаю сообщения о буйстве духов и вынужден принять, в небесную службу набирают вообще кого попало. Как будто там, на небе, расположена наша собственная дворцовая Палата Административных Дел.

– С этим я согласен. Но мне все равно кажется, что учитель И просто смотрел с высоты и видел больше. Он был уверен, что привычное синее небо очень скоро сменится желтым небом справедливости и каждый достойный сможет жить безбедно, как живут бессмертные в стране Персикового Источника. Напротив, злодеев ожидает суд Небесного Императора, скорый и беспощадный. В таком положении можно уже не беспокоиться о мелкой справедливости и суде над жалкими разбойниками. Справедливость, согласно учению И, и так грядет, безупречно-белая и неумолимая.

– Ты хорошо обосновал странные советы учителя варваров. Но я замечу, что небо у нас над головой по-прежнему синее.

– Разумеется, синее. Здесь оно еще долго будет синим. Ведь учитель И жил не просто за горами и пустынями. Он жил по ту сторону Небесных Ворот. На той земле, где другие города, континенты и даже Поднебесная отличается. На той земле, откуда пришел к вам я, много похожего, но вместе с тем всё по-другому.

– И как у вас там, на той земле? Небо сильно уже пожелтело?

– Небо у нас такое же синее, как и тут. Но со времен учителя И прошло не больше двух тысяч лет. Я полагаю, для небожителя это срок небольшой. В моих странствиях я видел обелиски и волшебные башни, которым не меньше десяти тысяч лет.

– Если ты также восхищаешься учителем Куном, я бы хотел услышать, что ты думаешь об одной истории из его жизни, – лицо Брата Взирающего снова стало суровым. – Ты, должно быть, слышал о том, что однажды учителя Куна пригласили организовать церемонии на встрече двух князей. Когда заиграла музыка четырех сторон света, учитель Кун рассвирепел – разве уместны здесь мелодии варваров? Тогда позвали акробатов и танцоров. Но учитель Кун рассвирепел еще больше и велел казнить акробатов за непристойное поведение. Разве можно скакать и веселиться на важной государственной встрече?.. История эта вызывает споры. С одной стороны, эта история не приводится в Канонах, но пересказывается у некоторых историков. Поэтому вполне может быть, что ее просто выдумали и чужие выходки просто приписали учителю Куну. С другой стороны, учитель следовал Ритуалу, а акробаты – нет. Мы же знаем Ритуал намного хуже, чем даже тогдашние акробаты. Кто знает, насколько верным или неверным было его решение?.. Еще с детства не дает мне покоя эта история.

– Вас смущает решение учителя Куна?

– Смущает, даже если вся эта история – вымысел.

– По-моему, для любого акробата важнее знать, склонны ли вы сами поступать подобным образом. Если она вам не близка, вы, я думаю, не будете так поступать, даже если эту историю запишут на шёлке и повесят над вашей постелью. Если же она вам близка, вы будете поступать таким же образом, даже если вы бы за всю жизнь ее не услышали.

– А разве повесить над постелью – не означает приблизить?

– Одни истории близки к телу, а другие – близки к сердцу.

– И какая же история близка к твоему?

– Мне близка история о том, как учитель Кун посетил Старого Мудреца. После беседы учитель сказал ученикам: «Бегающего можно поймать в капкан, плавающего – в сети, летающего – сбить стрелой. Что же касается дракона, то я еще не знаю, как его поймать! Старый Мудрец не человек, он – дракон!»

– Почему же эта история так близка тебе?

– Я тоже предпочитаю быть драконом.

– Ты не можешь допустить, чтобы тебя разгадали?

– Может быть, и так, – ответил Горностай. – Но даже этими словами вы не разгадали меня до конца.

– Уж не осмелился ли ты, варвар, претендовать на то, чтобы сравниться с величайшим Старым Мудрецом? – сурово спросил Брат Взирающий.

– Всего лишь усердствую.

– И ты думаешь, что от усердия неуча вроде тебя есть какая-то польза?

– Один из учителей объяснял мне, что в те времена для слова «мудрец» и слова «младенец» использовали один и тот же значок. Древние, конечно, были очень мудры. Так и я, неотесанный варвар, могу иногда быть полезен.

– Хорошо, – Брат Взирающий поднялся из-за столика и подошел к Горностаю. Только сейчас варвар смог разглядеть, что офицер немного ниже его ростом, но шире и крепче в плечах.

Шаркая подошвами, Брат Взирающий подошел к Горностаю и сказал вполголоса:

– Светловолосый варвар! Мне нужна твоя помощь, чтобы спасти от гибели мою семью. Твое мастерство – это моя последняя надежда, – Брат Взирающий сделал паузу, а потом добавил: – И твоя, кстати, тоже.

