«„ДВР“ в своей работе сознательно пытается делать ставку на фотографию авторскую, художественную, не гнушаясь, безусловно, и хроникой… „ДВР“ № 4 со страничными вкладками – это тот путь, который нам ближе, – декларировала редакция свой принцип в одном из поздних номеров. – Фотограф – соавтор журнала. А журнал – соавтор фотографа».

По словам О. Немцовой, «общие концепции и детали дизайна придумывались всеми вместе… Воплощение всех этих идей в жизнь втроем-вчетвером, без машинисток, „завскладом“ и так далее граничило с фанатизмом». Вести такое натуральное хозяйство даже при тиражах «до 10 экземпляров» было весьма непросто, поэтому начиная с шестого номера журнал начал выходить в ксероксном варианте.

Помимо перехода к новым светокопировальным технологиям, № 6 ознаменовался качественно иным региональным охватом и явно выраженными признаками ухода из детства.

«Это легко – стебать, куда труднее найти выход из сложившейся ситуации, когда все приходится мерить на себя впервые, и ощущение от этого – такое же, какое у человека, всю жизнь сидевшего в темноте и впервые попавшего на солнце»^[21].

Иной региональный охват прежде всего был связан с появлением творческих контактов с киевской «Рок-Артелью», возникших вследствие поездки О. Немцовой «в Европу» в составе учительско-ученической делегации «по обмену опытом». Результатом обмена стали гастроли «Рабботы Хо» во Владивостоке и дальнейшие продуктивные отношения между «ДВР», киевским «Гучномовцем» и ивано-франковским журналом «Гей-Гоп» (проект «Восток-Запад»).

Помимо материалов, прямо или косвенно связанных с «Рабботой Хо», «ДВР» № 6 подробнейшим образом осветил поднимающий голову магаданский рок и события вильнюсского фестиваля «Литуаника-88». По словам редакции, «к этому времени „ДВР“ окончательно перестает быть печатным органом Владивостокского рок-клуба и все больше начинает становиться самим собой».

«Местная сцена, как это ни грустно, не заслуживала тогда глубокого внимания» (О. Немцова).

«Все проблемы шли оттого, что мы никогда всерьез не относились к тому, что делаем. Поэтому не было особых иллюзий в области того, чем мы занимались, в частности владивостокского рока. Но было очень сильное желание выдавать желаемое за действительное и тем самым подтягивать реальность до состояния этого мифа»^[22] (М. Немцов).

Два последующих номера, вышедших друг за другом с недельным интервалом a la «Досуг в Москве» явились логичным завершением второго периода в истории журнала – «периода Нелегального, но Бесплатного Ксерокса».

В журнале продолжается создание различных криптосоциальных структур^[23], публикуются уже упоминавшиеся «Письма из Хиппонии», произведение А. Демина «Книга про повадки разных зверей», размышления Э. Курятниковой о творчестве Ю. Морозова (дискуссии о котором велись в «ДВР» на протяжении целых четырех номеров).

Параллельно потихоньку были возведены в ранг местных рок-н-ролльных икон Дема, Дейв и Леня Бородин – первый справедливо избранный президент Владивостокского рок-клуба. Большая часть «Владивостокских хроника» как раз и была посвящена жизни и деятельности этих замечательных (не только по дальневосточным параметрам) людей.

Но настоящей миной замедленного действия стало погружение редакции в пучины советского панк-рока. Кроме уникального интервью с барабанщиком «Гражданской Обороны» Аркашей Климкиным (о всевозможных винтах группы и борьбе с гопниками), в «ДВР» № 8 был помещен отчет о дебюте группы «Коба» на владивостокской рок-сцене:

«Ник… всего-навсего свежим пивом полил себя и первый ряд, шваркнул бутылку о сцену и слегка порезал себе щеку зеленым бутылочным стеклом. Но зато он пел!

