1. Удивительная школа мастера Сяо Ли

Туман накрывал горы, леса и дороги, так что Горностаю казалось, что он шагает через нарисованный пейзаж. Вот сейчас он пройдет еще немного – и в белесом небе покажется из-за высокого утеса столбик каллиграфических иероглифов, нарисованный прямо в воздухе…

Но из тумана выплывали навстречу только квадратные, со скругленными верхушками, плиты верстовых столбов, похожие на забытые надгробия.

А в лицо дышал сырой ветер.

Наконец, после поворота ему открылся вид на столицу уезда. И Горностай невольно остановился – этот город оказался неожиданно огромным.

Словно огромный пруд, город растекался по открывшейся долине, и казалось, что ему нет конца и квадрат длинных стен с башнями по углам едва его сдерживает.

Было заметно, что некогда этот город пытались строить по единому плану, можно было даже разглядеть шесть главных проспектов и низкие внутренние стены между районами. А уже внутри них – сплошная застройка, бесчисленное множество покатых крыш. Издалека они были похожи на дубовую кору.

От этого зрелища невольно пестрело в глазах, и только горный туман немного сглаживал впечатление от панорамы.

Горностай попытался разглядеть дворец губернатора, чтобы сориентироваться в этом хаосе. Но то тут, то там взгляд натыкался на большой дом какого-то большого человека, и каждый из них мог быть дворцом – еще из тех времен, когда город был только основан.

С тех пор – Горностай был уверен, что прошло всего лишь несколько столетий, – в городе стало больше влиятельных людей.

Но выросла ли вместе власть губернатора? Или осталась прежней и казалась теперь такой же маленькой, как его дворец на городской панораме?

Такое подозрение было. Но выводы делать еще рано.

К тому же в глубине души ему совсем не хотелось изучать и делать выводы. Какая разница, кто силен, а кто слаб в этом городе до тех пор, пока на его улицах не дошло до беспорядков?

Горностаю хотелось хотя бы в этот раз просто войти в город, осмотреться, закупиться припасами, узнать новости. Как делают это десятки тысяч других, обычных путешественников.

«Но у меня это, как всегда, не получится, – подумал Горностай, продолжая свой путь. – Слишком много силы я собрал».

Может быть, это и есть одна из причин, по которой участники не добираются до Небесного Турнира? Им просто надоедает решать чужие проблемы?

«В таком случае, – решил Горностай, – я буду идти до конца. Даже если на этом неведомом Небесном Турнире я окажусь единственным участником. Кто знает, может, испытания по дороге и есть часть Небесного Турнира?»

Если это так, то, получается, Небесный Турнир уже начался. А значит, и все, что должно случиться вместе с его началом, тоже начало проявляться в этом безбрежном мире.

Как же повезло жителям города, что они об этом не знают!

Его ступни уже ощутили, как дорога начала спускаться вниз. А взгляд отыскал нарядную башенку с красной черепицей, что венчала ближайшие городские ворота.

Конечно, все расстояния в горах обманчивы. Но и Горностай умел кое-что. Так что он собирался добраться до них вскоре после полудня.

Почему-то захотелось глотнуть красного чая. Желание налетело внезапно, как утренний ветерок, и теперь даже почти прямоугольные плиты почтовых столбов по обочинам казались похожими на плитки прессованного чая. Неутомимый путешественник гнал от себя этот непрошеный образ, но проклятые бодрящие плитки роились вокруг сознания, словно назойливые мухи.

Это несколько мешало логически мыслить.

Подошвы еще ощущали спуск, но голова понимала: идти осталось немного. Застава возле ворот была уже как на ладони. Огромные тяжеленные ворота, окованные бронзой, с двумя приземистыми башенками по сторонам. Построенные наспех, они едва ли выдержали бы серьезную осаду – но кто решится осаждать такой большой и влиятельный город?

Судя по движению на башнях, его тоже заметили. Запертые ворота выглядели почти неприступными, но Горностай не сбавлял шаг. Возможно, его не пропустят сразу, но обязательно заметят и выйдут навстречу.

И он не ошибся.

В воротах открылась калитка, снаружи совсем неразличимая. Вышли четыре стражника и капитан, в кожаных доспехах и с особыми копьями, которые правильнее было бы назвать даже не алебардой, а цзи, на местный манер. Такими неудобно действовать в помещении, но они хороши в открытом поле и чтобы сталкивать кого-то со стен. Как бы ни был противник искушен в фехтовании, такая штука просто не подпустит его достаточно близко.

Особенно если они действуют слаженно.

Стражники построились квадратом, а посередине стоял капитан. Его бамбуковое копье было скорее ритуальным, с красным флажком, а на шлеме поблескивала бронзовая кайма. Его лицо было серым и суровым, словно у хорошо откормленной сторожевой собаки.

Сразу видно, что они заподозрили в пришельце человека, искушенного в магических искусствах. И поэтому даже не пытались схватить – потому что понимали, что, скорее всего, так просто это сделать не получится.