– В каком смысле? Мне тоже грозит опасность?

– Именно так. Это не та опасность, что нависла надо мной. Но если ты справишься с моей бедой, то отведешь и свою.

Горностай немного подумал, а потом спросил:

– Вы намекаете на то, что, если я не справлюсь, вы прикажете меня казнить?

Брат Взирающий попытался сдержать удивление, но все-таки быстрота реакции была в нем сильнее скрытности.

– Для варвара ты очень проницателен, – заметил он. – Где ты увидел подсказку?

– В сокровищнице моего опыта. Вы не первый, кто ставит мне подобное условие и предлагает либо победить, либо умереть вместе.

– Но ты еще жив. Значит, ты преуспел в подобных делах.

– Я готов взяться за ваше дело, но хочу прежде уточнить одну небольшую деталь.

– Если ты хочешь сказать, что тебе будет намного проще попросту меня убить, а потом попытаться ускользнуть от стражи, то для варвара ты рассуждаешь очень последовательно. С моей смертью мои проблемы действительно исчезнут.

– Почему вы решили, что я хотел сказать именно это?

– Потому что у меня есть похожие случаи в сокровищнице уже моего опыта. И я хочу предупредить тебя заранее – я этого не допущу. Потому что беда угрожает не только мне, но и всей моей семье! А это, как ты можешь догадаться, совсем другое дело.

– Вы зорко видите любую опасность и всегда начеку, – ответил Горностай. – Но в отношении меня вы ошибаетесь. Блуждания и битвы закалили меня, они сделали мои пути прямыми, а сердце – бесстрашным. Я с радостью помогу вам в вашей беде, но не из страха смерти. Причина в том, что я потому и хожу по городам, чтобы помогать страдающим и набираться опыта перед Небесным Турниром. Так что вам не стоит беспокоить стражу и слишком уж внимательно за мной присматривать. Это только стеснит мои действия. А теперь, прошу вас, расскажите, что же случилось с вами такое ужасное, с чем не может справиться даже десять тысяч верных солдат? Я сразу догадался, что, раз меня сразу привели на допрос, у вас есть для меня срочное дело.

И Брат Взирающий начал рассказ о страшном проклятии, которое обрушилось на его семью по никому не известной причине.

– Прежде население Поднебесной было редким, а вместо грамоты и счета завязывали узелки. Варвары не соблазнялись нашими богатствами, потому что не было никаких богатств, инструменты были простые, колесниц не знали вовсе. Хватало одного значка, чтобы занести в хронику события целого года. Мужчина был главным под открытым небом, женщина – внутри дома. Среди детей не различали сыновей и племянников. О совершенномудрых предках знали только имена. Во всей Поднебесной царило спокойствие, и никто никуда не стремился.

– Эти времена, – заметил Горностай, – давно уже закончились даже в тех местах, откуда я родом.

– Потом наступила эпоха великих правителей древности. Обуздали потоп и обустроили каналы, стали восхвалять ученых и осуждать преступников, награждать и казнить, принимали законы и соперничали с соседями. Возникли первые города, но они были простые и правильные, как военный лагерь. Столица была спроектирована как круг, вписанный в квадрат, повторяя в совершенстве и простоте саму Поднебесную. В столице жителей было немного, а из важных зданий там только дворец императора и дворцы высшей знати. Простота была благородна: в ремесленниках не нуждались и торговли не было. Установили монополию на соль и железо, стали собирать в закрома рис и медь. Установили алтари в честь предков и защитные ширмы против злых духов. Такой была жизнь в те времена, куда каждый хотел бы вернуться.

– Насчет себя я не уверен, но допускаю, что крестьянам такая жизнь бы понравилась.

– Зато то, что теперь творится, не нравится никому.

Люди расселились до берегов Четырех Морей, дороги протянулись до Четырех Пределов, монастыри выросли на каждой из Восьми Гор. Государи покорили варваров или изгнали их с лучших земель. Начали торговать шелком, и стало не хватать еды, начали возводить стены, и варвары мечтают за них проникнуть, начали возводить крепости, чтобы утвердить власть, но крепости превращались в многолюдные города, где не уследишь за тем, о чем говорят в трущобах. Мы зашли далеко на север и нашли здесь много свободной земли, но здесь не растет рис и бесполезна ирригация. Выращивают в этих местах пять злаков, разводят лошадей и быков, нрав у переселенцев строптив и непокорен. Как мог управлялся я с ними. Но со временем хаос ворвался и в мой собственный дом.