…Никогда еще у американского романтика XIX века Эдгара Аллана По не было столько поклонников в среде владивостокской молодежи. Его „Улялюм“, сопровождаемая белым шумом, исполняемым Кэролом на микрофоне, была встречена овацией, какой не провожали даже „Нам приходилось плевать на историю“, которую Ник посвятил рок-клубовской мафии»^[24].

Завершал панковский блок основополагающий материал О. Немцовой «К вопросу об эстетике панкам, который впоследствии был оценен автором в русле тезиса «филологи победили тусовщиков»:

«При нищете событий и отдаленности источников информации нам оставалось только одно: думать. Мы росли и росли, и вдруг, как-то незаметно, в „ДВР“ произошел резкий скачок от уровня фанзина до культурологического журнала».

Примерно в это же время происходит знакомство О. Немцовой с представителями московского андеграунда – в частности, с редакцией новорожденного журнала «Контр Культ Ур’а».

В узкие околоурлайтовские круги номера «ДВР» попадали по почте и, в общем-то, были достаточно хорошо известны. Тем не менее попытка О. Немцовой напрямую познакомиться с «Урлайтом» чуть не завершилась поражением одновременно с исторической фразой одного из редакторов журнала: «Ну и чего вы, девушка, собственно говоря, хотите?»

В результате процесс общения материализовался в издание двух последующих номеров «ДВР» в Москве на полиграфической базе «Контр Культ Ур’ы».

Эти выпуски были призваны познакомить с «ДВР» более широкую читательскую аудиторию; часть материалов была написана специально с общеобразовательными целями, часть (в № 9) – взята из предыдущих номеров. Автором дизайна обоих номеров был А. Волков («Контр Культ Ур’а»).

Из концептуальных редакторских программ того периода следует отметить два заявления, по традиции удачно дополняющих друг друга:

«От рок-музыки мы уже оттолкнулись двумя ногами, хотя она была нашей изначальной почвой»^[25].

«Мы решили в очередной раз интегрироваться в «рок-сцену» (которая не отпускает все равно). Нам ничего не остается, как пуститься по накатанной колее субъективной описательщины, так как это любимо с давних времен. Чего от нас и ждут, собственно говоря»^[26].

Оценивая «московский промежуток» развития «ДВР», Макс Немцов так прокомментировал данный этап: «В 9-м номере была статья «От Токио вверх и налево» – очень трогательная попытка синкретического мифа… Несколько лет подряд мы занимались подобным мифотворчеством, пока не начали уставать. Поэтому последние два года у нас прошли под знаменем полнейшей демифологизации».

Также характерным моментом для «ДВР» стало скрупулезное изучение серьезной англоязычной литературы и текущей западной рок-прессы. Все поздние номера журнала изобиловали художественными переводами М. Немцова – причем не только из свежих выпусков «Melody Maker», «New Musical Express» или «Time», но и эпохальными материалами Контр Культурного и культурологического плана (Robert Pirsig, Suzanne Sontag и др.).

…Одиннадцатый номер «ДВР» подвел закономерный итог пятилетнему развитию и обозначил новые творческие рубежи сотрудничества и внутренней организации материала в области прикладной культурологии.

Рок-часть этого выпуска^[27] содержала обзор череповецкого фестиваля «Рок-акустика» – в ходе его видеооператором «ДВР» Дмитрием Стрижковым^[28] был снят видеофильм, фрагменты которого впоследствии демонстрировались в «Программе А».

К концу 1990 года журнал по всем критериям вышел на мало кому доступный профессиональный уровень. Казалось, еще немного, и…

О. Немцова: «Мы переросли кустарный период и знали, чего хотим. После общения с „Контр Культ Ур’ой“ мы пошли своим путем и созрели для чего-то своего. Напрочь ушла тусовка, появилась серьезная редакторская и дизайнерская работа, халява свелась к минимуму… Если бы тогда кто-то вложил в нас деньги… Но… не случилось. Мы захлебнулись в проблемах».

