«Вы снова мне звоните по ночам…»

 
Вы снова мне звоните по ночам
И с жаром о любви своей твердите.
Я сожалею, но ответить Вам
Я не могу, как Вы того хотите.
 
 
Прошла пора раздумий, слов и слёз,
Вернуться в прошлое я захочу едва ли.
И актуальность потерял вопрос
О том, кем друг для друга мы не стали.
 
 
И в потугах напрасной суеты,
Которую Вы породили сами,
Поймите: Ваши хлопоты пусты,
Прощайте, будьте счастливы, Бог с Вами!
 

«Звуки, запахи и цвет, лёгкое касанье взглядов…»

 
Звуки, запахи и цвет, лёгкое касанье взглядов,
Утвердительный ответ на вопрос, что не был задан.
Мыслей путаных аллюр: то мечтания под вечер,
То смятенье и сумбур в ожиданьи новой встречи…
 

Ирина Арсентьева

Бросить якорь…

Самое главное в жизни, на мой взгляд, – бросить якорь у своего берега.

Бывает – прибьётся ищущий лучшего места под солнцем к чужой земле, крутится, мечется. Вроде и место под солнцем нашёл, а места себе не находит. Не принимает его эта земля, как он ни старается. Чужак он, и чужаком на все времена останется!

Я на своей земле лежу, и в этом моё предназначение – лежать на своей земле, вернее, у её берегов… Имена Нахимова, Корнилова, Лазарева навеки связаны с этой землёй, пропитанной русской кровью…

Старым стал, часто ворчу в последнее время. Коррозия стала разъедать металл. Раньше хорошо было – устрицы, мидии, гребешки облепят – соли вообще не чувствую. Только мягкие ноги ползают по мне, массажируют старое тело. А теперь этих массажистов и не отыщешь.

Въехала как-то на днище одного судна из Японского моря дикарка рапана и с тех пор проживает в море на правах хозяйки. Вычистила всё дно, извела моих мягкотелых любимцев. Теперь вот от соли страдаю. И нет управы на эту рапану. Жили бы морские звёзды, я бы с ними давно договорился. Но им, видите ли, у нас в Чёрном море соли не хватает. А я от этой соли мучаюсь – коростами обрастаю. Водоросли одни только и радуют – после прилива много их на меня цепляется. Одна радость для старика…

А когда-то я тоже был молод и бодр…

Когда-то я был ни кем иным, а эскадренным 120-пушечным броненосцем Российского императорского флота!!! Слышите, как гордо звучит!!!

А родился я в 1835 году в городе Николаеве. Отец мой, полковник Воробьёв, немало сил положил, чтобы сделать своё детище совершенным. В 1838 году окрестили меня и дали при крещении имя «Три Святителя» в честь епископов-богословов первых веков христианства – Василия Великого, Иоанна Златоуста и Григория Богослова. У меня было два старших брата, носивших то же имя, что и я. В тот же год, сразу после крещения, спустили меня на воду и переправили из Николаева в порт тихого белоснежного города Севастополь, где прожил я до своего совершеннолетия, и где закончилась славная моя жизнь.

В те времена владычицей морей была Великобритания, и все её корабли носили исторические имена. Это было традицией английского флота давать кораблям имена исторические. А в России были иные традиции. Как узнало английское Адмиралтейство, что Российский флот строит новые корабли и планирует дать им названия двенадцати апостолов и трёх святителей, очень расстроилось и запаниковало, сосчитав до пятнадцати. Позже узнало, что имена «Три святителя» и «Двенадцать апостолов» получили только два судна, и успокоилось.

К моменту моего ввода в строй я считался не только сильнейшим кораблём Российского флота, но и всего мира. Меня вооружили четырьмя 12-дюймовыми и четырнадцатью 6-дюймовыми пушками, которые позже заменили четырьмя 8-дюймовыми. Водоизмещение я имел немалое – целых 13.300 тонн и был по тем временам совершенством роскоши, простора и уюта.