Горностай тоже остановился. Он не мог, конечно, знать их мысли, но примерно представлял, кого они видят: долговязого, еще молодого на вид варвара с длинными, завязанными в хвост светлыми волосами, светлой кожей, в дорожной накидке и с посохом в руке. Одежда выглядит добротной, а перевязь дорожного мешка подложена широкими полосками ткани – однако странно, что такой зажиточный варвар от города к городу шагает пешком.

– Кто ты такой? – спросил капитан.

– Зовусь я Горностаем. Происхожу из северных варваров. Хожу по дорогам, стараюсь отыскать путь.

– Однако ты вызываешь подозрения.

– Что во мне подозрительного?

– У тебя неплохо отросшие и подозрительно чистые волосы, – произнес капитан.

– Блуждая среди рек и озер, всегда найдешь время, чтобы искупаться и помыться.

– Но сейчас раннее утро, а ты пришел издалека. Где и когда ты побрился?

– В походных условиях.

– Я тебе не верю.

– Если я скажу, что я достаточно овладел потоками жизненной энергии, что могу уже не тратить время на бритье, вы мне все равно не поверите.

– Разве с помощью внутренней алхимии это возможно?

– Если с помощью внутренней алхимии можно достичь бессмертия, то почему бы не достичь для начала свободы от необходимости бриться?

– Про бессмертных я слышал, а вот про мужчин, что обходятся без бритья, – нет, – заметил командир. – И в то же время мне очевидно, что ты не переодетая женщина. И на узколицых пустынных всадников, у которых не растет борода, ты не похож. Уж не заделался ли ты бессмертным?

– Все бессмертные с чего-то начинали.

– Если они вообще существуют.

– Но я же существую. И мои щеки гладко выбриты.

– Твое объяснение звучит странно.

– Предложите менее странное.

Офицер задумался. Было видно, что ему, военному в низком чине, дается это занятие нелегко. Наконец, он сказал:

– Возможно, ты демон.

– Ваша догадка может быть и верной, и неверной, – со спокойным достоинством ответил Горностай.

– Ты что – сам этого не знаешь?

– Это вопрос философский.

– Ну так пофилософствуй, если умеешь.

– Вся проблема в том, что мы не знаем, кого называем демонами, – со спокойным достоинством ответил Горностай. – По моему опыту, демонами называются существа, внешне похожие на людей, у которых внутренние энергии приняли совсем странные формы. Они далеки от обычного человека, но также далеки от бессмертия.

– Ты рассуждаешь со знанием дела, – заметил капитан.

Горностай подождал, но других слов не последовало. Тогда он ответил:

– Я не демон и никогда им не был. Напротив, я следую Пути. Пожалуй, делаю это даже более упорно, чем обычные люди. Потому могу понимать и демонов.

– И какое у тебя занятие? В какое сословие записан?

– Я следую Пути. Как варвар, я не достоин быть принятым в подданство того императора, которого признают в вашем городе. А значит, чин мне тоже не положен.

– В нашем государстве, несмотря на все неурядицы, нельзя просто следовать Пути. И в наш город запрещено пропускать безродных бродяг, у которых нет ни занятия, ни сословия. Даже разжалованный генерал становится крестьянином.

Горностай отметил про себя, что это совсем не мешает городу разрастаться. А потом спросил:

– И какое же сословие признает ваш город для чужеземцев вроде меня?

Он решил не упоминать Небесные Ворота – пользы от них не будет, только еще больше запутаемся.

– Невольники, разумеется, – все тем же суровым и бесстрастным голосом ответил капитан.

– В таком случае ближе всего к правде будет назвать меня ученым.

– И каков же твой ученый ранг?

Горностаю показалось, что в левое ухо укололо фальшивой нотой. Он знал это чувство: оно означало, что он опять не понимает каких-то реалий здешнего государственного устройства. Здешний язык уже давно был родным для нашего странника, но все равно наш герой постоянно попадал в какие-то неизведанные места вроде вот этого. Вроде бы ясно, что от него хотят, – и совершенно непонятно, как положено это делать.

– Вы хотите узнать, какие науки я изучаю? – осторожно спросил он.

– Я хочу узнать, чин какого ранга ты носишь и какая из Академий тебя в этот чин произвела? Раз ты ученый, то тебя должны были признать другие ученые.

– Я ученый бродячий. Нет у меня ни дома, ни Академии. К тому же, я слышал, после очередных беспорядков не все из столичных Академий уцелели.

– Тем выше уважение к мнению Академий уцелевших.

– Я еще не добрался до столицы. И продолжаю совершенствоваться в науках, пока я в пути. На языке моего народа таких называют независимыми экспертами. Но я был послушником в знаменитом монастыре, постигал там магию и алхимию. Там могут за меня поручиться, и даже свиток с печатью выдали.