М. Немцов: «Владивосток немножко не такой город, каким мы его пытаемся представить. Питерских революций в нем явно не будет, московского интеллектуализма тоже, как и свердловской музыки. Действительно, были у нас статьи о наличии в воздухе некоего „оттяжного начала“. Написано наполовину по наитию, ведь пощупать это не удавалось. Чувствовалось, что есть что-то такое. Перефразируя известное замечание, народ обладает тем рок-н-роллом, которого заслуживает. Последний „ДВР“ мы сделали тиражом 100 экземпляров. Всем давно стало понятно, что фраза „из всех искусств самым важным является рок-н-ролл“ – полный бред. И все, что к нему относится, не должно выходить большими тиражами. Если журнал, то 100 экземпляров вполне достаточно. Получилась неплохая подарочная штучка. Наше последнее „прости“. Ведь уже совершенно ясно, что время такого самиздата прошло»^[29].

Несмотря на проанонсированный в «ДВР» № 12 следующий выпуск, последнего не последовало. Беспримерная пятилетняя история журнала завершилась.

В 1992–1993 годах Ольга Немцова работала в фирме «FeeLee Records» и в «Программе А», а затем переехала в Санкт-Петербург; у Максима Немцова вышла книга-перевод «Тарантул» Боба Дилана, готовятся к изданию два эссе Олдоса Хаксли и «Нова экспресс» Уильяма Берроуза. Герои самиздата осваивают новые жизненные пространства…

ДИЛЕТАНТ

(и его приложение «Провинция»)

12 номеров: № 1 – 87 г., № 12–89 г., в средн. – 25 стр., тир. – 5 экз., маш. + граф. + фото/ксер.

Очень солидное и уважаемое издание владивостокских графоманов и политоманов. Иногда (не без помощи «ДВР») внутрижурнальная цензура пропускала небольшие рок-н-роллы.

ШТУЧКА

9 номеров: № 1 – авг. 1988 г., тир. – 5 экз.; № 9 – июль 1992 г., 40–70 стр., тир. – 30 экз.; маш. + комп. + фото + граф. + рукоп./ксер.

Ред.: Эллина Курятникова, Наталья «Барабашка» Баранова, Марина Голенева (фото), Слава «КПСС Жегалов (до № 4)

«Утром я проснулась с легким блэк-догом в голове и отправила всех на завтрак, сказав, что буду краситься».

Перед тобой, читатель, типичный фрагмент так называемого фестивального рок-репортажа, органично вписывающийся в контекст такого неординарного явления, как журнал «Штучка». Пожалуй, немного найдется в данной энциклопедии изданий, в которых живая девичья непосредственность была бы выражена столь самобытно. Прибавьте к этому адекватный содержанию героический изобразительный ряд – и вы получите нестрогие контуры одного из самых милых авторскому сердцу журналов.

…Идея создания «Штучки» зародилась в 1988 году, когда гастролировавший во Владивостоке Рикошет обозвал местную гордость – «ДВР» – «еще одним „Рокси“». Злые языки поговаривают, что «тогда „ДВР“ не был слишком заумным», но все же трио юных барышень, две из которых фотографы, а две – начинающие журналистки (sic!), решили организовать свой оппозиционный журнал.

Название сего музлитературного проекта было придумано Славой «КПСС» Жегаловым и создавало в дальнейшем широкое поле для разнообразных аллюзий и фантазий.

На самом старте «Штучка» вовсю пестрила необузданными тинейджерскими эмоциями на темы заезжих рок-знаменитостей («ЧайФ», «Алиса», «Раббота Хо») и повальным увлечением редакции «говорить о самом сокровенном через стебалово». В этот период ситуацию частично спасали умилительные карманные параметры издания и свежесть дизайнерских решений – дорогие цветные суперобложки дополнялись качественными фотоснимками, оригинальной графикой, наклейками и, позднее, разношрифтовым лазерным набором.