Офицерская кают-компания была отделана красным деревом и отличалась необыкновенным уютом – в ней была прекрасная мебель, библиотека и пианино. Нежную грустную мелодию слушали по вечерам матросы линкора и морские обитатели, которые не без страха подплывали к никелевой броне. Пеньковые канаты заменили на цепи, и они стали превосходным украшением борта.

Воевал я много, к военным действиям привык. Такая работа у военного – воевать. Но вот первый день учебной артиллерийской стрельбы боевыми снарядами помню до сих пор. До того времени я ни разу не слышал 12-дюймовых пушек, мал был. А тут показалось мне, что самый страшный гром не может сравниться с грохотом этого орудия. Наивным я был. Самый сильный звуковой эффект я испытывал только тогда, когда стрелял залпами весь борт корабля. Вот это сила! Вот это мощь!

Послужной список мой прост – «Участвовал в Крымской войне 1853 – 1856 г. г.» Вот такая биография – ничего примечательного, обычная биография военного. «Погиб во время первой обороны Севастополя».

11 сентября 1854 года поперёк фарватера, между Константиновской и Александровской батареями, были затоплены семь устаревших кораблей российского флота. Это решение было принято для того, «чтобы заградить вход неприятельским судам на рейд и тем самым спасти Севастополь», о чём доложил командованию П. С. Нахимов. В списке затопленных были «Сизополь», «Флора», «Уриил», «Силистрия», «Селафаил», «Варна» и я.

Экипажи этих судов вместе с корабельным вооружением пополнили ряды доблестных защитников города на бастионах, которые обручем окружали Севастополь.

В днищах всех кораблей были прорублены отверстия. Я погружался очень медленно и видел, как все они пошли ко дну. Даже после нескольких выстрелов в мою подводную часть я всё ещё держался на плаву. Икона «Трёх Святителей» в этот раз вновь защитила меня, как не раз это делала в боях.

Корабли противника вспарывали брюхо на острых шпилях красавцев линкоров, опустившихся на морское дно, и не было для военного картины прекраснее этого момента.

Всё, что от меня осталось после уничтожения в 1922 году, адмиралтейский якорь на цепях. Лежу теперь на побережье, ворчу по-стариковски, рассказываю о легендарной судьбе Флота Российского крабам и креветкам. Пользуясь случаем, и вам рассказал о том, что помню.

Ведь самое главное в жизни, по моему мнению, – бросить якорь у своего берега. Берега, пропитанного кровью… И отдать жизнь за этот берег…

Выше, сильней, быстрее…

Моему отцу, заслуженному учителю Каз ССР, мастеру спорта, заслуженному тренеру, посвящаю…

В тридцать седьмом Арсентий был ещё слишком мал, чтобы что-то помнить. Но он почему-то помнил.

Тогда отец вернулся с завода позднее обычного, был радостным и слегка возбуждённым. Арсентий это понял по отцовскому голосу, доносившемуся из-за стены с прибитым на неё бархатным ковриком, на котором среди лесных зарослей удобно разместилась семейка пятнистых оленей. Маленький оленёнок, по-видимому, только что рождённый, стоял на ещё слабых ножках, прижавшись к матери. Обычно Арсентий гладил пушистого оленёнка маленькой ладошкой, перебирая пальчиками ворсинки коврика, и сон медленно накрывал его своим тёплым мягким одеялом.

Но в ту ночь Арсентий долго не мог уснуть. Он гладил по очереди всех членов оленьего семейства, но сон так и не приходил к нему. Поэтому он слышал, как отец долго разговаривал с матерью. Сквозь шёпот до него доносились непонятные фразы – «повышение в должности», «начальник смены – это очень ответственно», «зарплата увеличится на двадцать рублей». Он тщетно пытался хотя бы как-то разобраться в том, о чём говорят родители, и уснул, так ничего и не поняв.