– Странный выбор наук для ученого мужа, – капитан произнес это таким тоном, что стало ясно: свиток показывать ему бесполезно. – Не поэзия, не история, не математика. Я уверен, что даже каллиграфия была только боевая.

– Я постигал это все, чтобы путешествовать в безопасности. На дорогах сейчас тревожно, в каждом уезде какие-нибудь мятежники.

– И кому ты собирался служить с этими знаниями?

– Особенно никому. Я, признаться, с детства мечтал стать монахом, но только в традиции Просветленного.

Горностай не стал уточнять, что его детство прошло очень далеко отсюда – так далеко, что для просвещения тех мест потребовался другой Просветленный. Там, в немыслимо огромных городах, стояли многоэтажные дома, похожие на гигантские кирпичи, а добраться туда можно только через Небесные Врата в краю говорящих тигров, и никто не знает, когда они откроются в следующий раз.

Там началась его жизнь. Но после стольких лет и дорог те места все больше казались ему чем-то далеким, почти сказочным.

– И что же привлекало тебя в монашеской жизни? – продолжал капитан.

– Разве для вас это что-то значит?

– Твоя искренность, открытость и готовность отвечать на вопросы – вот что для меня много значит.

– Мне казалось, что это очень интересно: живешь среди тропической растительности, медитируешь, постигаешь Путь.

– Разве монахов интересует Путь?

– Всех интересует Путь.

– Но почему ты сам сейчас не ищешь Пути в монашеском уединении?

– Настоятель монастыря отказал мне в посвящении. Он сказал, что монахов сейчас избыток. А тот, кто ищет подлинного служения, пусть идет в мир. Я, конечно, возражал, говорил, что хочу быть ближе к учению. А он как отрезал: учение не заканчивается за воротами монастыря. И по ту, и по эту сторону стен учение остается совершенно таким же истинным. Я просил соизволения стать хотя бы бродячим монахом, чтобы носить рясу и вызывать меньше вопросов. Однако и в этом мне было отказано.

– Что это за монастырь такой, где так хорошо учат?

– Если это имеет значение – я обучался в монастыре Белой Лошади.

Горностай был уверен, что для капитана это название – пустой звук. Или что-то далекое и сказочное, вроде небесных садов. Вопросы государственного устройства были ему явно ближе, а монастыри оставались не больше чем частью государства.

Но капитан явно услышал что-то неподобающее. Он нахмурился и сурово произнес:

– Твой монастырь Белой Лошади – место сомнительное. В тех краях многие склоняются на сторону одного из мятежных генералов, разбойнику по имени Красная Панда. Ты что – связался с мятежниками?

– Такое вполне возможно, – Горностай никогда не спорил с военными: он еще в детстве усвоил, что победы в подобном споре не достичь, а вот проблемы неизбежны. – Я не расспрашивал других послушников о том, что они думают о мятежниках. Мои дни проходили в учении и тренировках.

– Плохо не то, что среди послушников попадаются сторонники мятежа, – сказал капитан. – Плохо то, что такие есть и среди администрации монастыря. Я не уверен насчет настоятеля, но сообщения об изменниках не оставляют ни малейших сомнений. Этот монастырь – гнездо измены!

– Нет причин удивляться тому, что мятежники Красных Повязок стремятся изучать пути военной стратегии, – осторожно ответил светловолосый. – За годы борьбы они должны были усвоить: если они не смогут превзойти своих противников – им не достигнуть победы. Вот и подбирают знания где придется.

– Понимаешь ли ты сам, насколько преуспели мятежники? – насмешливо осведомился командир. – Ты не мог не увидеть, когда путешествовал по нашим дорогам, – государство распалось. Путь утерян, благодать рассеялась. Мы живем в эпоху позора!

– Я не могу одобрить мятежников, но я могу их понять, – как можно спокойнее отвечал Горностай. – Полководец Красная Панда, я полагаю, планирует на исключительную глубину, до мятежа он был одним из самых прославленных полководцев. Его стратегия весьма разумна. Ему мало нанести войскам императора одно или два тяжелых поражения – он собирается одержать окончательную победу. Его подручные разделяют эту идею. Красные Повязки могут казаться почти варварами, но ими руководят люди искусные и проницательные, многие из них сами были офицерами императорской армии. Они знают, что полководец, который положился на грубую ошибку противника, – допускает грубую ошибку уже сам.

– Ты, я вижу, не зря обучался в монастыре. Усвоил кое-что из стратегии.

– Усвоил достаточно, чтобы защитить себя, и недостаточно, чтобы навредить вашему городу.

– Ты варвар. У тебя нет подданства, чина и прошлого.

– Если бы они у меня были, я не был бы варваром.

– Но есть ли способ нам проверить твои слова?

– Попробуйте испытать их делом.

Капитан не стал спорить. А просто подал едва заметный знак, который мог показаться просто случайным жестом. Но солдаты заметили и отреагировали заученным маневром.