…Примерно после третьего номера Слава Жегалов отходит от издательского процесса, и журнал становится чисто дамским. «Женский ум лучше многих дум» – это как раз из данной оперы. Переболев тусовочным синдромом традиционных рок-репортажей, два основных автора – Лина Курятникова и Наташа Баранова – плавно меняют курс издания на «немалый тупой угол». Разнообразные стилистические эксперименты постепенно превращают лиричную девичью тетрадку с вклеенными фотографиями в нечто принципиально иное.

Исследование этого процесса выглядело в интерпретации самой редакции следующим образом:

«Товарищи! Мы – бабы. Это автоматически подразумевает, что эмпирическое восприятие у нас доминирует над рационалистическим осмыслением происходящего. Поэтому найти в „Штучке“ детальный анализ глобальных проблем чего бы то ни было – такая же безнадега, как искать в „ДВРе“ смешную статью. И поскольку читатель вынужден потреблять опосредованную информацию, наша задача сводится к тому, чтобы опосредовать ее как можно прикольнее».

Итак, после концептуального ухода от рок-публицистики на страницах поздней «Штучки» (№ 7–9) вовсю начинается разгул всевозможных форм свободной журналистики: обратные переводы с английского на русский (см. с. 720), стилистические пародии, публикации внутриредакционной полемики в форме «открытых писем» (см. с. 718) и фирменные коды к рассказам типа «не хочу больше писать».

Тем не менее на самом пике своего взлета журнал завершает активный выпуск номеров. Мы не будем останавливаться на экономических и идеологических причинах распада редакции, а лишь познакомим читателей с атмосферой рабочих моментов фотосъемки очередной заезжей рок-группы.

– Вова, ты бы не мог еще раз поваляться на сцене? А то мы не успели зарядить вспышку…

– Ладно. Валяться буду на «Шабенине». Будет «Сибирский тракт», а потом «Шабенина»… После второго куплета и буду валяться.

Так просто и доверчиво создавались шедевры визуального ряда журнала, снискавшего ему славу одного из самых трепетных изданий отечественного рок-самиздата.

ВАВИЛОН

Один номер: весна 92 г., 11 стр., тир. – 10 экз., комп. + фото/ ксер.

Ред.: В. Слабинский, П. Кушнарев

Буквально в тот самый момент, когда всех китов дальневосточного рок-самиздата вынесло мутной волной на твердый грунт материка и уже начинало казаться, что все романтическое в этой жизни безвозвратно уходит, на горизонте объявилась та самая воспетая БГ «молодая шпана».

Причем – в лучших традициях. Полная анонимность: некие загадочные школьники втихаря и без помпы зарядили новый журнальный проект, где в типичном вавилонском ключе «смешались в кучу кони, люди»…

Пока что «ЧайФ», Башлачев, «Сектор Газа», БГ и «Туманный Стон» стоят в журнале чуть ли не в одном ряду, а «Шабаш» оценивается как «самый крутой концерт за все время существования „Алисы“».

Не будем спорить: в конце концов, «Вавилон» – он и есть «Вавилон».

ВОРОКЕЖ

ВоРОКеж

4 номера: № 1 – янв., 88 г., 20 стр., № 4 – нач. 89 г., 20 стр., тир. 20 экз.

Ред.: Евгений Куцевич, Альберт «Красный Огурец» Попов

Помните ли вы, что наяривал в свое время на всяких там клавишах поляк Чеслав Немен? Да воронежские частушки, блин! «Елочки-сосеночки, зеленые-колючие, в Воронеже девчоночки веселые-певучие!»

Не знаю, как с девчоночками, но славные традиции легкого стеба нынче, похоже, в тех краях утеряны напрочь.

Вот и по нашему вопросу: «ВоРОКеж» – всего лишь очередное добросовестное околачивание местных пальм. Тщательное, по-видимому, с наилучшими намерениями, но тем не менее до смерти скучное.