А утром дом наполнился громкими голосами, смехом старших братьев и сестёр, запахом каши и душистого свежего хлеба, принесённого матерью из булочной, которая находилась в соседнем доме. Вся семья начала торопливо собираться, и детям велели надеть самую красивую одежду. Арсентия облачили в матросский костюмчик с сине-белым полосатым воротником, а на голову нахлобучили беретик в тон. Все приготовления назывались одним трудным словом «воскресенье», и Арсентий, как ни старался, не смог его выговорить. «Воскресенье» – это значит, что будет парк с высокими деревьями и дорожками, по которым можно бежать быстро-быстро, карусели, мчащиеся по кругу под весёлую музыку, воздушные шарики и мороженое. Вкусное…

В это воскресенье отец купил Арсентию большой кожаный мяч. Он даже немного хрустел в руках. И ещё от него по-особенному пахло. «Выше, сильней, быстрее», – весело крикнул отец и подбросил мяч высоко-высоко. До самого неба…

Таким Арсентий запомнил отца – высоким, сильным и счастливым…

Несколько пунктов 58 статьи вычеркнули из памяти всё, что было до этой семейной трагедии. Арсентий лишился не только отца, но и детства. Стал неразговорчивым и ершистым. Об отце никогда не рассказывал, будто его и не существовало вовсе.

Десятилетним подростком Арсентия определили в спортивный интернат. Это случилось как раз после войны. Вероятно, это был единственный способ выжить и получить образование. Однажды, проделывая привычный путь от дома, который разрешалось посещать по воскресеньям, до интерната, Арсентию пришлось пробираться через глубокие сугробы. Он по пояс утопал в мягком белом снегу, засыпавшим все знакомые тропинки между высокими соснами за одну ночь. Он уже порядком устал и остановился на минутку, чтобы перевести дыхание. Холодный адреналин страха пробежал вдруг по его спине. Серые, неподвижные от злости глаза волка смотрели прямо в его, расширенные от неожиданности зрачки. Упав лицом в сугроб, он ни о чём не думал тогда. Просто упал и долго лежал в снегу неподвижно. «Выше, сильней, быстрее», – стучало его сердце голосом отца, отзываясь в висках. Именно это тогда и спасло ему жизнь. «Выше, сильней, быстрее»…

«Выше, сильней, быстрее», – скользят лезвия коньков, высекая ледовую пыль. «Выше, сильней, быстрее», – шепчет лыжня вслед уходящему спортсмену, дыша в спину клубами морозного воздуха. «Выше, сильней, быстрее», – мелькают спицы велосипеда, накручивая на колёса расплавленный солнцем асфальт. «Выше, сильней, быстрее», – колышется невесомая вода в бассейне, накрывая пловцов. «Выше, сильней, быстрее», – ячеистая корзина принимает мячи: оранжевые, словно солнца, отскочившие от щита. Это идут экзамены в Институте физкультуры и спорта.

«Выше, сильней, быстрее», не замечая травмы сустава, которая даст о себе знать много позже. А пока, превозмогая боль, выше, сильней, быстрее…

Арсентий знал Лиду давно, они жили по соседству, но близко знакомы не были. Лида была студенткой медицинского института и всё своё время посвящала учёбе. А тут устроили тренировочные сборы и соревнования по выполнению нормативов ГТО среди студенческих команд. Придумали разные этапы, в том числе оказать первую медицинскую помощь раненому. «Раненым» сразу решил стать Арсентий, выполнив все отведённые ему задания. Лежа на носилках и имитируя сложный перелом костей черепа, он наблюдал за быстрыми круговыми движениями бинта в ловких пальцах Лиды. «Выше, сильней, быстрее…», – бухает юношеское сердце и заходится в нахлынувшей радости от искусственного дыхания «рот в рот» через кусочек бинта, как положено по инструктажу…

Дочка сидит на шее Арсентия, свесив вниз тонкие длинные ножки. Они совершают восхождение в горы Абхазии. Сверху видно всё – и макушки деревьев, и солнце, и до облаков можно достать рукой. «Выше, сильней, быстрее», – шаг за шагом к заветной цели…