ОК’ЭЙ, ЖЛОБ!

5 номеров: № 1 – авг. 89 г., № «О» 90 г., ксер., 20 экз.

Ред.: Евгений Куцевич, Альберт «Красный Огурец» Попов

«Жлоб», по утверждению В. И. Даля, – «житель Воронежской и Тамбовской губернии» (г. Липецк до 1956 года входил в Воронежскую область). Редакцией усиленно пропагандируются лидеры «жлоб-рока»: «Сектор Газа» и «Красный Огурец». Первые (если верить «Московскому комсомольцу») – наиболее записываемая в 91–92 годах в студиях звукозаписи группа, и этим все сказано. Что касается «Огурца», то это феномен «Гленн К. наоборот», то есть его музыкальная ипостась значительно веселее журналистской.

ГРИФ

Один номер: 90 г. 26 стр., тир. – 14 экз., комп.

Ред.: неизв.

Тоскливый рок-дайджест «для жлобов», безуспешно пытающийся ликвидировать массовую безграмотность в вопросе изучения жизненных биографий культовых фигур русского рока.

ВОСКРЕСЕНСК

ШТИРЛИЦ

Три номера: № 1 – апр. 91 г., 50 стр., тир. 50 экз.; № 3 – нач. 93 г., 80 стр., не тираж., комп. + рукоп. + граф. + фото + коллаж

Ред.: Алексей «И. Халин» Марков, Наталья «Марк Н.» Маркова (набор, дизайн), Юстас (сборный персонаж), Д. «Джон» Татаренко (графич. постеры), Анна «Энни Двуногая Смерть» Калинина (набор)

В начале девяностых годов это был чуть ли не единственный рок-журнал, редакция которого целенаправленно занималась сбором архивных материалов, прямо или косвенно связанных с жизнью и творчеством Яны Дягилевой, Умки и Александра Башлачева. В результате настойчивых поисков в распоряжении Алексея Маркова (экс-президент Воскресенского рок-клуба) и Натальи Марковой (лидер групп «Кухня Клауса» и «Двуречье») оказалась наиболее полная подборка статей, фото- и аудиоматериалов, текстов неизвестных и малоизвестных песен данных авторов.

Косвенным следствием подобных исследований стало создание специального номера, целиком посвященного творчеству Янки. Этот выпуск был подготовлен через несколько месяцев после ее смерти и, по определению редакции, возник «не из желания „делать журнал", а скорее как подсознательное стремление хоть как-то, хоть в чем-то „вещественно-материальном" оставить Янку здесь».

«Естественно, мы понимали, что она и без наших потуг обойдется, но…»

…Вступление к самому выпуску гласило, что «номер второй^[30] возник из печальной необходимости собрать под одну обложку хотя бы немногое из прессы, связанное с Яной при ее жизни, и то, что стало появляться после смерти». После смерти и впрямь «стало появляться» многое. Какие-то левые сборники, несуществующие альбомы, разговоры о «фактах биографии», «фестивали, приуроченные к дате» и т. д. и т. п. Как верно заметил один из журналов^[31], «такой андеграундный вариант того, что они сделали с Цоем».

На этом «выигрышном» фоне данный номер «Штирлица» (который, по оценке редакции, «не являлся концептуальным продолжением „Штирлица“ № 1») оказался одной из немногих честных попыток разобраться не только в том, «каким человеком была Янка», но и в самих себе – «встряхнуть основы», остановиться на бегу и оглядеться но сторонам.

«Что ж, видимо, так оно и должно быть – не сразу попадают в резонанс струнам коченеющие да костенеющие души наши. Пока их отогреешь, разбудишь, растормошишь… А очнулись – и больно стало: нет уже человечка. „Никогда“ и „навсегда“ переплелись своей страшной вязью, болотной осокой с камышами, тиной да ряской сошлись над головою…»